НАРРАТИВЫ И ЖИЗНЬ: РАССКАЗЫВАЯ СЕБЕ СВОЮ ИСТОРИЮ
- Старик, отчего ты сидишь здесь?
- Да вот, рассказываю себе свою историю...
(« Сказание о Мушкиле Гуше»)
Мы организуем наш опыт и память в основном в форме нарративов (повествований). …Нарратив не просто отображает и имитирует жизнь, он ее выстраивает. …Жизнь, вероятно, самое большое произведение искусства, которое мы творим.
(Джером Брунер, основоположник нарративной психологии)
Меня иногда спрашивают: и все же, суфизм - это вероучение или психология? Следуя по стопам Винни-Пуха, одним махом деконструировавшего бинер мышления, я отвечаю: «И то, и другое!» Ибо, что ни говори, сакральный ведмед нашего детства прав: мёд сгущенкой не испортишь. Как и изучение юнгианской психологии в современных духовных семинариях не мешает последующему отправлению культа их выпускниками.
И все же... Суфизм - не вероучение и не психология, хотя ни тот, ни другой элементы ему не чужды. Суфии не ставят психотерапевтические заплатки на пошатнувшиеся самости, не просят верить им и не убеждают: они обучают путем создания переживания, помогающего человеку перейти на другой уровень мышления. В этом процессе используется все, что работает: обучающие истории, сказки и даже анекдоты. Метод напоминает процедуру, которую современные психологи называют символодрамой, хотя и не тождествен ей. Подобное обучение может быть похоже на развлечение и игру, но ожившие символы - не самоцель, а инструмент, снимающий контроль Эго.
Зачем в обучении нужны аллегории? Отчего бы не сказать человеку прямым текстом, что ему следует изменить в себе? Затем, что мы себя не знаем. Многие из Собеседников убедились в этом, пройдя через опыт путешествия в стране Нигделандии. А почему мы не знаем себя? Потому что не хотим. А если вдруг узнаем, то старательно скрываем обнаруженное за самообманом, потому что так удобнее - не нужно меняться. Символодрама просачивается сквозь завесу самообмана, поскольку разыгрывается с использованием особого языка архетипов, хорошо считываемого сущностью. Развивая активное воображение, можно не только понимать этот язык, но и передавать сообщения внутреннему существу.
Нет лучшего способа освоить какой-то из земных языков, чем погрузиться в реалии той страны, где говорят на нем, не так ли? Архетипы обучающих сказок - мудрые старцы, чудища, прекрасные девы и менестрели, джинны, волшебные сады, замки, дворцы, сокровища и многое, многое другое - своего рода язык или код. При помощи данного кода расшифровываются и передаются послания внутреннему существу, и чтобы его понимать и говорить на нем, требуются некоторый навык и истинное воображение.
Сказки Шахерезады
Использование кодов-образов - способ обойти контроль и цензуру Эго (Командующего Я) и войти в контакт с импульсами, которые им подавляются. Войти в контакт - значит осознать. Это и есть «рассказывание себе своей истории». Настоящей истории, не самообманной. Как писал психиатр Карл Юнг, «сознание может познать бессознательное лишь в той мере, в какой последнее будет осознано». Или, как то же самое выразил суфийский Учитель Омар Али-Шах: «Нельзя разрезать кусок мяса, пока не развернешь его из множества слоев того, во что его завернули».
Взаимодействие со сказками и притчами заставляет человека временно отказаться от инструмента Командующего Я - дискурсивного мышления - и дать свободу мыслеобразам. Это не всем дается легко, особенно если истинное воображение подавлено деятельностью доминирующего (левого) полушария мозга. Профессор психологии Стэнфордского университета Роберт Орнштейн, внесший значительный вклад в исследования различия функций правого и левого полушарий, утверждал, что обучающие истории помогают объединить линейный и нелинейный способы мышления. Будучи другом и учеником Идриса Шаха, он включил много суфийских историй в поздние издания своего труда «Психология сознания».
