Эдвард Ритво «Клинические симптомы: от тяжелого аутизма до синдрома Аспергера» часть 2
По книге Edward R. Ritvo “Understanding the Nature of Autism and Asperger’s Disorder”
Часть 1
Часть 2
Задержка в развитии речи
Для того, чтобы объяснить задержки в развитии речи, которые характерны для аутизма и синдрома Аспергера, мне сначала надо для сравнения набросать карту нормального развития.
Нормальное развитие речи
Поскольку наша модель нормального развития речи начинается с первых месяцев жизни, то давайте сразу договоримся, что не никто не знает, о чем думают новорожденные, и могут ли они вообще думать в обычном понимании этого слова. Но мы можем предположить, что происходит в их разуме, если будем внимательно наблюдать за их действиями. Так что, конечно, то развитие языка, о котором я говорю, основано на «наблюдении за младенцами». И когда я говорю о младенце, простите мне обилие «литературных вольностей». Вот несколько этапов нормального развития.
Шаг первый: фаза эхо. Малыш лежит в своей колыбельке, его только что покормили грудью, и он начинает гулить и лопотать. Это совершенно случайные звуки: «Гууууу, гуууу, бааа, бааа, тааа, тааа, мааа, мааа».
«Вы это слышали? - восклицает его мать. - Он только что сказал ма-ма. Он назвал меня мамой! Он знает, кто я, папочка, послушай, он говорит «ма-ма». Я знаю, что он зовет так только меня». К такому выводу приходит любая объективная мать. (Или отец - я точно вел себя именно так).
Вы заметили, что мать только что несколько раз повторила слово «мама»? Очень быстро она повторила (отразила эхом) детские звуки несколько раз, одновременно улыбаясь и доставая малыша из колыбельки, чтобы обнять. На этой фазе развития языка (мозга) очень важно, чтобы родители повторяли только что сказанное ребенком.
Шаг второй: эхолалия, называние, конкретная фаза. Маленький Эйнштейн, не будь дураком, запоминает, что есть такие особые звуки, которые позволяют получить обнимашки и поцелуи, и начинает повторять их эхом, чтобы получить обнимашек и поцелуев побольше. Это обеспечивает положительное подкрепление эха «звуков», которые мы, родители, и называем его первыми «словами». Конечно, английские малыши будут повторять звуки, характерные для английского языка, французские малыши - звуки французского языка, и так далее по всему миру. Так мы и выучиваем наш «родной язык».
Для того, чтобы эта стадия была эффективна, мы должны предоставить малышу власть над нами. Позвольте мне объяснить, как именно мы предоставляем ему власть. Ему нужно лишь помнить, какие именно звуки обеспечивают восторги, объятия и поцелуи, повторить их за нами, и вуаля, родители вне себя от радости, а у него еще больше объятий и поцелуев.
По мере того как малыш овладевает техникой эхо все лучше и лучше, у него развивается механическое запоминание. Теперь он может связывать определенные звуки с определенными людьми. «Мама» - это звуки для той отличной большой штуки, которая обнимается и кормит. «Папа» - это звуки для большой штуки, которая берет меня вверх, подбрасывает, ловит и до ужаса меня пугает. На этой стадии малыш учится называть своих родителей и все предметы, которые он видит и трогает.
К этому моменту мы уже можем понять, что происходит у него в мозгу, просто наблюдая за ним и слушая. Мы можем слышать, что он запоминает определенные последовательности звуков, и он может контролировать свои голосовые связки, чтобы воспроизводить определенные звуки. И еще очень важный момент - он может вспоминать и связывать эти звуки с определенными предметами или действиями. Именно в этот момент мы, его слушатели, начинаем воспринимать звуки как слова.
Если описать это в качестве компьютерной модели, то мы можем наблюдать, что гигантский компьютер между ушами малыша принимает, обрабатывает, хранит и воспроизводит данные, и это говорит о работе определенных систем. Повторюсь, что мы говорим сейчас о стадии, когда основой языка является исключительно эхолалия (повторение сказанного), называние и механическая память. Малыш очень многое просто повторяет и пытается связать конкретные слова с конкретными предметами, которые он может наблюдать непосредственно. Слова имеют только конкретное значение - они осмысленны для ребенка, только если привязаны к вещам, которые он может видеть или потрогать.
Шаг третий: фаза символического мышления. На этой фазе мы становимся свидетелями рассвета чуда, которое делает людей уникальными созданиями. Наш малыш, которому теперь где-то два или два с половиной года, начинает понимать абстрактные идеи. Он может группировать предметы по их общим характеристикам, может описывать такие абстрактные понятия, как чувства, и может понимать такие неоднозначные явления, как смысл жестов.
Если говорить более корректными терминами, он начинает наделять слова и жесты «символическим значением». Для того, чтобы понять, что такое символическое значение, можно представить себе два кусочка бумаги. Один из них - просто белая бумага, другой - напечатан правительством и на нем говорится, что это сто долларов. Пустой кусочек бумаги не имеет никакой символической ценности. Второй кусочек бумаги можно обменять на кучу еды, на одежду или на что-то еще, что стоит сто долларов.
Как только у детей развивается способность приписывать символическую ценность словам, они могут использовать их для определения того, что нельзя потрогать, увидеть, понюхать или попробовать на вкус. Развитие символического языка является врожденным, оно происходит автоматически, оно запрограммировано в наших генах, чтобы мы могли общаться друг с другом как человеческие существа. Это основа и квинтэссенция человеческой мысли.
Символическое значение позволяет нам выделить конкретную характеристику предмета и объединить его в целый класс предметов с такой же характеристикой. Например, «автомобили» и «самолеты» - это символические термины. Когда мы используем эти слова, мы группируем предметы, в которые можно сесть и управлять ими как «автомобили», а предметы, на которых можно подняться в воздух, как «самолеты», хотя многие автомобили и самолеты не похожи друг на друга. Мы также инстинктивно придаем символическое значение абстрактным идеям и концепциям, которые вообще не относятся к конкретным вещам. Вина, стыд, злость, радость, счастье и сочувствие - все это исключительно символические понятия, которые никто никогда не видел, не нюхал и не трогал.
На этой стадии у ребенка развивается его способность придавать символическое значение все более и более сложным идеям. Символическое значение придается конкретным людям, которые нас утешают, и предметам, которые начинают ассоциироваться с этими людьми. Именно поэтому «мистер Плюшевый Мишка» и «Особое Розовое Одеяло» начинают обладать волшебными свойствами. Они становятся символическими представителями мамочки, возвращая бедному малышу хорошие воспоминания о ней, когда его закрывают в ужасном темном подземелье также известном как спальня.
С этого момента мозг начинает стремительно развиваться и очень скоро символическое мышление становится настолько развитым, что язык малыша становиться речью в полном смысле этого слова. Именно в этот момент мы начинаем промывать нашим детям мозги, дабы превратить их в приличных граждан. «НЕТ» становиться очень важным словом. «Нет, не засовывай пальчик в розетку», «Нет, не тычь пальцем сестричке в глаз», «Нет, не говори так», «Нет, овсянка не гадкая», «Нет, здесь нельзя пи-пи». И, конечно: «Как тебе не стыдно, ты хочешь быть плохим мальчиком, который никому не нравится? Что бы сказала бабушка, если бы увидела, что ты сделал?» И так далее и тому подобное. Такие фразы эффективны только при условии, что у ребенка уже развит символический смысл (психический образ) самого себя и того, что о нем могут подумать другие люди. Мы можем сказать, что у ребенка появилась идея о том, что у других людей тоже есть разум, а также идеи о нем самом. Это называется развитием «теории разума». Было написано очень много научных работ о «теории разума» и о ее атипичном развитии при аутизме и синдроме Аспергера.
