очередных сказок
Жила-была проститутка. Не старая, не молодая, не страшная, не красавица. Нормальная. Если вы понимаете, конечно, что я имею в виду под словом "нормальная проститутка". Была у нее только одна необыкновенность (если бы она была совсем обыкновенной, про нее интереснее было бы писать уголовное дело). Она мечтала стать звездой.
Нет-нет-нет, вы меня неправильно поняли. Она не приехала в Лос-Анджелес с дикого-дикого Запада, чтобы грудью проложить себе дорогу в Голливуд, и не спала с новыми русскими, и не танцевала стриптиз, после пяти попыток все еще надеясь на Щуку, или Щепку, или что-там-еЩе. Она просто хотела стать звездой. Чтобы по ночам освещать крышы и серебрить снег на ветках. Чтобы до земли ее холодный свет долетал через миллиарды лет - так далеко она хотела быть от своей улицы с двадцатью подвальными и одним чердачным окошком.
Кстати, за этим самым окошком жил обыкновенный сапожник. С грязными ногтями и чистым сердцем. Каждый раз, когда он смотрел по ночам из своего окна, он видел маленькую фигурку проститутки далеко внизу. И каждый раз думал, что надо бы спуститься вниз и пригласить ее на чай - холодно же. А потом смущался: как это - проститутку на чай? Неудобно. Что - выпьет она чай и уйдет? А вдруг с ней нужно будет... ну... того... раз уж он ее пригласил к себе? А потом, наверное, надо будет заплатить - чаем же тогда не отделаешься...
Так они и ходили всю ночь: проститутка - по улице, глядя вверх на звезды - уж больно холодно было внизу. А сапожник по своей комнате. И думал, думал: пригласить ее на чай или нет? пригласить или нет? И когда он уже совсем решал про себя, что да, пригласить, - начиналось утро, и проститутка уходила домой. Греться и спать. А следующей ночью повторялось то же самое.
...Так она и не дождалась, пока добрая душа сапожника перевесит его робость. Она умерла в своей подвальной комнатушке в конце декабря от простуды. В ту ночь над чердаком сапожника зажглась новая звезда - но он ее не заметил, потому что к нему в гости пришла молоденькая булочница из дома напротив. Они пили чай с булочками, а в полночь она дала ему то, что он мечтал получить от женщины, причем совершенно бесплатно. Ведь было Рождество - а накопленные за целый год мечты должны хоть когда-то сбываться.
Нет-нет-нет, вы меня неправильно поняли. Она не приехала в Лос-Анджелес с дикого-дикого Запада, чтобы грудью проложить себе дорогу в Голливуд, и не спала с новыми русскими, и не танцевала стриптиз, после пяти попыток все еще надеясь на Щуку, или Щепку, или что-там-еЩе. Она просто хотела стать звездой. Чтобы по ночам освещать крышы и серебрить снег на ветках. Чтобы до земли ее холодный свет долетал через миллиарды лет - так далеко она хотела быть от своей улицы с двадцатью подвальными и одним чердачным окошком.
Кстати, за этим самым окошком жил обыкновенный сапожник. С грязными ногтями и чистым сердцем. Каждый раз, когда он смотрел по ночам из своего окна, он видел маленькую фигурку проститутки далеко внизу. И каждый раз думал, что надо бы спуститься вниз и пригласить ее на чай - холодно же. А потом смущался: как это - проститутку на чай? Неудобно. Что - выпьет она чай и уйдет? А вдруг с ней нужно будет... ну... того... раз уж он ее пригласил к себе? А потом, наверное, надо будет заплатить - чаем же тогда не отделаешься...
Так они и ходили всю ночь: проститутка - по улице, глядя вверх на звезды - уж больно холодно было внизу. А сапожник по своей комнате. И думал, думал: пригласить ее на чай или нет? пригласить или нет? И когда он уже совсем решал про себя, что да, пригласить, - начиналось утро, и проститутка уходила домой. Греться и спать. А следующей ночью повторялось то же самое.
...Так она и не дождалась, пока добрая душа сапожника перевесит его робость. Она умерла в своей подвальной комнатушке в конце декабря от простуды. В ту ночь над чердаком сапожника зажглась новая звезда - но он ее не заметил, потому что к нему в гости пришла молоденькая булочница из дома напротив. Они пили чай с булочками, а в полночь она дала ему то, что он мечтал получить от женщины, причем совершенно бесплатно. Ведь было Рождество - а накопленные за целый год мечты должны хоть когда-то сбываться.