Я знаю немало людей, испытывающих психологический барьер при работе с обучающими сказками, однако это препятствие не является непреодолимым. Дремлющую в нас способность целостного восприятия можно восстановить, рассказывая и изучая истории в составе правильно подобранной группы, где хотя бы часть людей обладает даром взаимодействия с внутренними образами. Для последних усвоение новых паттернов мышления при помощи притч и сказок является наиболее быстрым, и они передают эту способность другим участникам в почти химическом процессе обмена или осмоса.
Навык образного выражения мыслей полезен не только для внутреннего развития, но и как способ более успешной коммуникации в обычной жизни.
...Когда я сталкиваюсь со сложным вопросом и понимаю, что между мной и собеседником лежит пропасть обусловленности, а прямой ответ будет с ходу отвергнут цензором Эго, я не раздумывая перехожу на язык фабул. Нередко это единственный способ доставить послание по адресу, особенно когда речь идет о деликатных материях, так как фронтальное наступление на защитные механизмы Эго вызывает такую же фронтальную оборону. Поместив между двумя противостоящими элементами Третий Фактор в виде истории или метафоры, можно создать фильтр, позволяющий на некоторое время снять действие защитных механизмов Эго и передать послание.
Мои Собеседники, наверное, заметили, что, когда дискуссия в комментариях в Журнале переходит в диспут, а диспут заходит в тупик, нас выручают притчи о Ходже Насреддине. По моему опыту, Насреддин - идеальный посредник, ведь анекдоты о нем никогда не имеют однозначного толкования. Командующее Я не знает, что делать под воздействием анекдота: атаковать, защищаться или просто смеяться... и приходит в замешательство :) Поскольку оппонент вроде бы не может квалифицировать шутки о Насреддине как прямой афронт или очередной вызов, дискуссия как-то притихает или переключается на обсуждение самой притчи.
А это как раз то, что нам нужно!
Насреддин и весы. Иллюстрация Стефана Турка
От спора почти никогда нет пользы ни одной из противоположных сторон, тогда как истории о Насреддине несут суфийскую бараку (благодать) всем, кто их рассказывает и слушает. Слова достигают лишь ушей, а образы входят в сердце. Оттуда они продолжают работать в схожих ситуациях в будущем...
Традиция Знания с незапамятных времен применяла в исцелении и трансформации мышления универсальные нарративы, затрагивающие общечеловеческие архетипические слои сознания. Большинство из таких устных инструментов со временем приняли форму легенд, сказок или притч. Одна из историй подобного рода хорошо знакома моим Друзьям по Традиции, а также многим Собеседникам, поскольку я часто ссылаюсь на нее. Это суфийское « Сказание о Мушкиле Гуше» - таинственном элементе мироздания, разрешающем трудности.
Работа с такими историями, особенно если она происходит внутри группы и в присутствии определенных людей, действительно помогает в разрешении проблем, поскольку главный источник трудностей - в нашем сознании. (Там же находится и источник их разрешения). В одном из эпизодов «Сказания о Мушкиле Гуше» главный персонаж, старый дровосек, рассказывая сам себе свою историю, открывает возможность изменения своей достаточно убогой жизни.
Универсальные нарративы, подобные сказке о Мушкиле Гуше, составлены так, что никогда не ограничены одной-единственной «моралью» или интерпретацией, но всегда остаются открытыми для толкования. Многим такие истории кажутся непонятными, нелепыми или нескладными. Они - «вещь в себе», пробный камень, и в этом их роль - они раскрывают нам нечто о нас самих. Идрис Шах писал, что подлинная суть того, как суфийские обучающие истории изменяют сознание, «столь «иноземна» для современного западного мира, что невозможно подобрать технические термины для его описания» (И.Шах. «Караван сновидений»).
Я думаю, что уже не совсем иноземна. Западная психология приближается к сути суфийского подхода через одно из своих направлений, известное как нарративный метод (от английского narrative - «повествовательный»). Основы этого метода были заложены в 80-х годах прошлого века американскими психологами Теодором Сарбином и Джеромом Брунером.