Другими словами, на этой стадии развиваются крайне сложные и исключительно символические концепции, причем это развитие происходит спонтанно. Ребенок узнает, что такое стыд, вина, сожаления, одиночество, потребность угодить ради чужой любви и внимания. Спонтанно развивается концепция того, что у других людей есть собственные мысли, чувства и разум, которые похожи на его собственные. Если развитие идет по расписанию, то все эти виды мышления появляются примерно одновременно и совершенно естественным образом. Вы можете думать картинками, слушать музыку у себя в голове, накладывать слова на определенный мотив, объединять цвета, силуэты и поверхности предметов в значимые для вас воспоминания, и все это происходит спонтанно и естественно. К сожалению, людям с аутизмом и синдромом Аспергера это удается не всегда, о чем мы поговорим чуть ниже.
Наконец, финальная часть языкового развития наступает тогда, когда мозг начинает играть как большой симфонический оркестр по нотам. Секция памяти задает ритм, секция эмоций регулирует громкость звука, а различные инструменты складываются в уникальную личность, которая подчиняется замыслу одного режиссера.
Это кратное описание такой сложной темы как нормальное языковое развитие. Теперь, давайте, рассмотрим, что может произойти в том случае, когда психическое развитие происходит по принципу плато и спуртов.
Задержка речевого развития при тяжелом аутизме
В редких случаях у ребенка так и не появляется стадии эхо, и он остается полностью немым. Это характерно для самых тяжелых случаев аутизма. У такого ребенка может развиться способность понимать чужую речь (рецептивный язык), он может выполнять простые инструкции и указания, но у него полностью отсутствует экспрессивный язык (речь). По счастью, почти у каждого ребенка, которого мы наблюдали, все-таки происходил спурт в развитии, и он начинал говорить.
В прежние времена бытовал стереотип, что если ребенок-аутист не начнет говорить в возрасте пяти лет, то он уже не заговорит. Это совершенно не так. В качестве доказательства, я хочу рассказать об одном моем хорошем друге. Он вообще не говорил до девяти лет, но с тех пор говорит так, что его не заткнешь. Так что не надо верить в бабушкины сказки!
Как я уже упоминал ранее, даже если у ребенка так и не развивается речь с помощью слов (экспрессивный язык), у него может развиться рецептивный язык (способность понимать чужую речь). Очень часто дети-аутисты, которые никогда не говорили ни слова, прекрасно умеют включить любимую передачу по телевизору, решают сложные головоломки и собирают пазлы из маленьких деталей, разбирают игрушки на части и собирают их обратно. Такие дети не являются умственно отсталыми в обычном смысле этого слова, более того, они могут овладеть различными навыками, у них отсутствует только сама речь.
Задержка речевого развития при умеренном/высокофункционирующем аутизме
В норме фаза эхо у ребенка проходит настолько быстро, что если его родители не психиатры или, скажем, не лингвисты, то они ее и не заметят. Однако у детей-аутистов фаза эхо часто превращается в плато и продолжается неделями, месяцами и даже (в редких случаях) годами.
При застревании на этой фазе они думают и говорят так, как будто у них в голове дорогой диктофон. Этот диктофон может копировать слова, фразы и даже целые фильмы и телевизионные программы. Он может записать несколько разговоров нескольких людей одновременно. У нам был один очаровательный маленький мальчик, который говорил с идеальным бостонским акцентом, когда я интервьюировал его вместе с некоторыми студентами, и с идеальным южным выговором, когда он проходил психологическое тестирование у доктора Б. Дж. Фримана из штата Джорджия.
Создается такое впечатление, как будто дети слушают, что происходит вокруг с диктофоном, включенным на запись, а потом, иногда через несколько дней или недель, они нажимают на кнопку воспроизведения. И можно услышать именно то, что услышали они. Если вам кажется, что вы говорите с ребенком, у которого в голове диктофон, то следует заподозрить аутизм.
Для детей, у которых произошло плато на этой фазе развития речи, характерно отсутствие, либо неправильное использование личных местоимений. Это происходит потому, что когда они говорят, они сначала воспроизводят то, что им только что сказали. Это звучит примерно так:
«Дай это мне», - говорю я ребенку.
«Мне дай это тебе», - отвечает ребенок.
«Мне» в данном случае - это последнее слово, которое я ему сказал, и он повторяет его, потому что начинает предложение с эхо.
То же самое относится к ребенку-аутисту, который называет себя по имени и не использует местоимение «я».
«Пожалуйста, спой мне песенку, Джонни», - прошу я.
«Джонни поет тебе песенку», - слышу я в ответ.
Нет никакого местоимения, потому что он просто повторил последнее слово - свое собственное имя, «Джонни».
При умеренном/высокофункционирующем аутизме фаза эхолалии/называния/конкретного языка обычно продолжается от одного до двух лет, а потом ее постепенно вытесняет более продвинутый символический язык. Обычно я прошу оценивать родителей таких детей, какой процент речи ребенка - это эхолалия, а какой процент - спонтанная речь. По изменениям в такой статистике обычно можно судить об улучшении речи.
В редких случаях такая фаза сохраняется в подростковом возрасте, и даже у некоторых взрослых языковые способности остаются на этом уровне. Мышление на этой стадии предельно конкретно. Слова - это просто ярлыки, не происходит обобщения или категоризации информации. Один известный эксперимент был проведен с одним смышленым парнем-аутистом, который застрял на фазе эхолалии/называния/конкретного языка. Он без труда научился правильно обозначать молоко и молочный пакет. Но даже после тысяч обучающих попыток, он так и не усвоил, что молоко находится в молочном пакете.
Поскольку мышление на этой фазе настолько конкретно, такие символические фразы как «Нельзя так делать и все» или «Тебе должно быть стыдно за себя» или «Ты что, хочешь, чтобы тебя все не любили?» или «Сделай это ради мамы» или «Сделай это и получишь награду» будут как об стену горох. Это концепции, наделенные символическим, а не конкретным смыслом, который можно потрогать или увидеть. Мозг ребенка-аутиста, который застрял на этой фазе не может обработать такую информацию. Если родители поймут этот простой факт, то они сильно сэкономят силы и время. Именно поэтому такие дети «просто не понимают», если мы пытаемся использовать обычные приемы обучения (пристыдить или использовать другие символические угрозы).
Некоторые дети-аутисты на этой фазе могут демонстрировать невероятные способности памяти. Я помню одного парня, который помнил наизусть всю телефонную книгу своего маленького городка. Он мог процитировать все имена, адреса и телефонные номера под любой, названной вами буквой. Такие дети очень часто помнят спортивную статистику, расписание поездов, названия столиц штатов и государств, обладают так называемой «календарной памятью» и так далее. В каждом таком случае родители награждали ребенка за эхо-воспроизведение информации, и ребенок усвоил, что нужно повторять все, что он помнит. Такой цикл повторения информации и «положительного подкрепления» усиливает желание запоминать и повторять такие факты, пока ребенок не становится «экспертом». Дети с таким эхо-воспроизведением - это не гении, они эксперты лишь в том, что они воспроизводят снова и снова.
Ранее я уже говорил о так называемо савантизме. Теперь вы понимаете, почему ребенок, застрявший на этой фазе речевого развития может казаться одаренным в определенной области. Способность к эхо-произведению, хорошая механическая память и положительно подкрепление приводят к тому, что ребенок демонстрирует познания в каком-то конкретном предмете. К сожалению, они воспроизводит только конкретные факты, и такая способность имеет мало практической ценности или пользы для ребенка. В конце концов, ну зачем нужно знать устаревшее расписание поездов, баскетбольную статистику и тому подобные бесконечные списки?
