Вторая зрелость 8 июля Окончание
Вторая зрелость 8 июля Окончание
8 июля
Что? Что дóлжно понять? Смотреть, смотреть в высокую крону, подняв прямые ладони. Душа проснулась. Сейчас, сейчас-сейчас... близко. Во-от! Знаю. Новые мысли. Почему-то для Юрса.
Она подходила снизу, Юрс не видел ее, он смотрел куда-то перед собой, освещенный ровным светом восхода. Сейчас она скажет. Признавать поэта надо при жизни.
- О, Юрс! - она встала перед его лицом, невесомая от мыслей, с разгоревшимся румянцем. - Эти леса, туманы, травы, Юрс! ждут своего возвышения через твою поэзию. Своим присутствием ты освящаешь их.
- Это они сказали?
- Да.
… Так. Время. Алая тенниска, бриджи цвета сливок с кнопками ниже колена, пресловутая черная сумка у порога. Пучки сухих трав, сборники стихов, опрятная стопка одеял, в сумрачной помывочной - деревянные кадки, ковши, голубая бочка с водой, березовые веники по обструганным стенкам, в парной красная кирпичная печь, кран, полки. Вот они и пролетели, три неизвестных дня. Аннета присела «на дорожку». Спасибо и прощайте.
Солнечные лучи щедро освещали широкий стол.
- На посошок, геолог? Снимай зарок. По маленькой.
- Можно.
Три полные стопки сдвинулись и были тотчас запечатлены объективом.
- С богом!
Лучезарное счастье, разлюли-малина, и всего-то по тридцать граммов! Безотказный способ. По-уму - это чтобы не больно.
И сразу пошли, волоча сумку. Для паркета, для паркета.
Машина пофыркивала. Возле нее ожидал Роман, высокий, славный. Аннета приблизилась, бережно, легонько обвила его шею, одаряя, утоляя нечто неназванное, что провеяло между ними. И он привлек ее, на мгновение, у талии, ближе к бедрам. Все.
Уложили сумку в багажник, хлопнули дверцами. В путь.
- Не сердитесь, - сидя справа, Аннета улыбнулась с уверенностью красивой женщины.- Мы немножко приняли.
- Святое дело.
В последний раз нырнули в лес, поехали вдоль озера, сверкавшего огоньками сквозь кустарник, все дальше, дальше от места, где прокипел кусок жизни и где будет больно, если вдруг вернёшься.
- Отдыхает твоя сумка, - старая песня Марта.
Оно не покидало его, ярко-ужасное терзание на желтой дороге, оно разрушало его. Своими шуточками он доискивался знака, что всё неспроста, что все осознано: его ужас, его благородство, внятно ли ей, что он пережил? Если нет, то лететь с одним крылом.
- No comment! Достал меня с этой сумкой! - и, оглянувшись к заднему сидению, добавила раздельно, мол, знай, друг, всё понято. - Я тебе хоть слово сказала?
- Нет, - веско ответил он.
Объяснились.
А магазин был открыт. Тася поджидала. Истинное уважение! К Юрсу, конечно, его любят. В Москве такое немыслимо. Разлили шампанское, и еще разок. Тут же находился молодой мужчина с мягкой улыбкой, с хвостиком волос на затылке - здешний поп без храма, сам по себе окормляющий паству: крестины, отпевание.
Побеседовали.
- Что ты с ним разговариваешь, отойди - Юрс оттащил ее за руку. - Он расстрига. Его здесь не любят.
- Мне интересно. Я художник, Юрс.
Отец Александр умильно улыбался.
- Как рассердился! Совсем расстроился человек. Спасибо вам за умную добрую речь. Для меня это благая весть.
Аннете хотелось еще повыспрашивать священника, понять его жизнь, но не против же Юрса! Строптивость ее сверкнула сталью и приугасла.
Посидели на лавке. Все по-уму. Душа не страждет, обезболивающее работает, чтобы успеть насладиться друг другом в последний раз.
- Смотри на меня. Вот, хорошо.
- Ах, Март… ну что ты нашел? Вот на той фотографии...
Он даже хлопнул себя по бедрам и почти закричал.
- Опять! Да сейчас ты лучше! Ты себя не видишь. А на фотографии - твоя дочь, ей до тебя пахать да пахать.
Вот. Как он нашел эти слова?
- Хороший ты мужик, - она прижала ладони к его ушам и близко-близко заглянула в голубые глаза.
Он молчал. Хорошие мужики немногословны в такие минуты.
Пора. Вышли на шоссе. Широкий простор так и набросился на них.
- Какие дали!
- А мы не замечаем, - застенчиво улыбнулся тасин сынок.- Живем и живем.
Его милые табуретки с ягодой и вениками у шоссе…
Весело, не больно. Способ держал, как стоп-кран.
- Когда еще ко мне приедешь?
- Как-нибудь.
- Буду ждать.
Ага-а!
Автобуса не было. Все посерьёзнели, тревога просквозила по душам. И тут-то он и появился, чистый, современный, с большими окнами.
Последнее прости. Всё.
Мокрые глаза до самого вокзала.
Москва. Солнце в дыму, черные головы мигрантов. Широкое крыльцо, где встретились с Мартом. Сердце так и ощипнуло.
Они звонили.
- Как добралась?
- Хорошо. Как вы?
- Мы вчера напились. Сейчас откисаем.
Им больнее. У мужчин нет нашей защиты.
- Ты нас высветлила. Знай.
- Спасибо.
- Погорячилась с отъездом. Мы идем раков ловить.
Мальчики, мальчики.
Они звонили днем и ночью.
Наконец, удостоил вниманием Грос.
- Ребята тобой не нахвалятся. Я рад. Мы переживали в Нижнем буфете.
- Незабываемо, Гросенька. Так замечательно, что и слов нет, и глаза на мокром месте.
- Ладно, коли так. Теперь слушай. Мы заглянули в анкету, у тебя же юбилей на пороге! Давай-ка отметим в Нижнем буфете, всех пригласим, поговорим, поздравим. В подарок тиснем отзывы о творчестве там и сям.
Холод облил ее с головы до пят, все закружилось, закачалось.
- Ничего не надо.
- Почему? Союз писателей поможет.
- Это мое личное дело
- Ну, смотри. Мы хотели как лучше.
Звонки оборвались.
C’est la vie.
Месяца через два душа справилась. Боль отошла, тогда же матрица «возраст» обсыпалась, как короста. Личная битва, третий путь. Жизнь не озабочена нашими химерами, или ты изменяйся, или пеняй на себя, лишней энергии во Вселенной нет. Никогда больше не держала Аннета фотографию в сумочке и не скрывала возраста, потому что его не было. Жизнь вершилась, словно высокий простор в летний день.
Благодарю за внимание. Полностью читать на сайте.
Лето - 2012
http://astra.web-bib.ru/
8 июля
Что? Что дóлжно понять? Смотреть, смотреть в высокую крону, подняв прямые ладони. Душа проснулась. Сейчас, сейчас-сейчас... близко. Во-от! Знаю. Новые мысли. Почему-то для Юрса.
Она подходила снизу, Юрс не видел ее, он смотрел куда-то перед собой, освещенный ровным светом восхода. Сейчас она скажет. Признавать поэта надо при жизни.
- О, Юрс! - она встала перед его лицом, невесомая от мыслей, с разгоревшимся румянцем. - Эти леса, туманы, травы, Юрс! ждут своего возвышения через твою поэзию. Своим присутствием ты освящаешь их.
- Это они сказали?
- Да.
… Так. Время. Алая тенниска, бриджи цвета сливок с кнопками ниже колена, пресловутая черная сумка у порога. Пучки сухих трав, сборники стихов, опрятная стопка одеял, в сумрачной помывочной - деревянные кадки, ковши, голубая бочка с водой, березовые веники по обструганным стенкам, в парной красная кирпичная печь, кран, полки. Вот они и пролетели, три неизвестных дня. Аннета присела «на дорожку». Спасибо и прощайте.
Солнечные лучи щедро освещали широкий стол.
- На посошок, геолог? Снимай зарок. По маленькой.
- Можно.
Три полные стопки сдвинулись и были тотчас запечатлены объективом.
- С богом!
Лучезарное счастье, разлюли-малина, и всего-то по тридцать граммов! Безотказный способ. По-уму - это чтобы не больно.
И сразу пошли, волоча сумку. Для паркета, для паркета.
Машина пофыркивала. Возле нее ожидал Роман, высокий, славный. Аннета приблизилась, бережно, легонько обвила его шею, одаряя, утоляя нечто неназванное, что провеяло между ними. И он привлек ее, на мгновение, у талии, ближе к бедрам. Все.
Уложили сумку в багажник, хлопнули дверцами. В путь.
- Не сердитесь, - сидя справа, Аннета улыбнулась с уверенностью красивой женщины.- Мы немножко приняли.
- Святое дело.
В последний раз нырнули в лес, поехали вдоль озера, сверкавшего огоньками сквозь кустарник, все дальше, дальше от места, где прокипел кусок жизни и где будет больно, если вдруг вернёшься.
- Отдыхает твоя сумка, - старая песня Марта.
Оно не покидало его, ярко-ужасное терзание на желтой дороге, оно разрушало его. Своими шуточками он доискивался знака, что всё неспроста, что все осознано: его ужас, его благородство, внятно ли ей, что он пережил? Если нет, то лететь с одним крылом.
- No comment! Достал меня с этой сумкой! - и, оглянувшись к заднему сидению, добавила раздельно, мол, знай, друг, всё понято. - Я тебе хоть слово сказала?
- Нет, - веско ответил он.
Объяснились.
А магазин был открыт. Тася поджидала. Истинное уважение! К Юрсу, конечно, его любят. В Москве такое немыслимо. Разлили шампанское, и еще разок. Тут же находился молодой мужчина с мягкой улыбкой, с хвостиком волос на затылке - здешний поп без храма, сам по себе окормляющий паству: крестины, отпевание.
Побеседовали.
- Что ты с ним разговариваешь, отойди - Юрс оттащил ее за руку. - Он расстрига. Его здесь не любят.
- Мне интересно. Я художник, Юрс.
Отец Александр умильно улыбался.
- Как рассердился! Совсем расстроился человек. Спасибо вам за умную добрую речь. Для меня это благая весть.
Аннете хотелось еще повыспрашивать священника, понять его жизнь, но не против же Юрса! Строптивость ее сверкнула сталью и приугасла.
Посидели на лавке. Все по-уму. Душа не страждет, обезболивающее работает, чтобы успеть насладиться друг другом в последний раз.
- Смотри на меня. Вот, хорошо.
- Ах, Март… ну что ты нашел? Вот на той фотографии...
Он даже хлопнул себя по бедрам и почти закричал.
- Опять! Да сейчас ты лучше! Ты себя не видишь. А на фотографии - твоя дочь, ей до тебя пахать да пахать.
Вот. Как он нашел эти слова?
- Хороший ты мужик, - она прижала ладони к его ушам и близко-близко заглянула в голубые глаза.
Он молчал. Хорошие мужики немногословны в такие минуты.
Пора. Вышли на шоссе. Широкий простор так и набросился на них.
- Какие дали!
- А мы не замечаем, - застенчиво улыбнулся тасин сынок.- Живем и живем.
Его милые табуретки с ягодой и вениками у шоссе…
Весело, не больно. Способ держал, как стоп-кран.
- Когда еще ко мне приедешь?
- Как-нибудь.
- Буду ждать.
Ага-а!
Автобуса не было. Все посерьёзнели, тревога просквозила по душам. И тут-то он и появился, чистый, современный, с большими окнами.
Последнее прости. Всё.
Мокрые глаза до самого вокзала.
Москва. Солнце в дыму, черные головы мигрантов. Широкое крыльцо, где встретились с Мартом. Сердце так и ощипнуло.
Они звонили.
- Как добралась?
- Хорошо. Как вы?
- Мы вчера напились. Сейчас откисаем.
Им больнее. У мужчин нет нашей защиты.
- Ты нас высветлила. Знай.
- Спасибо.
- Погорячилась с отъездом. Мы идем раков ловить.
Мальчики, мальчики.
Они звонили днем и ночью.
Наконец, удостоил вниманием Грос.
- Ребята тобой не нахвалятся. Я рад. Мы переживали в Нижнем буфете.
- Незабываемо, Гросенька. Так замечательно, что и слов нет, и глаза на мокром месте.
- Ладно, коли так. Теперь слушай. Мы заглянули в анкету, у тебя же юбилей на пороге! Давай-ка отметим в Нижнем буфете, всех пригласим, поговорим, поздравим. В подарок тиснем отзывы о творчестве там и сям.
Холод облил ее с головы до пят, все закружилось, закачалось.
- Ничего не надо.
- Почему? Союз писателей поможет.
- Это мое личное дело
- Ну, смотри. Мы хотели как лучше.
Звонки оборвались.
C’est la vie.
Месяца через два душа справилась. Боль отошла, тогда же матрица «возраст» обсыпалась, как короста. Личная битва, третий путь. Жизнь не озабочена нашими химерами, или ты изменяйся, или пеняй на себя, лишней энергии во Вселенной нет. Никогда больше не держала Аннета фотографию в сумочке и не скрывала возраста, потому что его не было. Жизнь вершилась, словно высокий простор в летний день.
Благодарю за внимание. Полностью читать на сайте.
Лето - 2012
http://astra.web-bib.ru/