Основоположники нарративной психологии полагают, что мы оформляем свой жизненный опыт в виде историй или нарративов. Жизнь любого человека состоит из значительно большего количества событий, чем те, которые он отбирает для своих историй. (Мы с вами наблюдали эту избирательность на примере того, как Собеседники перерассказывали или заканчивали сказку о зачарованном страже в нашем предыдущем опыте: какую сюжетную линию или какого персонажа они выбирали для продолжения повествования, какие события считали существенными, а какие полностью исключали из внимания и т.д.). То, на чем человек строит гипотетическое продолжение истории, определяется его «фильтрами» - уже сконструированными довлеющими нарративами данного человека.
Мы зачастую не осознаем эти нарративы или считаем их само собой разумеющимися, пока не столкнемся с нарративом другого человека и не сравним его с нашим. Именно поэтому так ценно бывает групповое взаимодействие.
Иногда наши довлеющие истории помогают нам развиваться, иногда мешают. В последнем случае их можно изменить. Бывает, что нечто препятствует созданию правильной истории - как будто отсутствуют или повреждены страницы в книге нашей жизни. Мы можем восстановить утраченные страницы. Наша история - уникальна. Нет лучшего эксперта по коррекции собственного сознания, чем мы сами, равно как и не существует единственно правильной версии нашей истории.
Суть нарративного подхода - в том, что человеку предлагают рассказать самому себе историю свою жизни, а затем поощряют к тому, чтобы исправить историю так, как она должна звучать. Тот, кто выполняет роль проводника, лишь помогает - основная роль в трансмутации нарратива всегда принадлежит самому рассказчику. Однако, как было замечено выше, человеку бывает трудно рассказать самому себе свою историю искренне и не обманывая себя, поэтому без метафор и аллегорий обойтись подчас невозможно.
Следующее наше путешествие мы вновь совершим в сказку, но сказку не совсем обычную - она будет иметь отношение к одному из Друзей, давших согласие на участие в таком совместном опыте. И проходить оно будет не в абстрактной Нигделандии, а в самой что ни на есть его родной стране. Это будет сафар-дар-ватан - так дервиши ордена Накшбанди называют путешествие по своему внутреннему пространству, которое совершает искатель с целью понаблюдать за тем, что там происходит, и по ходу корректировать то, что выявлено при наблюдении...
Продолжение здесь.
- Да вот, рассказываю себе свою историю...
(« Сказание о Мушкиле Гуше»)
Мы организуем наш опыт и память в основном в форме нарративов (повествований). …Нарратив не просто отображает и имитирует жизнь, он ее выстраивает. …Жизнь, вероятно, самое большое произведение искусства, которое мы творим.
(Джером Брунер, основоположник нарративной психологии)
Меня иногда спрашивают: и все же, суфизм - это вероучение или психология? Следуя по стопам Винни-Пуха, одним махом деконструировавшего бинер мышления, я отвечаю: «И то, и другое!» Ибо, что ни говори, сакральный ведмед нашего детства прав: мёд сгущенкой не испортишь. Как и изучение юнгианской психологии в современных духовных семинариях не мешает последующему отправлению культа их выпускниками.
И все же... Суфизм - не вероучение и не психология, хотя ни тот, ни другой элементы ему не чужды. Суфии не ставят психотерапевтические заплатки на пошатнувшиеся самости, не просят верить им и не убеждают: они обучают путем создания переживания, помогающего человеку перейти на другой уровень мышления. В этом процессе используется все, что работает: обучающие истории, сказки и даже анекдоты. Метод напоминает процедуру, которую современные психологи называют символодрамой, хотя и не тождествен ей. Подобное обучение может быть похоже на развлечение и игру, но ожившие символы - не самоцель, а инструмент, снимающий контроль Эго.
Зачем в обучении нужны аллегории? Отчего бы не сказать человеку прямым текстом, что ему следует изменить в себе? Затем, что мы себя не знаем. Многие из Собеседников убедились в этом, пройдя через опыт путешествия в стране Нигделандии. А почему мы не знаем себя? Потому что не хотим. А если вдруг узнаем, то старательно скрываем обнаруженное за самообманом, потому что так удобнее - не нужно меняться. Символодрама просачивается сквозь завесу самообмана, поскольку разыгрывается с использованием особого языка архетипов, хорошо считываемого сущностью. Развивая активное воображение, можно не только понимать этот язык, но и передавать сообщения внутреннему существу.