Классический пример мышления на этой стадии речевого развития - это персонаж из фильма «Человек дождя». Главный герой - молодой человек с умеренным/высокофункционирующим аутизмом по имени Реймонд. Его прототипами были несколько моих пациентов. В этом фильме есть одна описанная с юмором сцена. Реймонд стоит у пешеходного перехода оживленной улицы. Мы видим, как он терпеливо ждет, пока зажжется зеленый свет. Появляется зеленая надпись ИДИТЕ. Он начинает идти по переходу, но стоит ему дойти до середины улицы, как надпись меняется на красную НЕ ИДИТЕ. Реймонд делает, что сказано, и тут же останавливается прямо по середине улицы, ожидая дальнейших инструкций. В фильме это вызывает огромный дорожный затор, и местный «работяга» в ярости выскакивает из машины. Результат выглядит комично, но не слишком-то весело для несчастного Реймонда, которого чуть не избили. На самом деле знак обозначал опасность, и в данной ситуации значил нечто вроде «Поторопитесь и как можно скорее уйдите с дороги», но Реймонд не мог этого понять. Для Реймонда знак обозначал конкретную команду. На этой стадии ИДИТЕ значит надо идти, а НЕ ИДИТЕ значит нужно остановиться, точка.
Напоследок важно подчеркнуть одну важную особенность речевого развития. Мы разделяем язык на два типа. Первый тип - это рецептивный язык. Это способность воспринимать, запоминать и использовать символически чужую речь. Второй тип - это экспрессивный язык. Это способность передавать наши собственные мысли с помощью речи, письма, рисования, печати, жестикуляций и т. д. Это очень важно запомнить, потому что конкретная фаза рецептивного языка (понимания чужой речи) обычно начинается раньше и развивается быстрее, чем экспрессивный язык.
Задержка восприятия символического языка при умеренном/высокофункционирующем аутизме и синдроме Аспергера
Третья и заключительная стадия языкового развития происходит тогда, когда созревают и становятся активными части мозга, наделяющие слова и абстрактные идеи символическим значением.
Чтобы объяснить языковые (когнитивные) проблемы на этой стадии, давайте, используем следующие аналогию. На этот раз будем считать, что символический оркестр - это только различные части мозга, отвечающие за речевое развитие. И вот что пошло не так:
Во-первых, все секции оркестра сидят на месте, но в некоторых собралось слишком много музыкантов, и они заглушают остальные секции. Во-вторых, в некоторых секциях музыкантов так мало, что их вообще не расслышать. В-третьих, не все секции оркестра исполняют одно и то же произведение. Наконец, в-четвертых, не все секции следуют указаниям дирижера. А теперь, давайте, используем эту аналогию, чтобы понять, какие проблемы развития речи характерны для высокофункционирующего аутизма и синдрома Аспергера.
Во-первых, что происходит, когда музыканты собираются в одной-единственной секции? Ответ прост, у нас получается односторонний человек с одним-единственным интересом по жизни. Такой человек по большей части использует один тип мышления, и он все свое время посвящает одному интересу.
Вот один пример такого человека. Это профессор колледжа, который буквально все знает о своем предмете, и его знания очень дословные и структурированные. Хотя он приобрел мировую известность как авторитет в своей области, он не интересуется и практически ничего не знает о своей жене, детях и обо всем остальном мире. Его жена рассказал мне следующее:
«Он порядочный человек, он очень много работает, и его очень уважают там, где он преподает. Но вне работы он превращается в рассеянного, скучного и беспомощного как младенец человека. И он очень сух в общении. Он в жизни не сможет понять шутку. Ему нравится только читать и говорить о том, что он делает на работе. У него никогда не было ни одного друга, потому что он не говорит ни о чем, кроме своего предмета».
Этот профессор - классический пример того, что происходит, когда одна секция (один интерес) перетягивает все ресурсы. Его мышление очень конкретно, днем и ночью он только и делает, что запоминает новые факты о своем интересе и воспроизводит их в уме снова и снова. Он рассказал мне об этом сам, когда я спросил его. По его словам, ему спокойнее всего, когда он думает о каком-то сложном понятии из своей области.
Другой мужчина средних лет из Лос-Анджелеса ответил на мой вопрос о том, чем он зарабатывает на жизнь, следующим образом:
«Я крашу. [Долгая пауза]. Я крашу машины. Я крашу правую переднюю дверцу. [Еще более долгая пауза, смотрит в пол]. Я крашу машины, правую переднюю дверцу вот уже 35 лет. [Долгая пауза, продолжает смотреть в пол]. Я очень хорошо это делаю, никогда не пропускаю ни точки. [Долгая пауза, засовывает руки в карманы и продолжает смотреть в пол]».
Его жена говорит следующее:
«Мне приходится заботиться обо всем, что касается нашей жизни и детей. Он рядом телом, но как бы не совсем рядом. Он всегда был таким, ему нравится жить в своем собственном мире, но я знаю, что он меня любит, и я люблю его. Он думает не так, как мы с вами, он все время думает о том, что ему нравится».
Угадайте, как он проводит все свое свободное время и выходные? Правильно, он красит. Просто он красит дома - раскрашивает маленькие модели автомобилей. И да, он был одержим этими автомобилями еще с дошкольного возраста. Его визуальные, пространственные и цветовые «секции оркестра мозга» вполне нормальны, но они так громко играют, что переключают на себя все остальные типы мышления.
Вот еще один пример того, как один тип мышления может начать доминировать над всеми остальными типами. Однажды мне довелось повстречать удивительного человека из Юты. Он был одержим педалями органа. У каждого органа есть уникальный набор педалей, которые регулируют поток воздуха в трубах, чтобы получить разные ноты. Наш друг объездил всю западную часть США, часами записывать самые разные комбинации педалей для органов, какие он только смог отыскать. Всю эту информацию он бережно хранил в памяти.
Зачем нужна информация о педалях органа? Не имею ни малейшего представления, но сказал он мне следующее:
«Это не важно, что никто другой не думает так, как я, доктор Ритво. Мне хорошо, когда я вижу орган и укладываю педали у себя в голове. [Долгая пауза]. Мне нравится все время так делать. Я вижу, как они расположены, и слышу музыку у себя в голове, и я хочу видеть и слышать это [пауза] все время».
Вот еще один пример того, как одна секция оркестра (тип мышления) начинает перетягивать на себя все остальные. Мне довелось работать со смышленым подростком, и мы потратили много месяцев, пока не поняли его мышление «плохой привычки», и как он может научиться жить с этим.
Назовем его, скажем, Джоуи. Его направили ко мне, потому что у него была «плохая привычка». Он мог внезапно схватить чужие часы на руке - будь это часы учителя, одноклассника или любого другого человека, который просто оказался поблизости. Если ему удавалось стащить часы с руки, он тут же ставил их на «правильное» время. Если он видел стенные часы в общественном месте, и он мог до них добраться, то он тут же пытался перевести и их тоже.
В подростковом возрасте его «плохая привычка» перестала быть простой помехой, ее становилось все труднее и труднее контролировать. Его чуть не выгнали из-за этого из школы, а охранники местного супермаркета внесли его в черный список.
Мы с его родителями начали с того, чтобы научить его спрашивать разрешения «проверить и перевести» сначала мои часы, потом часы родителей, а потом потренировались спрашивать это у других людей. Наконец, мы отвели его в магазин часов, где он вежливо попросил продавца, и получил в ответ огромную награду - возможность перевести все часы в магазине.
Пока Джоуи учился делать свою «плохую привычку» более социально приемлемой, он начал описывать «как он думает»:
«У меня очень «яркие» мысли и чувства каждый раз, когда я вижу часы, я тут же вижу у себя в голове, как их перевести. [Долгая пауза]. Это заставляет меня делать что-то вроде моей плохой привычки, я ищу «штуки для времени» везде, куда бы я ни приходил, я везде сразу их вижу, я всегда их ищу. Я вижу руки и колесики у себя в голове».
Затем он улыбнулся и сказал: «Я вижу у себя в голове, как идет время. Я могу сказать вам, сколько минут мы с вами говорили, хотите узнать?»
В конце концов, он сказал нам, что он помнил, как дедушка рассказал ему, как работают часы, когда он только учился говорить. Он описал, как его голова всегда наполнена «картинками» циферблатов, рук, чисел и маленьких колес внутри и снаружи. В конец концов, он сообщил с подобающей скорбью, что он знал, какие ему грозят неприятности, если он схватит чужие часы, но он просто не мог остановиться.
После нескольких месяцев упорной работы Джоуи смог принять тот факт, что у него «такое мышление» насчет часов и колесиков внутри, и он сможет жить со своей «плохой привычкой», если научится переводить часы социально приемлемым образом.
Надеюсь, что вы заметили, какое плато произошло в символическом речевом развитии этих четырех людей. Каждый из них стал специалистом одного типа мышления. Первый из них, профессор, все время думает о конкретных изолированных фактах из сферы своих интересов. Целый день он обобщает их в категории и разбирает на отдельные факты снова и снова. Второй человек, маляр, думает в терминах формы и цвета. Третий человек, мистер Педали органа, день и ночь думает об определенных картинках и звуках, которые связаны с этими картинками. И, наконец, у Джоуи в голове постоянно находятся циферблаты, вращающиеся колесики и стрелки часов.
Можно сказать, что каждый человек, будь это вы или я, может думать точно так же, как и эти четверо. Но в их случаях «специализация» одного типа мышления заполняет все и вытесняет все другие виды мышления. Когда другие люди используют «специализированное» мышление, то мы делаем это изолированно, только когда нам это нужно, и этого требует ситуация. Их развитие мозга достигло плато на символической стадии речи, и у них не развился целый спектр различных типов мышления.
Теперь, давайте, вернемся к нашей аналогии, где мозг сравнивается с симфоническим оркестром. Что произойдет, если в одной секции недостаточно музыкантов, и их вообще не услышать?
Это относится практически к каждому случаю умеренного аутизма и синдрома Аспергера, с которым мне приходилось сталкиваться. Это довольно смелое заявление, но я уверен, вы согласитесь со мной, когда я скажу, о какой секции оркестра идет речь. Эта секция отвечает за информацию об образе себя. Она связана с тем, как мы осознаем себя, что мы думаем о себе, что мы знаем о том, что думают о нас другие люди, и как они относятся к нам. Кроме того, она отвечает за важность и значение социальных намеков.
Если вы встретите человека, у которого этот тип символического мышления не развит, то он покажется вам «социально выключенным», и вы сразу это заметите. Встречая таких людей, довольно скоро понимаешь, что «тут, должно быть, дело в аутизме и синдроме Аспергера».
О тех трудностях, с которыми сталкиваются такие люди в отношениях с другими людьми, я буду говорить в следующей главе. Просто запомните пока такой факт: нарушения в социальном взаимодействии связаны с задержкой развития в обработке символической информации.
Мышление многих людей с аутизмом и синдромом Аспергера разделено на очень четкие отсеки, когда между различными областями мысли не проводятся связи, нет определенной целостности мышления. Продолжая мою аналогию с оркестром, что произойдет, если некоторые секции не будут следовать дирижеру, не будут играть одну и ту же мелодию? Вот несколько примеров из моей практики.
Одаренная молодая женщина с синдромом Аспергера обратилась ко мне за советом. Она недавно получила докторскую степень по лингвистике в престижном университете, и искала место исследователя в своей области. Анализируя ее историю жизни, я спросил, почему она выбрала лингвистику в качестве темы. Вот каким был ее ответ:
«Потому что во втором или третьем классе школы я обнаружила, что не думаю так же, как и все остальные дети. Когда я поступила в колледж и узнала, что можно изучать язык, то я воспользовалась этой возможностью, потому что считала, что так я пойму, почему я думаю не так, как все люди, которых я знаю».
Когда я спросил ее, что она имеет в виду, когда говорит, что думает не так, как остальные, она ответила:
«Я думаю обо всем определенными коробками, но мне трудно связывать эти коробки вместе. Каждая идея для меня отдельна, и я совершенно теряюсь и чувствую себя глупой до тех пор, пока не соединю их вместе, но теперь я знаю, что я не глупая. Как только я что-то пойму, я уже этого не забуду, я могу видеть это у себя в голове вечно. Вот почему у меня такие хорошие оценки. Это требует очень и очень больших усилий, но как только я соединю две разные вещи, я тут же все пойму. Когда я вместе с друзьями, то мне приходится напоминать себе, что они не думают так же, как и я. Я никогда не вижу, как одно связано с другим. Я никогда не могу уследить за разговором, потому что я не понимаю, как то, что сказал один человек, даже если это я сама, связано с тем, что говорит другой человек… Я хотела изучать лингвистику, чтобы понять, как думают все остальные… Когда я прочитала о синдроме Аспергера, я тут же поняла, что я такая же, потому что мне не нужны друзья, и я не понимаю других людей, как и они. Но мне важно узнать у вас, знаете ли вы других людей, которые думают как я, которые думают коробками?»
Другая молодая женщина с синдромом Аспергера сказала мне, что когда она заходит в комнату, она тут же понимает, какой она формы, и какой у нее объем:
«Я с легкостью и точностью могу вспомнить цвета обоев, ковров и занавесок. Я могу сказать высоту потолков и длину стен. Объем комнаты очень важен для меня. Объем должен быть правильным для этой комнаты, и я могу сказать, правильный он или нет. Если нет, то я хочу уйти».
Я спросил ее, что будет, если в комнате находятся люди. Она ответила:
«Наверное, я их даже не увижу, а если и увижу, то вспомню только цвет их одежды, а не то, как они выглядели, и как их звали».
Ее мир состоит из форм, предметов, пространства и множества цветовых оттенков. Другие аспекты этого мира можно припомнить, но они представляют мало интереса. Другая распространенная жалоба таких людей состоит в том, что их собственные жесты и манеры никак не связаны с тем, что они говорят. С другой стороны, они не могут понять смысла жестов других людей.
Один молодой человек признался мне, что он не может определить по тону голоса, что чувствует другой человек, точно так же он не мог сказать, что значит тот или иной тон голоса. Содержание речи и чувства не связываются друг с другом автоматически с помощью символической речи. Он «признался», что его трудности были такими большими, что ему пришлось «учиться» как «считывать» чужие чувства, когда он учился в школе, чтобы он не «выглядел глупо» перед другими учениками и учителями.
Некоторые пациенты говорили мне, что они думают только черно-белыми картинками. Некоторые видят у себя в голове слова. Некоторые жаловались, что они могут думать только об одном предмете в один момент времени, и они очень расстраивались, если их размышления прерывали.
Шутки и аналогии таким людям даются с огромным трудом, поскольку они по своей природе требуют очень развитой символической речи. Большинство шуток смешны, потому что вы можете соединить мысленно понятия, которые на самом деле не связаны. Если ваше мышление очень конкретно или вам трудно уловить скрытый символический смысл, то вы не сможете понять смысл шутки. Каламбуры, сарказм и враждебный юмор будут одинаково сложны по одной и той же причине.
Как я уже говорил раньше, одна из самых распространенных проблем, связанных с неспособностью развить символическое мышление - это полное отсутствие осознания себя. Именно поэтому большинство людей с умеренным аутизмом и синдромом Аспергера не думают о себе, как о странных или отличающихся от других до предподросткового возраста. Именно в этом возрасте ровесники чаще всего говорят им, что они «со странностями», «чудилы» и так далее.
Сравните это с обычными подростками, которые страдают от чрезмерной застенчивости и низких социальных навыков. Такие дети постоянно беспокоятся о том, что они «не крутые», «не вписываются», «не так одеты», «не принадлежат к «крутой» школьной компании» и так далее. Обычные застенчивые дети живут на другой планете, чем подросток с синдромом Аспергера, который «социально выключен» или «социально слеп».
Наконец, примером раздробленности и разделения мышления на символической стадии могут быть люди, которые не умеют классифицировать информацию обычным образом. Многие люди, с которыми мы работали, думают только картинками, не словами. Другие говорят нам, что они ничего не могут понять до конца, если этого не записать. У таких людей секции мозга, которые обрабатывают визуальную информацию или письменную речь используются слишком активно и отделены от других.
