Новообретение
Я продолжаю собирать осколки родины, про которую я столько читал в детстве, но почти не успел увидеть при ее жизни. На этот раз - Крым. Довольно неожиданно для меня самого, потому что Крым никогда меня не интересовал, не привлекал, не манил. Побывав во многих уголках страны, я никогда не стремился сюда. Наверное, потому что главное, с чем у меня ассоциируется Крым, это тесные пляжи, толстые тетки в цветастых купальниках и толпы, толпы так называемых отдыхающих.
Но произошли известные события, и вот уже второй раз за месяц я, в галстуке и с кожаным портфелем, спускаюсь по трапу в аэропорту Симферополя в пестрой толпе тех самых отдыхающих.
Симферополь оказался захолустным городком, очень зеленым, неухоженным и довольно приятным. Если не знать, что ты в Крыму, то и не подумаешь. Обычная провинция. Никаких достопримечательностей, ничего особо красивого или интересного. Вот уже второй раз не могу заставить себя сделать усилие над собой и съездить в Бахчисарай, до которого всего-то тридцать километров, полчаса на автобусе. Фотографии не вдохновляют - видал я виды и получше, и поинтереснее. О побережье и говорить нечего.
Курортный Крым со всеми его красотами по-прежнему неинтересен мне. Но где-то под коркой застывших стереотипов вдруг начинают пробуждаться рассредоточенные в памяти образы, которые некогда были самоценны, жили сами по себе, а теперь вдруг, словно призраки, собирающиеся с погоста на вечеринку в старом замке, они вдруг оживают, вылезают со своих полочек и начинают шататься по моей бедной голове, кряхтя, что-то неразборчиво бормоча и сталкиваясь в темноте. Все они так или иначе связаны с Крымом.
Светлейший князь Потемкин-Таврический; задумчивый Пушкин у Бахчисарайского фонтана; молодой оккупант Генрих Белль, замерзающий в ночном карауле; Иван Шмелев, потрясенный красным террором; Хлудов и Чернота; Блюхер и Фрунзе, штурмующие Перекоп; герои Аджимушкая; участники Ялтинской конференции; Волошин в Коктебеле; Нахимов на Мамаевом кургане; Айвазовский, которого я так любил в детстве; толпа, осаждающая последний пароход в Константинополь, великое множество других образов, медленно проступающих из тумана дальних закоулков памяти и спешащих напомнить, что такое Крым помимо толстых теток в цветастых купальниках.
Я думаю, рано или поздно, они соберутся вместе, и их будет так много, что теток будет уже не видать. И тогда я, наверное, соберусь и поеду поищу тот самый мой Крым, настоящий Крым. А пока я еще погуляю по Симферополю, потереблю подсознание, подразню призраков. Ну и работа, конечно, работа...
Но произошли известные события, и вот уже второй раз за месяц я, в галстуке и с кожаным портфелем, спускаюсь по трапу в аэропорту Симферополя в пестрой толпе тех самых отдыхающих.
Симферополь оказался захолустным городком, очень зеленым, неухоженным и довольно приятным. Если не знать, что ты в Крыму, то и не подумаешь. Обычная провинция. Никаких достопримечательностей, ничего особо красивого или интересного. Вот уже второй раз не могу заставить себя сделать усилие над собой и съездить в Бахчисарай, до которого всего-то тридцать километров, полчаса на автобусе. Фотографии не вдохновляют - видал я виды и получше, и поинтереснее. О побережье и говорить нечего.
Курортный Крым со всеми его красотами по-прежнему неинтересен мне. Но где-то под коркой застывших стереотипов вдруг начинают пробуждаться рассредоточенные в памяти образы, которые некогда были самоценны, жили сами по себе, а теперь вдруг, словно призраки, собирающиеся с погоста на вечеринку в старом замке, они вдруг оживают, вылезают со своих полочек и начинают шататься по моей бедной голове, кряхтя, что-то неразборчиво бормоча и сталкиваясь в темноте. Все они так или иначе связаны с Крымом.
Светлейший князь Потемкин-Таврический; задумчивый Пушкин у Бахчисарайского фонтана; молодой оккупант Генрих Белль, замерзающий в ночном карауле; Иван Шмелев, потрясенный красным террором; Хлудов и Чернота; Блюхер и Фрунзе, штурмующие Перекоп; герои Аджимушкая; участники Ялтинской конференции; Волошин в Коктебеле; Нахимов на Мамаевом кургане; Айвазовский, которого я так любил в детстве; толпа, осаждающая последний пароход в Константинополь, великое множество других образов, медленно проступающих из тумана дальних закоулков памяти и спешащих напомнить, что такое Крым помимо толстых теток в цветастых купальниках.
Я думаю, рано или поздно, они соберутся вместе, и их будет так много, что теток будет уже не видать. И тогда я, наверное, соберусь и поеду поищу тот самый мой Крым, настоящий Крым. А пока я еще погуляю по Симферополю, потереблю подсознание, подразню призраков. Ну и работа, конечно, работа...