Нет лучшего способа освоить какой-то из земных языков, чем погрузиться в реалии той страны, где говорят на нем, не так ли? Архетипы обучающих сказок - мудрые старцы, чудища, прекрасные девы и менестрели, джинны, волшебные сады, замки, дворцы, сокровища и многое, многое другое - своего рода язык или код. При помощи данного кода расшифровываются и передаются послания внутреннему существу, и чтобы его понимать и говорить на нем, требуются некоторый навык и истинное воображение.
Сказки Шахерезады
Использование кодов-образов - способ обойти контроль и цензуру Эго (Командующего Я) и войти в контакт с импульсами, которые им подавляются. Войти в контакт - значит осознать. Это и есть «рассказывание себе своей истории». Настоящей истории, не самообманной. Как писал психиатр Карл Юнг, «сознание может познать бессознательное лишь в той мере, в какой последнее будет осознано». Или, как то же самое выразил суфийский Учитель Омар Али-Шах: «Нельзя разрезать кусок мяса, пока не развернешь его из множества слоев того, во что его завернули».
Взаимодействие со сказками и притчами заставляет человека временно отказаться от инструмента Командующего Я - дискурсивного мышления - и дать свободу мыслеобразам. Это не всем дается легко, особенно если истинное воображение подавлено деятельностью доминирующего (левого) полушария мозга. Профессор психологии Стэнфордского университета Роберт Орнштейн, внесший значительный вклад в исследования различия функций правого и левого полушарий, утверждал, что обучающие истории помогают объединить линейный и нелинейный способы мышления. Будучи другом и учеником Идриса Шаха, он включил много суфийских историй в поздние издания своего труда «Психология сознания».
Я знаю немало людей, испытывающих психологический барьер при работе с обучающими сказками, однако это препятствие не является непреодолимым. Дремлющую в нас способность целостного восприятия можно восстановить, рассказывая и изучая истории в составе правильно подобранной группы, где хотя бы часть людей обладает даром взаимодействия с внутренними образами. Для последних усвоение новых паттернов мышления при помощи притч и сказок является наиболее быстрым, и они передают эту способность другим участникам в почти химическом процессе обмена или осмоса.
Навык образного выражения мыслей полезен не только для внутреннего развития, но и как способ более успешной коммуникации в обычной жизни.
...Когда я сталкиваюсь со сложным вопросом и понимаю, что между мной и собеседником лежит пропасть обусловленности, а прямой ответ будет с ходу отвергнут цензором Эго, я не раздумывая перехожу на язык фабул. Нередко это единственный способ доставить послание по адресу, особенно когда речь идет о деликатных материях, так как фронтальное наступление на защитные механизмы Эго вызывает такую же фронтальную оборону. Поместив между двумя противостоящими элементами Третий Фактор в виде истории или метафоры, можно создать фильтр, позволяющий на некоторое время снять действие защитных механизмов Эго и передать послание.
Мои Собеседники, наверное, заметили, что, когда дискуссия в комментариях в Журнале переходит в диспут, а диспут заходит в тупик, нас выручают притчи о Ходже Насреддине. По моему опыту, Насреддин - идеальный посредник, ведь анекдоты о нем никогда не имеют однозначного толкования. Командующее Я не знает, что делать под воздействием анекдота: атаковать, защищаться или просто смеяться... и приходит в замешательство :) Поскольку оппонент вроде бы не может квалифицировать шутки о Насреддине как прямой афронт или очередной вызов, дискуссия как-то притихает или переключается на обсуждение самой притчи.
А это как раз то, что нам нужно!
Насреддин и весы. Иллюстрация Стефана Турка
От спора почти никогда нет пользы ни одной из противоположных сторон, тогда как истории о Насреддине несут суфийскую бараку (благодать) всем, кто их рассказывает и слушает. Слова достигают лишь ушей, а образы входят в сердце. Оттуда они продолжают работать в схожих ситуациях в будущем...
Традиция Знания с незапамятных времен применяла в исцелении и трансформации мышления универсальные нарративы, затрагивающие общечеловеческие архетипические слои сознания. Большинство из таких устных инструментов со временем приняли форму легенд, сказок или притч. Одна из историй подобного рода хорошо знакома моим Друзьям по Традиции, а также многим Собеседникам, поскольку я часто ссылаюсь на нее. Это суфийское « Сказание о Мушкиле Гуше» - таинственном элементе мироздания, разрешающем трудности.
Работа с такими историями, особенно если она происходит внутри группы и в присутствии определенных людей, действительно помогает в разрешении проблем, поскольку главный источник трудностей - в нашем сознании. (Там же находится и источник их разрешения). В одном из эпизодов «Сказания о Мушкиле Гуше» главный персонаж, старый дровосек, рассказывая сам себе свою историю, открывает возможность изменения своей достаточно убогой жизни.
Универсальные нарративы, подобные сказке о Мушкиле Гуше, составлены так, что никогда не ограничены одной-единственной «моралью» или интерпретацией, но всегда остаются открытыми для толкования. Многим такие истории кажутся непонятными, нелепыми или нескладными. Они - «вещь в себе», пробный камень, и в этом их роль - они раскрывают нам нечто о нас самих. Идрис Шах писал, что подлинная суть того, как суфийские обучающие истории изменяют сознание, «столь «иноземна» для современного западного мира, что невозможно подобрать технические термины для его описания» (И.Шах. «Караван сновидений»).
Я думаю, что уже не совсем иноземна. Западная психология приближается к сути суфийского подхода через одно из своих направлений, известное как нарративный метод (от английского narrative - «повествовательный»). Основы этого метода были заложены в 80-х годах прошлого века американскими психологами Теодором Сарбином и Джеромом Брунером.
Основоположники нарративной психологии полагают, что мы оформляем свой жизненный опыт в виде историй или нарративов. Жизнь любого человека состоит из значительно большего количества событий, чем те, которые он отбирает для своих историй. (Мы с вами наблюдали эту избирательность на примере того, как Собеседники перерассказывали или заканчивали сказку о зачарованном страже в нашем предыдущем опыте: какую сюжетную линию или какого персонажа они выбирали для продолжения повествования, какие события считали существенными, а какие полностью исключали из внимания и т.д.). То, на чем человек строит гипотетическое продолжение истории, определяется его «фильтрами» - уже сконструированными довлеющими нарративами данного человека.
Мы зачастую не осознаем эти нарративы или считаем их само собой разумеющимися, пока не столкнемся с нарративом другого человека и не сравним его с нашим. Именно поэтому так ценно бывает групповое взаимодействие.
Иногда наши довлеющие истории помогают нам развиваться, иногда мешают. В последнем случае их можно изменить. Бывает, что нечто препятствует созданию правильной истории - как будто отсутствуют или повреждены страницы в книге нашей жизни. Мы можем восстановить утраченные страницы. Наша история - уникальна. Нет лучшего эксперта по коррекции собственного сознания, чем мы сами, равно как и не существует единственно правильной версии нашей истории.
Суть нарративного подхода - в том, что человеку предлагают рассказать самому себе историю свою жизни, а затем поощряют к тому, чтобы исправить историю так, как она должна звучать. Тот, кто выполняет роль проводника, лишь помогает - основная роль в трансмутации нарратива всегда принадлежит самому рассказчику. Однако, как было замечено выше, человеку бывает трудно рассказать самому себе свою историю искренне и не обманывая себя, поэтому без метафор и аллегорий обойтись подчас невозможно.
Следующее наше путешествие мы вновь совершим в сказку, но сказку не совсем обычную - она будет иметь отношение к одному из Друзей, давших согласие на участие в таком совместном опыте. И проходить оно будет не в абстрактной Нигделандии, а в самой что ни на есть его родной стране. Это будет сафар-дар-ватан - так дервиши ордена Накшбанди называют путешествие по своему внутреннему пространству, которое совершает искатель с целью понаблюдать за тем, что там происходит, и по ходу корректировать то, что выявлено при наблюдении...
Продолжение здесь.