Часть 1
Часть 2
Задержка в развитии речи
Для того, чтобы объяснить задержки в развитии речи, которые характерны для аутизма и синдрома Аспергера, мне сначала надо для сравнения набросать карту нормального развития.
Нормальное развитие речи
Поскольку наша модель нормального развития речи начинается с первых месяцев жизни, то давайте сразу договоримся, что не никто не знает, о чем думают новорожденные, и могут ли они вообще думать в обычном понимании этого слова. Но мы можем предположить, что происходит в их разуме, если будем внимательно наблюдать за их действиями. Так что, конечно, то развитие языка, о котором я говорю, основано на «наблюдении за младенцами». И когда я говорю о младенце, простите мне обилие «литературных вольностей». Вот несколько этапов нормального развития.
Шаг первый: фаза эхо. Малыш лежит в своей колыбельке, его только что покормили грудью, и он начинает гулить и лопотать. Это совершенно случайные звуки: «Гууууу, гуууу, бааа, бааа, тааа, тааа, мааа, мааа».
«Вы это слышали? - восклицает его мать. - Он только что сказал ма-ма. Он назвал меня мамой! Он знает, кто я, папочка, послушай, он говорит «ма-ма». Я знаю, что он зовет так только меня». К такому выводу приходит любая объективная мать. (Или отец - я точно вел себя именно так).
Вы заметили, что мать только что несколько раз повторила слово «мама»? Очень быстро она повторила (отразила эхом) детские звуки несколько раз, одновременно улыбаясь и доставая малыша из колыбельки, чтобы обнять. На этой фазе развития языка (мозга) очень важно, чтобы родители повторяли только что сказанное ребенком.
Шаг второй: эхолалия, называние, конкретная фаза. Маленький Эйнштейн, не будь дураком, запоминает, что есть такие особые звуки, которые позволяют получить обнимашки и поцелуи, и начинает повторять их эхом, чтобы получить обнимашек и поцелуев побольше. Это обеспечивает положительное подкрепление эха «звуков», которые мы, родители, и называем его первыми «словами». Конечно, английские малыши будут повторять звуки, характерные для английского языка, французские малыши - звуки французского языка, и так далее по всему миру. Так мы и выучиваем наш «родной язык».
Для того, чтобы эта стадия была эффективна, мы должны предоставить малышу власть над нами. Позвольте мне объяснить, как именно мы предоставляем ему власть. Ему нужно лишь помнить, какие именно звуки обеспечивают восторги, объятия и поцелуи, повторить их за нами, и вуаля, родители вне себя от радости, а у него еще больше объятий и поцелуев.
По мере того как малыш овладевает техникой эхо все лучше и лучше, у него развивается механическое запоминание. Теперь он может связывать определенные звуки с определенными людьми. «Мама» - это звуки для той отличной большой штуки, которая обнимается и кормит. «Папа» - это звуки для большой штуки, которая берет меня вверх, подбрасывает, ловит и до ужаса меня пугает. На этой стадии малыш учится называть своих родителей и все предметы, которые он видит и трогает.
К этому моменту мы уже можем понять, что происходит у него в мозгу, просто наблюдая за ним и слушая. Мы можем слышать, что он запоминает определенные последовательности звуков, и он может контролировать свои голосовые связки, чтобы воспроизводить определенные звуки. И еще очень важный момент - он может вспоминать и связывать эти звуки с определенными предметами или действиями. Именно в этот момент мы, его слушатели, начинаем воспринимать звуки как слова.
Если описать это в качестве компьютерной модели, то мы можем наблюдать, что гигантский компьютер между ушами малыша принимает, обрабатывает, хранит и воспроизводит данные, и это говорит о работе определенных систем. Повторюсь, что мы говорим сейчас о стадии, когда основой языка является исключительно эхолалия (повторение сказанного), называние и механическая память. Малыш очень многое просто повторяет и пытается связать конкретные слова с конкретными предметами, которые он может наблюдать непосредственно. Слова имеют только конкретное значение - они осмысленны для ребенка, только если привязаны к вещам, которые он может видеть или потрогать.
Шаг третий: фаза символического мышления. На этой фазе мы становимся свидетелями рассвета чуда, которое делает людей уникальными созданиями. Наш малыш, которому теперь где-то два или два с половиной года, начинает понимать абстрактные идеи. Он может группировать предметы по их общим характеристикам, может описывать такие абстрактные понятия, как чувства, и может понимать такие неоднозначные явления, как смысл жестов.
Если говорить более корректными терминами, он начинает наделять слова и жесты «символическим значением». Для того, чтобы понять, что такое символическое значение, можно представить себе два кусочка бумаги. Один из них - просто белая бумага, другой - напечатан правительством и на нем говорится, что это сто долларов. Пустой кусочек бумаги не имеет никакой символической ценности. Второй кусочек бумаги можно обменять на кучу еды, на одежду или на что-то еще, что стоит сто долларов.
Как только у детей развивается способность приписывать символическую ценность словам, они могут использовать их для определения того, что нельзя потрогать, увидеть, понюхать или попробовать на вкус. Развитие символического языка является врожденным, оно происходит автоматически, оно запрограммировано в наших генах, чтобы мы могли общаться друг с другом как человеческие существа. Это основа и квинтэссенция человеческой мысли.
Символическое значение позволяет нам выделить конкретную характеристику предмета и объединить его в целый класс предметов с такой же характеристикой. Например, «автомобили» и «самолеты» - это символические термины. Когда мы используем эти слова, мы группируем предметы, в которые можно сесть и управлять ими как «автомобили», а предметы, на которых можно подняться в воздух, как «самолеты», хотя многие автомобили и самолеты не похожи друг на друга. Мы также инстинктивно придаем символическое значение абстрактным идеям и концепциям, которые вообще не относятся к конкретным вещам. Вина, стыд, злость, радость, счастье и сочувствие - все это исключительно символические понятия, которые никто никогда не видел, не нюхал и не трогал.
На этой стадии у ребенка развивается его способность придавать символическое значение все более и более сложным идеям. Символическое значение придается конкретным людям, которые нас утешают, и предметам, которые начинают ассоциироваться с этими людьми. Именно поэтому «мистер Плюшевый Мишка» и «Особое Розовое Одеяло» начинают обладать волшебными свойствами. Они становятся символическими представителями мамочки, возвращая бедному малышу хорошие воспоминания о ней, когда его закрывают в ужасном темном подземелье также известном как спальня.
С этого момента мозг начинает стремительно развиваться и очень скоро символическое мышление становится настолько развитым, что язык малыша становиться речью в полном смысле этого слова. Именно в этот момент мы начинаем промывать нашим детям мозги, дабы превратить их в приличных граждан. «НЕТ» становиться очень важным словом. «Нет, не засовывай пальчик в розетку», «Нет, не тычь пальцем сестричке в глаз», «Нет, не говори так», «Нет, овсянка не гадкая», «Нет, здесь нельзя пи-пи». И, конечно: «Как тебе не стыдно, ты хочешь быть плохим мальчиком, который никому не нравится? Что бы сказала бабушка, если бы увидела, что ты сделал?» И так далее и тому подобное. Такие фразы эффективны только при условии, что у ребенка уже развит символический смысл (психический образ) самого себя и того, что о нем могут подумать другие люди. Мы можем сказать, что у ребенка появилась идея о том, что у других людей тоже есть разум, а также идеи о нем самом. Это называется развитием «теории разума». Было написано очень много научных работ о «теории разума» и о ее атипичном развитии при аутизме и синдроме Аспергера.
Другими словами, на этой стадии развиваются крайне сложные и исключительно символические концепции, причем это развитие происходит спонтанно. Ребенок узнает, что такое стыд, вина, сожаления, одиночество, потребность угодить ради чужой любви и внимания. Спонтанно развивается концепция того, что у других людей есть собственные мысли, чувства и разум, которые похожи на его собственные. Если развитие идет по расписанию, то все эти виды мышления появляются примерно одновременно и совершенно естественным образом. Вы можете думать картинками, слушать музыку у себя в голове, накладывать слова на определенный мотив, объединять цвета, силуэты и поверхности предметов в значимые для вас воспоминания, и все это происходит спонтанно и естественно. К сожалению, людям с аутизмом и синдромом Аспергера это удается не всегда, о чем мы поговорим чуть ниже.
Наконец, финальная часть языкового развития наступает тогда, когда мозг начинает играть как большой симфонический оркестр по нотам. Секция памяти задает ритм, секция эмоций регулирует громкость звука, а различные инструменты складываются в уникальную личность, которая подчиняется замыслу одного режиссера.
Это кратное описание такой сложной темы как нормальное языковое развитие. Теперь, давайте, рассмотрим, что может произойти в том случае, когда психическое развитие происходит по принципу плато и спуртов.
Задержка речевого развития при тяжелом аутизме
В редких случаях у ребенка так и не появляется стадии эхо, и он остается полностью немым. Это характерно для самых тяжелых случаев аутизма. У такого ребенка может развиться способность понимать чужую речь (рецептивный язык), он может выполнять простые инструкции и указания, но у него полностью отсутствует экспрессивный язык (речь). По счастью, почти у каждого ребенка, которого мы наблюдали, все-таки происходил спурт в развитии, и он начинал говорить.
В прежние времена бытовал стереотип, что если ребенок-аутист не начнет говорить в возрасте пяти лет, то он уже не заговорит. Это совершенно не так. В качестве доказательства, я хочу рассказать об одном моем хорошем друге. Он вообще не говорил до девяти лет, но с тех пор говорит так, что его не заткнешь. Так что не надо верить в бабушкины сказки!
Как я уже упоминал ранее, даже если у ребенка так и не развивается речь с помощью слов (экспрессивный язык), у него может развиться рецептивный язык (способность понимать чужую речь). Очень часто дети-аутисты, которые никогда не говорили ни слова, прекрасно умеют включить любимую передачу по телевизору, решают сложные головоломки и собирают пазлы из маленьких деталей, разбирают игрушки на части и собирают их обратно. Такие дети не являются умственно отсталыми в обычном смысле этого слова, более того, они могут овладеть различными навыками, у них отсутствует только сама речь.
Задержка речевого развития при умеренном/высокофункционирующем аутизме
В норме фаза эхо у ребенка проходит настолько быстро, что если его родители не психиатры или, скажем, не лингвисты, то они ее и не заметят. Однако у детей-аутистов фаза эхо часто превращается в плато и продолжается неделями, месяцами и даже (в редких случаях) годами.
При застревании на этой фазе они думают и говорят так, как будто у них в голове дорогой диктофон. Этот диктофон может копировать слова, фразы и даже целые фильмы и телевизионные программы. Он может записать несколько разговоров нескольких людей одновременно. У нам был один очаровательный маленький мальчик, который говорил с идеальным бостонским акцентом, когда я интервьюировал его вместе с некоторыми студентами, и с идеальным южным выговором, когда он проходил психологическое тестирование у доктора Б. Дж. Фримана из штата Джорджия.
Создается такое впечатление, как будто дети слушают, что происходит вокруг с диктофоном, включенным на запись, а потом, иногда через несколько дней или недель, они нажимают на кнопку воспроизведения. И можно услышать именно то, что услышали они. Если вам кажется, что вы говорите с ребенком, у которого в голове диктофон, то следует заподозрить аутизм.
Для детей, у которых произошло плато на этой фазе развития речи, характерно отсутствие, либо неправильное использование личных местоимений. Это происходит потому, что когда они говорят, они сначала воспроизводят то, что им только что сказали. Это звучит примерно так:
«Дай это мне», - говорю я ребенку.
«Мне дай это тебе», - отвечает ребенок.
«Мне» в данном случае - это последнее слово, которое я ему сказал, и он повторяет его, потому что начинает предложение с эхо.
То же самое относится к ребенку-аутисту, который называет себя по имени и не использует местоимение «я».
«Пожалуйста, спой мне песенку, Джонни», - прошу я.
«Джонни поет тебе песенку», - слышу я в ответ.
Нет никакого местоимения, потому что он просто повторил последнее слово - свое собственное имя, «Джонни».
При умеренном/высокофункционирующем аутизме фаза эхолалии/называния/конкретного языка обычно продолжается от одного до двух лет, а потом ее постепенно вытесняет более продвинутый символический язык. Обычно я прошу оценивать родителей таких детей, какой процент речи ребенка - это эхолалия, а какой процент - спонтанная речь. По изменениям в такой статистике обычно можно судить об улучшении речи.
В редких случаях такая фаза сохраняется в подростковом возрасте, и даже у некоторых взрослых языковые способности остаются на этом уровне. Мышление на этой стадии предельно конкретно. Слова - это просто ярлыки, не происходит обобщения или категоризации информации. Один известный эксперимент был проведен с одним смышленым парнем-аутистом, который застрял на фазе эхолалии/называния/конкретного языка. Он без труда научился правильно обозначать молоко и молочный пакет. Но даже после тысяч обучающих попыток, он так и не усвоил, что молоко находится в молочном пакете.
Поскольку мышление на этой фазе настолько конкретно, такие символические фразы как «Нельзя так делать и все» или «Тебе должно быть стыдно за себя» или «Ты что, хочешь, чтобы тебя все не любили?» или «Сделай это ради мамы» или «Сделай это и получишь награду» будут как об стену горох. Это концепции, наделенные символическим, а не конкретным смыслом, который можно потрогать или увидеть. Мозг ребенка-аутиста, который застрял на этой фазе не может обработать такую информацию. Если родители поймут этот простой факт, то они сильно сэкономят силы и время. Именно поэтому такие дети «просто не понимают», если мы пытаемся использовать обычные приемы обучения (пристыдить или использовать другие символические угрозы).
Некоторые дети-аутисты на этой фазе могут демонстрировать невероятные способности памяти. Я помню одного парня, который помнил наизусть всю телефонную книгу своего маленького городка. Он мог процитировать все имена, адреса и телефонные номера под любой, названной вами буквой. Такие дети очень часто помнят спортивную статистику, расписание поездов, названия столиц штатов и государств, обладают так называемой «календарной памятью» и так далее. В каждом таком случае родители награждали ребенка за эхо-воспроизведение информации, и ребенок усвоил, что нужно повторять все, что он помнит. Такой цикл повторения информации и «положительного подкрепления» усиливает желание запоминать и повторять такие факты, пока ребенок не становится «экспертом». Дети с таким эхо-воспроизведением - это не гении, они эксперты лишь в том, что они воспроизводят снова и снова.
Ранее я уже говорил о так называемо савантизме. Теперь вы понимаете, почему ребенок, застрявший на этой фазе речевого развития может казаться одаренным в определенной области. Способность к эхо-произведению, хорошая механическая память и положительно подкрепление приводят к тому, что ребенок демонстрирует познания в каком-то конкретном предмете. К сожалению, они воспроизводит только конкретные факты, и такая способность имеет мало практической ценности или пользы для ребенка. В конце концов, ну зачем нужно знать устаревшее расписание поездов, баскетбольную статистику и тому подобные бесконечные списки?
