(no subject)
Алтынай Асылмуратова, прима-балерина Кировского (Мариинского) театра, народная артистка России. С 2000 года занимает пост художественного руководителя Академии русского балета имени А. Я. Вагановой, которую окончила в 1978 году (педагог И. Б. Зубковская). В эксклюзивном интервью, данном журналу Ballet.net Асылмуратова, по петербургской традиции, называет «школой» и Академию русского балета и сложившийся стиль русского балета, а под словом «театр» чаще всего имеет в виду Мариинский театр.
Алтынай Абдуахимовна, как вы относитесь к тому, что в премьеры Мариинского театра вышли танцовщики не нашей школы (Сарафанов, Корсунцев, Колб, Меркурьев, Соллогуб)? Есть они и среди корифеев и кордебалета, тем самым тоже определяя лицо труппы.
- Как истинный патриот, я, конечно, люблю своих воспитанников и хочу видеть их на сцене. Но опыты приглашения выпускников других школ бывали и раньше. Например, одновременно со мной танцевали Ольга Ченчикова и Марат Даукаев из Перми; они влились в коллектив, и мы называли их своими. Большой и Мариинский театры набирают лучших, чтобы усилить труппу. Другое дело, нужно, чтобы лучшими были свои. Школа для того и существует, чтобы выпускать будущих солистов и обеспечивать кордебалет. Так было всегда.
- Но манера «чужих» очень отличается от нашей школы. Воспитанники Вагановской академии смотрят на этих танцовщиков и перенимают их манеру исполнения.
- Ответственность лежит на репетиторах. Хотя база у всех одна, школы разнятся. Всегда отличаются руки - по ним сразу видно: другая школа! Кроме того, петербургская манера славится особой координацией. Когда все приходят в театр из одних стен, а там работают с репетитором, вышедшим оттуда же, то есть единство стиля. Наша школа и была задумана, чтобы работать для Мариинского театра.
- Часто говорят, что в театре идет размывание петербургского стиля. Педагоги Академии с этим борются?
- Мы с театром не боремся. У нас разные задачи, хотя цель одна. Педагогам Академии есть с чем бороться. У них много своей работы и работа эта сложная, ведь дети поступают разные. Как говорила Ваганова, учат всех, а выучиваются не все. Наша обязанность хранить традиции петербургского балета. От своих педагогов мы получили ценнейшее наследие, накопленное предыдущими поколениями. Теперь наша обязанность бережно передать следующему поколению это богатство, дополнив его собственным опытом.
- Как в Академии решается проблема смены поколений педагогов?
- Это большая проблема. Педагог - особая профессия. Можно быть гениальным танцовщиком или балериной, но не быть хорошим педагогом. И весьма средний танцовщик может иметь талант педагога. Многие наши воспитанники выпускаются с отличными отметками, что говорит об их возможностях стать в будущем балеринами и премьерами. Однако не все ими становятся. Таких бриллиантиков мало, их нужно найти и специально выращивать. То же самое с педагогами. У нас на педагогическом факультете учится определенное количество студентов, но это не значит, что все, получившие дипломы, могут работать в школе. Особенно в нашей школе.
Здесь существует и другая проблема. Я не люблю о ней говорить, но она есть. Наша жизнь связана с деньгами, на одном энтузиазме далеко не уедешь. Балетный век короткий, и в сорок лет танцовщики могут выйти на пенсию, начать другую деятельность, предположим, педагогическую. Но если есть выбор - продолжать работать в театре или преподавать - люди выбирают театр. В театре есть Президентский грант, поэтому все стараются, как можно дольше продержаться в труппе, чтобы достойно обеспечить свои семьи. К сожалению, мы сегодня такими средствами не располагаем и предложить достойную альтернативу не в силах. Мы можем предложить адский труд. Конечно, он будет вознагражден уважением, но не материальными благами на уровне Мариинского театра. Это тоже усложняет нашу работу. Приходится долго ждать, когда люди, наконец, освободятся и придут в школу.
- Почему вы сами не берете класс?
- Не вижу необходимости. Педагогов хватает, а лишать кого-то места, чтобы взять себе класс, - неэтично. Кроме того, мне и так достаточно работы. Я часто хожу по классам, вмешиваюсь в процесс репетиций. Два раза в неделю веду класс актерского мастерства. Взять класс - любой, а тем более классики - не значит всего лишь дать в день один урок продолжительностью полтора часа. Нужно сутками думать, как донести материал, что улучшить. И, повторяю, сегодня нет необходимости, но если она вдруг возникнет, я готова. Меня сейчас больше волнует вопрос воспитания новых педагогов, чтобы на смену старшему поколению вырастить достойных приемников.
- Ходят слухи о реформе профессионального образования. Говорят, что дети будут учиться 7 и 9 лет.
- Это так. Реформа делается для детей. Девятилетнее обучение уже было, потом его на год сократили. Мальчикам одного года явно не хватает. Девочки, взрослеют, формируются раньше, а мальчики запаздывают. На 8-м году они могут сделать рывок в росте, но еще не набирают физической силы и это ограничивает их возможности. По уровню сознания девочки тоже опережают мальчиков. Девочки понимают, зачем пришли учиться, а их одноклассники только к окончанию школы осознают, какие сложности должны преодолеть, чтобы получить профессию.
- После 7 класса кого-то будут отчислять?
- Плана с кем-то расставаться после 7 класса нет. Надо быть более ответственным в отборе кадров до этого срока. Последний рубеж, когда следует отчислять - 5/9 класс. Тогда дети получают аттестат зрелости, и в принципе уже видно, как пойдет их физическое развитие.
Среднее образование будет закончено в 7 классе. Если дети сами захотят получить диплом о среднем образовании и если возраст позволит им устроиться на работу, они имеют право это сделать. Силком их здесь никто держать не будет. Но задачи отчисления после 7 класса, повторяю, нет.
Идея состоит в том, чтобы дети выходили из стен Академии не с пэтэушным, как все мы, а с высшим образованием. Эта идея возникла не вдруг. Еще лет 10 назад ректор Леонид Николаевич Надиров пытался добиться, чтобы воспитанники получали диплом о высшем образовании. Но тогда не смогли найти правильное положение, чтобы грамотно соответствовать требованиям ВУЗа. Попробуем теперь. На 9-м году обучения ученики будут получать первую ступень высшего образования - бакалавриат, которая потом, через десять лет работы в театре, позволит им вернуться сюда и закончить высшее образование, доучившись на педагогическом факультете всего два года, а не четыре с половиной, как сейчас. Кстати, раньше, много лет назад, на педфаке учились два года.
- Потребуется пересмотреть программы обучения. Что будут изучать по программе классического танца на 9 год?
- Программы мы уже пересмотрели. Естественно, это будет пробный шаг. Все нужно проверять практическим путем. Одно дело расписать программы в клеточках на бумаге. Нужно посмотреть, как они будут работать. Что мы сейчас сделали? В течение четырех с половиной лет, во время которых студенты обучаются на педагогическом факультете, они изучают не только специальные предметы, но и общеобразовательные. Этот блок общеобразовательных дисциплин мы разделили и часть перекинули на 8 и 9 годы. Но посмотрим…
- Когда начнется реформа?
- Попробуем начать на будущий год.
- Близится конкурс «Ваганова-Prix». Будет ли что-то новое в его программе?
- Особых изменений нет. Немного расширили программу репертуара конкурсантов, поскольку на прошлом конкурсе за это высказалось большинство членов жюри. Стал шире и круг участников, хотя это новшеством назвать нельзя, такое уже было. Но на прошлом, Пятом конкурсе участвовали только 7 и 8-е - предвыпускники и выпускники, а в этом году мы решили включить 6-е классы.
- Порой говорят, что наследие Вагановой мертво. Некоторые не так категоричны и утверждают, что сама Ваганова, будь она жива, учила бы иначе. Какова ваша точка зрения?
- У нас очень любят хоронить все хорошее. Вероятно, такой менталитет. Мы должны постоянно жить в трагедии: все умирает, все мертво. Чаще всего мы сами все разрушаем, потом спохватываемся, начинаем бить в колокола, кричать: «караул, давайте восстанавливать!»
Я не считаю, что наследие мертво. Пусть те, кто это утверждает, объяснят, что они подразумевают под этим. Что такое методика Вагановой? Почему она вдруг умерла? Да ничего подобного! Умереть она никак не может. Школа продолжает развиваться и работать.
- Два года назад широко отмечали юбилей Вагановой. Тогда сняли фильм «Урок Вагановой». Какова его судьба? Используется ли он в учебном процессе? И. В. Ступников, высоко оценивая фильм (в частности использование в нем записей уроков Вагановой, сделанных Анастасией Соколовой), рекомендовал продолжить работу и снять несколько серий.
- Честно говоря, я не занимаюсь процессом распространения фильма. Но те, кому надо, этот фильм имеет. Там много интересного и полезного. Мы сняли не полный урок, а небольшой фрагмент. У Соколовой полностью, с экзерсисом записаны около двадцати уроков. Мы выбрали самые интересные, самые характерные комбинации, причем не только силовые. Даже не брали палку, а только середину - прыжки и пальцы. Хотелось показать связь урока с классическим репертуаром, с которым перекликается и музыкальное оформление. У Вагановой многое взято из «Спящей». Видно, что она готовила не просто исполнительниц определенных движений - батманов, жете и т. д., она уже на школьных уроках готовила учениц к сцене. Дети знали связки, поэтому их координация была очень хорошей. Те, кто говорит, что методика мертва, пусть осмелится сказать, что координация больше не нужна. Иногда слышатся упреки к стопам. Конечно, стопам нужно уделять большое внимание. И Ваганова, и старые педагоги не допускали неаккуратных стоп.
Бесспорно, что-то меняется. Стали выше и полупальцы, и пассе. Выше поднимают ноги, чего раньше вообще не разрешалось. Подъем ноги на 90 градусов был достаточным, а выше считался неэстетичным, некрасивым. Когда я училась, запрещалось растягиваться. Наши педагоги считали это цирком, гимнастикой. Сейчас все растянутые, и это требование времени, от которого мы не можем отмахиваться.
- Вы говорите, что Ваганова в своих уроках ориентировалась на театральный репертуар, а сейчас в Мариинском театре идет много Баланчина. Его хореография требует иной техники. Как школа реагирует?
- Вещами хорошими (подчеркиваю: хорошими), которые присутствуют в западных школах, надо владеть. Если бы Агриппина Яковлевна была жива и углядела что-то полезное, она бы сразу это взяла. И следует не забывать о том, что у нас какие-то вещи утеряны. Например, мелкая прыжковая техника. Она у нас растянутая, вся в одном темпе.
- То есть мы возвращаем с Запада то, что сами потеряли?
- А Запад-то откуда? Классика откуда пошла? Предположим, была французская школа и французский балет. А остальное? Баланчин? Он же из нашей школы.
- Сейчас в Академии русского балета много внимания уделяется научной работе. Вы, как художественный руководитель, какие видите задачи и направления этой деятельности?
- Все моя жизнь связана с искусством. И я не занимаюсь наукой, в том понимании, как я себе ее представляю. Но раз мы назвались академией, надо соответствовать. Идет научная работа, работа непростая. Люди, которые занимаются здесь основным делом, т.е. специальностью, не любят писать. Балет очень трудно фиксируется на бумаге. Это чисто зрительное искусство. Мы практики. Кроме того, можно написать все что угодно, но доказать это можно только практическим путем. Агриппина Яковлевна Ваганова написала знаменитую книгу. Но если бы она практическим путем не доказала свою правоту, разве бы ее книга заняла столь важное место? Поэтому я считаю: сначала - дело, а потом все остальное. Понимаю, я обязана следить за выходом печатных работ педагогов. Возможно, это звучит крамольно, но мне важнее, чтобы был практический результат. Наша старейшая школа как вуз находится в процессе становления, и, быть может, новому поколению педагогов, которые вырастут в стенах Академии, будет легче.
- Банальный, но необходимый вопрос. Какие творческие планы Академии по новым постановкам?
- Вопрос очень хороший. Замечательный! Я мечтаю поставить новый балет. Однако есть одно но, которое не зависит от меня и даже от денег. Нужно найти человека, способного это сделать. И сделать не на 3 или 4, а на 5 с плюсом. Ведь на школьниках экспериментировать нельзя. Физическая нагрузка не должна вредить здоровью детей.
Следует не забывать, что не все темы, не все стили пригодны для школы Каждый раз дети меняются. Бывали такие выпуски, когда многое можно было сделать самого разного плана. Но у нас же не стабильная театральная труппа; одни дети уходят, приходят другие, и оказывается, что им требуется иной репертуар.
Мне хочется сделать сюжетный спектакль с красочными декорациями, который был бы не хуже, чем «Щелкунчик» Вайнонена. Этот балет для школы идеален. Он труден, и на нем можно расти. Там есть, что делать и маленьким, и большим. В нем есть все: классика, характерные танцы, игровые партии. У нас давно не было нового спектакля, и очень хочется, чтобы он появился.
- Поиски активны или это только мечты?
- Трудно назвать их активными, потому что существует голод на хореографов, и не только в России. Когда где-то что-то появляется, все узнают, ведь наш мир узок. На небольшие бессюжетные вещи найти хореографа можно, а замахнуться на большие полотна не все художники способны. Это редкий дар. Ищем, высматриваем. Иногда появляются молодые интересные хореографы, но не все они могут в школе. Если театры имеют возможность позволить себе такие зрелищные балеты-шоу, как шемякинские, или уходить в другую сторону - сторону модерна, то в школе дети должны на спектакле учиться, приобретать навык. Им необходима красота, сюжет, чтобы они понимали, зачем выходят на сцену. И, как я уже говорила, хореография должна быть им по силам. Словом, пока нет хореографа, способного справиться с комплексом таких больших и серьезных задач.
- В прошлом году Академию русского балета трясло от судов по искам родителей отчисленных детей. В чем вы видите причину этих абсурдных событий?
- Плоды демократии. Нехорошие плоды. Раньше было плохо, потому что мы не знали своих прав. Теперь все узнали о том, что имеют права, в том числе и право подать в суд. Можно отчасти понять родителей, переживающих за своих детей. Мне детей, с которыми приходится расставаться, тоже жаль, ведь они искренне трудились с первых классов. Процесс отчисления очень болезненный. Не все родители понимают, что, идя на такой шаг, мы делаем это не случайно и не по злому умыслу. На наших глазах было достаточно сломанных судеб. Не хочется, чтобы в жестоком мире отбора, существующем в балете, дети были выброшены обществом. Тем, у кого нет перспектив, лучше раньше уйти из школы, чтобы легче адаптироваться в дальнейшей жизни. Педагоги у нас жалостливые и всегда отстаивают учеников как родных детей. Практика показала, что, если поддаться их уговорам и оставить детей, ничего хорошего не получается. А такая школа, как наша, вынуждена стремиться к «безотходному производству» на финальной стадии. Все выпускники должны быть востребованы. Если кто-то остается без профессии, ему трудно перестроиться. У нас другая жизнь, мы оторваны от мира. Воспитанники с 9 утра до 7 вечера находятся в стенах Академии и очень отличаются от учеников других школ. Вот и приходилось объяснять уважаемым судьям особенности нашей профессии.
Абсурдно, что теперь родители считают нормальным вмешиваться в процесс обучения. Я же не пойду на химический комбинат к директору сказать, что он что-то неправильно делает, поскольку в химии не понимаю. Почему же люди, никакого отношения к балету не имеющие, считают возможным говорить педагогам, как надо преподавать? Это не демократия, а абсурд! Это мешает работать, создает нехорошие ситуации, в которые втягиваются воспитанники. У детей возникает ощущение, что педагоги их обижают, что им нужна защита. Родители должны нести позитивное настроение, чтобы дети, стремясь к успеху, тратили энергию в залах, а не в разборках взрослых. Ученикам нужно читать книги, ходить в музеи, гулять по нашему прекрасному городу. Детей нужно отрывать от земли, внушать им возвышенные чувства. Только тогда они вырастут большими артистами, найдут свое место и счастье в искусстве.
Алтынай Абдуахимовна, как вы относитесь к тому, что в премьеры Мариинского театра вышли танцовщики не нашей школы (Сарафанов, Корсунцев, Колб, Меркурьев, Соллогуб)? Есть они и среди корифеев и кордебалета, тем самым тоже определяя лицо труппы.
- Как истинный патриот, я, конечно, люблю своих воспитанников и хочу видеть их на сцене. Но опыты приглашения выпускников других школ бывали и раньше. Например, одновременно со мной танцевали Ольга Ченчикова и Марат Даукаев из Перми; они влились в коллектив, и мы называли их своими. Большой и Мариинский театры набирают лучших, чтобы усилить труппу. Другое дело, нужно, чтобы лучшими были свои. Школа для того и существует, чтобы выпускать будущих солистов и обеспечивать кордебалет. Так было всегда.
- Но манера «чужих» очень отличается от нашей школы. Воспитанники Вагановской академии смотрят на этих танцовщиков и перенимают их манеру исполнения.
- Ответственность лежит на репетиторах. Хотя база у всех одна, школы разнятся. Всегда отличаются руки - по ним сразу видно: другая школа! Кроме того, петербургская манера славится особой координацией. Когда все приходят в театр из одних стен, а там работают с репетитором, вышедшим оттуда же, то есть единство стиля. Наша школа и была задумана, чтобы работать для Мариинского театра.
- Часто говорят, что в театре идет размывание петербургского стиля. Педагоги Академии с этим борются?
- Мы с театром не боремся. У нас разные задачи, хотя цель одна. Педагогам Академии есть с чем бороться. У них много своей работы и работа эта сложная, ведь дети поступают разные. Как говорила Ваганова, учат всех, а выучиваются не все. Наша обязанность хранить традиции петербургского балета. От своих педагогов мы получили ценнейшее наследие, накопленное предыдущими поколениями. Теперь наша обязанность бережно передать следующему поколению это богатство, дополнив его собственным опытом.
- Как в Академии решается проблема смены поколений педагогов?
- Это большая проблема. Педагог - особая профессия. Можно быть гениальным танцовщиком или балериной, но не быть хорошим педагогом. И весьма средний танцовщик может иметь талант педагога. Многие наши воспитанники выпускаются с отличными отметками, что говорит об их возможностях стать в будущем балеринами и премьерами. Однако не все ими становятся. Таких бриллиантиков мало, их нужно найти и специально выращивать. То же самое с педагогами. У нас на педагогическом факультете учится определенное количество студентов, но это не значит, что все, получившие дипломы, могут работать в школе. Особенно в нашей школе.
Здесь существует и другая проблема. Я не люблю о ней говорить, но она есть. Наша жизнь связана с деньгами, на одном энтузиазме далеко не уедешь. Балетный век короткий, и в сорок лет танцовщики могут выйти на пенсию, начать другую деятельность, предположим, педагогическую. Но если есть выбор - продолжать работать в театре или преподавать - люди выбирают театр. В театре есть Президентский грант, поэтому все стараются, как можно дольше продержаться в труппе, чтобы достойно обеспечить свои семьи. К сожалению, мы сегодня такими средствами не располагаем и предложить достойную альтернативу не в силах. Мы можем предложить адский труд. Конечно, он будет вознагражден уважением, но не материальными благами на уровне Мариинского театра. Это тоже усложняет нашу работу. Приходится долго ждать, когда люди, наконец, освободятся и придут в школу.
- Почему вы сами не берете класс?
- Не вижу необходимости. Педагогов хватает, а лишать кого-то места, чтобы взять себе класс, - неэтично. Кроме того, мне и так достаточно работы. Я часто хожу по классам, вмешиваюсь в процесс репетиций. Два раза в неделю веду класс актерского мастерства. Взять класс - любой, а тем более классики - не значит всего лишь дать в день один урок продолжительностью полтора часа. Нужно сутками думать, как донести материал, что улучшить. И, повторяю, сегодня нет необходимости, но если она вдруг возникнет, я готова. Меня сейчас больше волнует вопрос воспитания новых педагогов, чтобы на смену старшему поколению вырастить достойных приемников.
- Ходят слухи о реформе профессионального образования. Говорят, что дети будут учиться 7 и 9 лет.
- Это так. Реформа делается для детей. Девятилетнее обучение уже было, потом его на год сократили. Мальчикам одного года явно не хватает. Девочки, взрослеют, формируются раньше, а мальчики запаздывают. На 8-м году они могут сделать рывок в росте, но еще не набирают физической силы и это ограничивает их возможности. По уровню сознания девочки тоже опережают мальчиков. Девочки понимают, зачем пришли учиться, а их одноклассники только к окончанию школы осознают, какие сложности должны преодолеть, чтобы получить профессию.
- После 7 класса кого-то будут отчислять?
- Плана с кем-то расставаться после 7 класса нет. Надо быть более ответственным в отборе кадров до этого срока. Последний рубеж, когда следует отчислять - 5/9 класс. Тогда дети получают аттестат зрелости, и в принципе уже видно, как пойдет их физическое развитие.
Среднее образование будет закончено в 7 классе. Если дети сами захотят получить диплом о среднем образовании и если возраст позволит им устроиться на работу, они имеют право это сделать. Силком их здесь никто держать не будет. Но задачи отчисления после 7 класса, повторяю, нет.
Идея состоит в том, чтобы дети выходили из стен Академии не с пэтэушным, как все мы, а с высшим образованием. Эта идея возникла не вдруг. Еще лет 10 назад ректор Леонид Николаевич Надиров пытался добиться, чтобы воспитанники получали диплом о высшем образовании. Но тогда не смогли найти правильное положение, чтобы грамотно соответствовать требованиям ВУЗа. Попробуем теперь. На 9-м году обучения ученики будут получать первую ступень высшего образования - бакалавриат, которая потом, через десять лет работы в театре, позволит им вернуться сюда и закончить высшее образование, доучившись на педагогическом факультете всего два года, а не четыре с половиной, как сейчас. Кстати, раньше, много лет назад, на педфаке учились два года.
- Потребуется пересмотреть программы обучения. Что будут изучать по программе классического танца на 9 год?
- Программы мы уже пересмотрели. Естественно, это будет пробный шаг. Все нужно проверять практическим путем. Одно дело расписать программы в клеточках на бумаге. Нужно посмотреть, как они будут работать. Что мы сейчас сделали? В течение четырех с половиной лет, во время которых студенты обучаются на педагогическом факультете, они изучают не только специальные предметы, но и общеобразовательные. Этот блок общеобразовательных дисциплин мы разделили и часть перекинули на 8 и 9 годы. Но посмотрим…
- Когда начнется реформа?
- Попробуем начать на будущий год.
- Близится конкурс «Ваганова-Prix». Будет ли что-то новое в его программе?
- Особых изменений нет. Немного расширили программу репертуара конкурсантов, поскольку на прошлом конкурсе за это высказалось большинство членов жюри. Стал шире и круг участников, хотя это новшеством назвать нельзя, такое уже было. Но на прошлом, Пятом конкурсе участвовали только 7 и 8-е - предвыпускники и выпускники, а в этом году мы решили включить 6-е классы.
- Порой говорят, что наследие Вагановой мертво. Некоторые не так категоричны и утверждают, что сама Ваганова, будь она жива, учила бы иначе. Какова ваша точка зрения?
- У нас очень любят хоронить все хорошее. Вероятно, такой менталитет. Мы должны постоянно жить в трагедии: все умирает, все мертво. Чаще всего мы сами все разрушаем, потом спохватываемся, начинаем бить в колокола, кричать: «караул, давайте восстанавливать!»
Я не считаю, что наследие мертво. Пусть те, кто это утверждает, объяснят, что они подразумевают под этим. Что такое методика Вагановой? Почему она вдруг умерла? Да ничего подобного! Умереть она никак не может. Школа продолжает развиваться и работать.
- Два года назад широко отмечали юбилей Вагановой. Тогда сняли фильм «Урок Вагановой». Какова его судьба? Используется ли он в учебном процессе? И. В. Ступников, высоко оценивая фильм (в частности использование в нем записей уроков Вагановой, сделанных Анастасией Соколовой), рекомендовал продолжить работу и снять несколько серий.
- Честно говоря, я не занимаюсь процессом распространения фильма. Но те, кому надо, этот фильм имеет. Там много интересного и полезного. Мы сняли не полный урок, а небольшой фрагмент. У Соколовой полностью, с экзерсисом записаны около двадцати уроков. Мы выбрали самые интересные, самые характерные комбинации, причем не только силовые. Даже не брали палку, а только середину - прыжки и пальцы. