Jun 30, 2008 12:12
Гребаный режим электрического веника. Ощущение, что тебя без разрешения снимают в мультфильмах. И включается, сволочь, только по ночам и всегда не в ту сторону. Как если надо - кефир, а хочется кофе. Что в реализации бред: кефир противно, кофе - нельзя: чувства становятся - слова, просто потому, что так им проще выйти. Слова будут камешки: перекати во рту, сложи в узор. Или просто разожми руку - они могут сами - и могут - лучше. Не мешай.
Знаешь, я никогда не хотела быть девочкой. В детстве не-хотеть просто: сегодня я птица и кошка, и на дереве гнездо, завяжи-мне-бант, нарисуй-мне-крылья - кистью - я еще не умею - сама. В детстве все - легче, как, открывая модный журнал - мамин и нельзя помять - наперегонки с другой рукой, столь же маленькой, теплой - «это я» - мокрым шлепом по глянцу - в любую из, из, в сущности, одушевленных вешалок, вместо собственной красоты несущих зрителю знаковые платья. В детстве - шире в возможностях: деревом и камнем, зверем и вещью - однажды час висела в шкафу, желая стать дедушкиным пиджаком: чтобы ближе быть и говорить чаще - но не собой, не девочкой - никогда.
Дело даже не в платьях, что не носила, и не в куклах, которыми не играла. Дело в разрешительности. «Слезь с забора, ты же девочка.» «Девочки - аккуратные. С целыми коленками.» «Как ты себя ведешь. Посмотри на Дашу.» Привет, Даша, ты - мой кошмар.
Даша-умница, белокожая, веселая - всегда в меру! - и зеленоглазая, Даша-спокойная, плавная, как нечасто умеют дети, Даша-правильная, Даша-в-юбках, Даша-в-гольфах. Даша ладная, округлая, с локоточками, ямочками, коленками - лет за шесть до цветаевской прозы - Даша: прелесть и чудо. Первый перламутровый лак, первые каблуки, первая модельная стрижка. Девяти-десятилетняя девушка, маминой рукой вырвавшая из возрастного блокнота мучительную стадию гадкого утенка - до начала ее. Второй поздний ребенок - ребенок-хочу, как первый - ребенок-добиться. (Бледный золотоволосый мальчик, одержимый книгами, репетиторами, олимпиадами, медалями, МГИМО и Оксфордом. Надеюсь, ты был ими счастлив.) Хочу-органичное, так тонко совпавшее в матери и дочери, не травматичное, ставшее естественным, «хочу», подарившее нам тебя как дивный, экзотический цветок - и земля одна и ветер, но не растет же больше такое - посмотри.
И было удивление - не только мое - и пара неудачных попыток подражания, и брови, приподнятые им: узоры карандашом и настроение - зеркально... Но не могу - так. Мое эстетство - лучший антидот зависти: любовалась тобой было удовольствием - и новым, и редким, поверь. Мы выросли бок к боку, нос к носу. Ты - мое портативное летнее зеркало, зеркало взросления, пленка, последовательно запечатлевшая то, чем я не могу стать.
«А Даша... Даша в Германии», - вездесущая соседка горбится, прихлебывая чай: все - про всех - при всех. О, маленькие городки - при-городки - ненависть моя, нетерпения невозможность, личную жизнь сделавшие словесным лишь оборотом: «Замуж вышла в январе, в июне-мае уже - родит. Если доносит, конечно - совсем плохо ходит». Вычеркиваю. У меня было немного друзей - там, хотя - их нигде не бывает много, и они исчезают один за одним, отступая бесшумно в туман и в память. «Лиза, мама, плакала, так плакала: ведь не вернется же. Точно говорю - нет». Вычеркиваю. Жаль - у меня не осталось ни одной твоей фотографии.