Классический пример мышления на этой стадии речевого развития - это персонаж из фильма «Человек дождя». Главный герой - молодой человек с умеренным/высокофункционирующим аутизмом по имени Реймонд. Его прототипами были несколько моих пациентов. В этом фильме есть одна описанная с юмором сцена. Реймонд стоит у пешеходного перехода оживленной улицы. Мы видим, как он терпеливо ждет, пока зажжется зеленый свет. Появляется зеленая надпись ИДИТЕ. Он начинает идти по переходу, но стоит ему дойти до середины улицы, как надпись меняется на красную НЕ ИДИТЕ. Реймонд делает, что сказано, и тут же останавливается прямо по середине улицы, ожидая дальнейших инструкций. В фильме это вызывает огромный дорожный затор, и местный «работяга» в ярости выскакивает из машины. Результат выглядит комично, но не слишком-то весело для несчастного Реймонда, которого чуть не избили. На самом деле знак обозначал опасность, и в данной ситуации значил нечто вроде «Поторопитесь и как можно скорее уйдите с дороги», но Реймонд не мог этого понять. Для Реймонда знак обозначал конкретную команду. На этой стадии ИДИТЕ значит надо идти, а НЕ ИДИТЕ значит нужно остановиться, точка.
Напоследок важно подчеркнуть одну важную особенность речевого развития. Мы разделяем язык на два типа. Первый тип - это рецептивный язык. Это способность воспринимать, запоминать и использовать символически чужую речь. Второй тип - это экспрессивный язык. Это способность передавать наши собственные мысли с помощью речи, письма, рисования, печати, жестикуляций и т. д. Это очень важно запомнить, потому что конкретная фаза рецептивного языка (понимания чужой речи) обычно начинается раньше и развивается быстрее, чем экспрессивный язык.
Задержка восприятия символического языка при умеренном/высокофункционирующем аутизме и синдроме Аспергера
Третья и заключительная стадия языкового развития происходит тогда, когда созревают и становятся активными части мозга, наделяющие слова и абстрактные идеи символическим значением.
Чтобы объяснить языковые (когнитивные) проблемы на этой стадии, давайте, используем следующие аналогию. На этот раз будем считать, что символический оркестр - это только различные части мозга, отвечающие за речевое развитие. И вот что пошло не так:
Во-первых, все секции оркестра сидят на месте, но в некоторых собралось слишком много музыкантов, и они заглушают остальные секции. Во-вторых, в некоторых секциях музыкантов так мало, что их вообще не расслышать. В-третьих, не все секции оркестра исполняют одно и то же произведение. Наконец, в-четвертых, не все секции следуют указаниям дирижера. А теперь, давайте, используем эту аналогию, чтобы понять, какие проблемы развития речи характерны для высокофункционирующего аутизма и синдрома Аспергера.
Во-первых, что происходит, когда музыканты собираются в одной-единственной секции? Ответ прост, у нас получается односторонний человек с одним-единственным интересом по жизни. Такой человек по большей части использует один тип мышления, и он все свое время посвящает одному интересу.
Вот один пример такого человека. Это профессор колледжа, который буквально все знает о своем предмете, и его знания очень дословные и структурированные. Хотя он приобрел мировую известность как авторитет в своей области, он не интересуется и практически ничего не знает о своей жене, детях и обо всем остальном мире. Его жена рассказал мне следующее:
«Он порядочный человек, он очень много работает, и его очень уважают там, где он преподает. Но вне работы он превращается в рассеянного, скучного и беспомощного как младенец человека. И он очень сух в общении. Он в жизни не сможет понять шутку. Ему нравится только читать и говорить о том, что он делает на работе. У него никогда не было ни одного друга, потому что он не говорит ни о чем, кроме своего предмета».
Этот профессор - классический пример того, что происходит, когда одна секция (один интерес) перетягивает все ресурсы. Его мышление очень конкретно, днем и ночью он только и делает, что запоминает новые факты о своем интересе и воспроизводит их в уме снова и снова. Он рассказал мне об этом сам, когда я спросил его. По его словам, ему спокойнее всего, когда он думает о каком-то сложном понятии из своей области.
Другой мужчина средних лет из Лос-Анджелеса ответил на мой вопрос о том, чем он зарабатывает на жизнь, следующим образом:
«Я крашу. [Долгая пауза]. Я крашу машины. Я крашу правую переднюю дверцу. [Еще более долгая пауза, смотрит в пол]. Я крашу машины, правую переднюю дверцу вот уже 35 лет. [Долгая пауза, продолжает смотреть в пол]. Я очень хорошо это делаю, никогда не пропускаю ни точки. [Долгая пауза, засовывает руки в карманы и продолжает смотреть в пол]».
Его жена говорит следующее:
«Мне приходится заботиться обо всем, что касается нашей жизни и детей. Он рядом телом, но как бы не совсем рядом. Он всегда был таким, ему нравится жить в своем собственном мире, но я знаю, что он меня любит, и я люблю его. Он думает не так, как мы с вами, он все время думает о том, что ему нравится».
Угадайте, как он проводит все свое свободное время и выходные? Правильно, он красит. Просто он красит дома - раскрашивает маленькие модели автомобилей. И да, он был одержим этими автомобилями еще с дошкольного возраста. Его визуальные, пространственные и цветовые «секции оркестра мозга» вполне нормальны, но они так громко играют, что переключают на себя все остальные типы мышления.
Вот еще один пример того, как один тип мышления может начать доминировать над всеми остальными типами. Однажды мне довелось повстречать удивительного человека из Юты. Он был одержим педалями органа. У каждого органа есть уникальный набор педалей, которые регулируют поток воздуха в трубах, чтобы получить разные ноты. Наш друг объездил всю западную часть США, часами записывать самые разные комбинации педалей для органов, какие он только смог отыскать. Всю эту информацию он бережно хранил в памяти.
Зачем нужна информация о педалях органа? Не имею ни малейшего представления, но сказал он мне следующее:
«Это не важно, что никто другой не думает так, как я, доктор Ритво. Мне хорошо, когда я вижу орган и укладываю педали у себя в голове. [Долгая пауза]. Мне нравится все время так делать. Я вижу, как они расположены, и слышу музыку у себя в голове, и я хочу видеть и слышать это [пауза] все время».
Вот еще один пример того, как одна секция оркестра (тип мышления) начинает перетягивать на себя все остальные. Мне довелось работать со смышленым подростком, и мы потратили много месяцев, пока не поняли его мышление «плохой привычки», и как он может научиться жить с этим.
Назовем его, скажем, Джоуи. Его направили ко мне, потому что у него была «плохая привычка». Он мог внезапно схватить чужие часы на руке - будь это часы учителя, одноклассника или любого другого человека, который просто оказался поблизости. Если ему удавалось стащить часы с руки, он тут же ставил их на «правильное» время. Если он видел стенные часы в общественном месте, и он мог до них добраться, то он тут же пытался перевести и их тоже.
В подростковом возрасте его «плохая привычка» перестала быть простой помехой, ее становилось все труднее и труднее контролировать. Его чуть не выгнали из-за этого из школы, а охранники местного супермаркета внесли его в черный список.
Мы с его родителями начали с того, чтобы научить его спрашивать разрешения «проверить и перевести» сначала мои часы, потом часы родителей, а потом потренировались спрашивать это у других людей. Наконец, мы отвели его в магазин часов, где он вежливо попросил продавца, и получил в ответ огромную награду - возможность перевести все часы в магазине.
Пока Джоуи учился делать свою «плохую привычку» более социально приемлемой, он начал описывать «как он думает»:
«У меня очень «яркие» мысли и чувства каждый раз, когда я вижу часы, я тут же вижу у себя в голове, как их перевести. [Долгая пауза]. Это заставляет меня делать что-то вроде моей плохой привычки, я ищу «штуки для времени» везде, куда бы я ни приходил, я везде сразу их вижу, я всегда их ищу. Я вижу руки и колесики у себя в голове».
Затем он улыбнулся и сказал: «Я вижу у себя в голове, как идет время. Я могу сказать вам, сколько минут мы с вами говорили, хотите узнать?»
В конце концов, он сказал нам, что он помнил, как дедушка рассказал ему, как работают часы, когда он только учился говорить. Он описал, как его голова всегда наполнена «картинками» циферблатов, рук, чисел и маленьких колес внутри и снаружи. В конец концов, он сообщил с подобающей скорбью, что он знал, какие ему грозят неприятности, если он схватит чужие часы, но он просто не мог остановиться.
После нескольких месяцев упорной работы Джоуи смог принять тот факт, что у него «такое мышление» насчет часов и колесиков внутри, и он сможет жить со своей «плохой привычкой», если научится переводить часы социально приемлемым образом.
Надеюсь, что вы заметили, какое плато произошло в символическом речевом развитии этих четырех людей. Каждый из них стал специалистом одного типа мышления. Первый из них, профессор, все время думает о конкретных изолированных фактах из сферы своих интересов. Целый день он обобщает их в категории и разбирает на отдельные факты снова и снова. Второй человек, маляр, думает в терминах формы и цвета. Третий человек, мистер Педали органа, день и ночь думает об определенных картинках и звуках, которые связаны с этими картинками. И, наконец, у Джоуи в голове постоянно находятся циферблаты, вращающиеся колесики и стрелки часов.
Можно сказать, что каждый человек, будь это вы или я, может думать точно так же, как и эти четверо. Но в их случаях «специализация» одного типа мышления заполняет все и вытесняет все другие виды мышления. Когда другие люди используют «специализированное» мышление, то мы делаем это изолированно, только когда нам это нужно, и этого требует ситуация. Их развитие мозга достигло плато на символической стадии речи, и у них не развился целый спектр различных типов мышления.
Теперь, давайте, вернемся к нашей аналогии, где мозг сравнивается с симфоническим оркестром. Что произойдет, если в одной секции недостаточно музыкантов, и их вообще не услышать?
Это относится практически к каждому случаю умеренного аутизма и синдрома Аспергера, с которым мне приходилось сталкиваться. Это довольно смелое заявление, но я уверен, вы согласитесь со мной, когда я скажу, о какой секции оркестра идет речь. Эта секция отвечает за информацию об образе себя. Она связана с тем, как мы осознаем себя, что мы думаем о себе, что мы знаем о том, что думают о нас другие люди, и как они относятся к нам. Кроме того, она отвечает за важность и значение социальных намеков.
Если вы встретите человека, у которого этот тип символического мышления не развит, то он покажется вам «социально выключенным», и вы сразу это заметите. Встречая таких людей, довольно скоро понимаешь, что «тут, должно быть, дело в аутизме и синдроме Аспергера».
О тех трудностях, с которыми сталкиваются такие люди в отношениях с другими людьми, я буду говорить в следующей главе. Просто запомните пока такой факт: нарушения в социальном взаимодействии связаны с задержкой развития в обработке символической информации.
Мышление многих людей с аутизмом и синдромом Аспергера разделено на очень четкие отсеки, когда между различными областями мысли не проводятся связи, нет определенной целостности мышления. Продолжая мою аналогию с оркестром, что произойдет, если некоторые секции не будут следовать дирижеру, не будут играть одну и ту же мелодию? Вот несколько примеров из моей практики.
Одаренная молодая женщина с синдромом Аспергера обратилась ко мне за советом. Она недавно получила докторскую степень по лингвистике в престижном университете, и искала место исследователя в своей области. Анализируя ее историю жизни, я спросил, почему она выбрала лингвистику в качестве темы. Вот каким был ее ответ:
«Потому что во втором или третьем классе школы я обнаружила, что не думаю так же, как и все остальные дети. Когда я поступила в колледж и узнала, что можно изучать язык, то я воспользовалась этой возможностью, потому что считала, что так я пойму, почему я думаю не так, как все люди, которых я знаю».
Когда я спросил ее, что она имеет в виду, когда говорит, что думает не так, как остальные, она ответила:
«Я думаю обо всем определенными коробками, но мне трудно связывать эти коробки вместе. Каждая идея для меня отдельна, и я совершенно теряюсь и чувствую себя глупой до тех пор, пока не соединю их вместе, но теперь я знаю, что я не глупая. Как только я что-то пойму, я уже этого не забуду, я могу видеть это у себя в голове вечно. Вот почему у меня такие хорошие оценки. Это требует очень и очень больших усилий, но как только я соединю две разные вещи, я тут же все пойму. Когда я вместе с друзьями, то мне приходится напоминать себе, что они не думают так же, как и я. Я никогда не вижу, как одно связано с другим. Я никогда не могу уследить за разговором, потому что я не понимаю, как то, что сказал один человек, даже если это я сама, связано с тем, что говорит другой человек… Я хотела изучать лингвистику, чтобы понять, как думают все остальные… Когда я прочитала о синдроме Аспергера, я тут же поняла, что я такая же, потому что мне не нужны друзья, и я не понимаю других людей, как и они. Но мне важно узнать у вас, знаете ли вы других людей, которые думают как я, которые думают коробками?»
Другая молодая женщина с синдромом Аспергера сказала мне, что когда она заходит в комнату, она тут же понимает, какой она формы, и какой у нее объем:
«Я с легкостью и точностью могу вспомнить цвета обоев, ковров и занавесок. Я могу сказать высоту потолков и длину стен. Объем комнаты очень важен для меня. Объем должен быть правильным для этой комнаты, и я могу сказать, правильный он или нет. Если нет, то я хочу уйти».
Я спросил ее, что будет, если в комнате находятся люди. Она ответила:
«Наверное, я их даже не увижу, а если и увижу, то вспомню только цвет их одежды, а не то, как они выглядели, и как их звали».
Ее мир состоит из форм, предметов, пространства и множества цветовых оттенков. Другие аспекты этого мира можно припомнить, но они представляют мало интереса. Другая распространенная жалоба таких людей состоит в том, что их собственные жесты и манеры никак не связаны с тем, что они говорят. С другой стороны, они не могут понять смысла жестов других людей.
Один молодой человек признался мне, что он не может определить по тону голоса, что чувствует другой человек, точно так же он не мог сказать, что значит тот или иной тон голоса. Содержание речи и чувства не связываются друг с другом автоматически с помощью символической речи. Он «признался», что его трудности были такими большими, что ему пришлось «учиться» как «считывать» чужие чувства, когда он учился в школе, чтобы он не «выглядел глупо» перед другими учениками и учителями.
Некоторые пациенты говорили мне, что они думают только черно-белыми картинками. Некоторые видят у себя в голове слова. Некоторые жаловались, что они могут думать только об одном предмете в один момент времени, и они очень расстраивались, если их размышления прерывали.
Шутки и аналогии таким людям даются с огромным трудом, поскольку они по своей природе требуют очень развитой символической речи. Большинство шуток смешны, потому что вы можете соединить мысленно понятия, которые на самом деле не связаны. Если ваше мышление очень конкретно или вам трудно уловить скрытый символический смысл, то вы не сможете понять смысл шутки. Каламбуры, сарказм и враждебный юмор будут одинаково сложны по одной и той же причине.
Как я уже говорил раньше, одна из самых распространенных проблем, связанных с неспособностью развить символическое мышление - это полное отсутствие осознания себя. Именно поэтому большинство людей с умеренным аутизмом и синдромом Аспергера не думают о себе, как о странных или отличающихся от других до предподросткового возраста. Именно в этом возрасте ровесники чаще всего говорят им, что они «со странностями», «чудилы» и так далее.
Сравните это с обычными подростками, которые страдают от чрезмерной застенчивости и низких социальных навыков. Такие дети постоянно беспокоятся о том, что они «не крутые», «не вписываются», «не так одеты», «не принадлежат к «крутой» школьной компании» и так далее. Обычные застенчивые дети живут на другой планете, чем подросток с синдромом Аспергера, который «социально выключен» или «социально слеп».
Наконец, примером раздробленности и разделения мышления на символической стадии могут быть люди, которые не умеют классифицировать информацию обычным образом. Многие люди, с которыми мы работали, думают только картинками, не словами. Другие говорят нам, что они ничего не могут понять до конца, если этого не записать. У таких людей секции мозга, которые обрабатывают визуальную информацию или письменную речь используются слишком активно и отделены от других.