«В понимании нынешней эпохи формирование человека - это, главным образом, формирование его интеллектуального центра ... Интеллектуальный центр ребенка - это tabula rasa, чистая граммофонная пластинка, на которую будет наноситься запись. Вся система обширна, хорошо отрегулирована и вдобавок снабжена механизмом, который доигравшую до конца пластинку тотчас сменяет ближайшей по содержанию. Когда мы слышим и автоматически записываем чью-либо речь, в нас по ассоциации так же автоматически включается воспроизведение соответствующей записи. Так создается и поддерживается тот чисто механический процесс, который называют «диалог». (здесь и далее цитаты из главы 5, том 1)
Во времена Бориса Муравьева ни компьютеров, ни понятия компьютерных файлов еще не было. В век информационных технологий то, что Гурджиев хотел объяснить своим ученикам, передать даже легче при помощи аналогии с файлами-шаблонами, набор которых используются любым офисным работником для стандартных операций. Шаблоны - отличная вещь для своей собственной надобности, ведь они так упрощают работу! Вместо того, чтобы каждый раз создавать новый документ с нуля, мы просто находим в памяти компьютера подходящий шаблон и немного его модифицируем для конкретной ситуации. Красота!
И в нашей собственной ментальной деятельности мы пользуемся точно такими же «файлами-шаблонами», хранящимися в механической части интеллектуального центра. Наша профессиональная память, например, по большей части состоит из таких «файлов», обновляемых по мере получения опыта. Никакой проблемы в этом нет, пока речь идет об обслуживании земных нужд: напротив, это наиболее экономичный способ использования наших ментальных ресурсов. Людей, чья память способна хранить и быстро вызывать из хранилища файлы на обширный круг тем, мы уважительно называем эрудитами или «ходячими энциклопедиями». И в этом тоже нет никакой проблемы.
Проблема возникает, когда мы по привычке используем тот же механизм в овладении совсем другого рода Знанием (например, когда работаем с притчами, обучающими историями), а он там не работает.
Там работает другой тип «скачивания информации», который я когда-то
сравнивала с браузером - подключением к
полям сознания тех, кто создал эти обучающие инструменты. Чтобы извлечь уже готовый файл из памяти «компьютера», требуется минимум ментальной энергии, тогда как для активизации браузера - в разы больше... а наша система всегда экономит ресурсы. При небольшом количестве тонкой энергии в системе, вместо активного размышления она всегда дефолтом ищет среди готовых файлов и выдает ближайший (в ее представлении) по смыслу ответ.
Одна из моих Друзей при обсуждении этой темы в другой соцсети привела пример из своей работы в справочной службе телефонной компании, где на все возможные запросы были записаны варианты стандартных звуковых файлов-ответов. Звонит абонент, начинает говорить, а система, услышав ключевое слово, тут же активирует нужную запись. Если абонент не переключился на оператора, значит, он услышал то, за чем звонил. Оператор же может в это время пить чай или книжки читать. Оператор включает свои собственные ресурсы лишь тогда, когда в содержании текста нет ни одного ключевого слова, на которые созданы записи.
Так вот, подлинные обучающие истории и метафоры Традиции устроены так, что ни одно из ключевых слов формального аппарата, ни одна из существующих записей не подходят для их расшифровки. «Оператор» вынужден перестать гонять чаи и активно включиться в процесс.
Но это - в условиях, когда человек работает со специальными инструментами, предписанными Школой. В обычной же жизни, как указывает Муравьев, мы вполне обходимся записанным в памяти и почти не задействуем «оператора»:
«Запись продолжается фактически непрерывно; фонотека обширна и записывающий аппарат очень чувствителен. При этом когда человек говорит, легко понять, проигрывает ли он очередную пластинку - или же мы слышим его собственную речь, слова, которые исходят из более глубоких областей его внутреннего мира. В последнем случае он обычно пользуется образным, простоватым и несколько неуклюжим языком, тогда как проигрывая пластинку, говорит бегло и почти нараспев. Здесь особенно полезно самонаблюдение, позволяющее выявить такие вариации речи.
О том, что голос и интонация человека меняется в зависимости от того, говорит ли человек из сущности, подлинного «Я», или из обусловленной личности, писал другой ученик Г.И.Гурджиева, Петр Демьянович Успенский. Гурджиев, в качестве упражнения для самонаблюдения, предложил ученикам рассказать в группе, как можно более откровенно, историю своей жизни. В книге «В поисках чудесного» Успенский пишет:
«...Я ... почти тут же почувствовал, что есть много вещей, которые я не имел ни малейшего намерения рассказывать. ... Что-то внутри меня выказало столь яростный протест, что я даже и не пробовал бороться с ним и, говоря о некоторых периодах своей жизни, стремился дать только общую идею и общий смысл фактов, о которых не желал рассказывать. В этой связи я заметил, что, когда я заговорил таким образом, мой голос и интонации изменились. Это помогло мне понять других: я начал слышать, как они, рассказывая о себе и своей жизни, тоже говорили разными голосами и с разными интонациями. Возникали интонации особого рода, которые я впервые услышал у себя, и которые показали мне, что люди желают что-то в своем рассказе скрыть; их выдавали интонации. Наблюдения за интонациями позволили мне впоследствии понять и многое другое» (глава 12).
Мне в свое время запомнилось это место из книги Успенского, и я стала наблюдать за появлением описанного им различия в собственном голосе и в интонации людей, с которыми сталкивалась. Сейчас я могу практически с полной уверенностью сказать, когда человек говорит правду, а когда нет (необязательно сознательно лжет: иногда скрывает правду даже от себя самого), когда в нем говорит его сущность, истинное Я, а когда он(а) лишь воспроизводит услышанное или прочитанное. Как я
когда-то писала, голос из личности чаще высокий и тонкий, «головной», тогда как голос сущности глуховатый, глубокий, резонирующий в нижних отделах груди.
Борис Муравьев отметил и еще одну примечательную деталь относительно воспроизведения уже готовых записей: «Стоит пластинке «заработать» - и ее уже почти невозможно остановить, пока она не доиграет до конца».
Нижеследующая история о Ходже Насреддине иллюстрирует, среди прочих вещей, как раз такую особенность «человека-граммофона»:
«Человечество спит, - сказал Насреддин, обвиненный в том, что он заснул во время приема во дворце. - Сон мудреца - могущество, а "бодрствование" обычного человека почти никому не приносит пользы».
Король был раздражен.
На следующий день, когда Насреддин снова заснул после хорошего обеда, король велел вынести его в соседнюю комнату. Перед тем как распустить двор, спящего Насреддина принесли обратно.
"Ты опять заснул", - сказал король.
"Нет, я бодрствовал, как всегда".
"Тогда расскажи нам, что случилось, пока ты находился в соседней комнате".
К всеобщему удивлению, мулла повторил длинную и запутанную историю, которую рассказывал король.
"Как тебе удалось это, Насреддин?"
"Очень просто, - сказал мулла. - По выражению лица короля я понял, что он собирается рассказывать эту старую историю, и решил поспать во время рассказа».
(Идрис Шах. «Тонкости Муллы Насреддина»)
Что ж, пока человек-граммофон играет свою пластинку, Насреддин не проснется...
"Человек-граммофон", бронзовая статуэтка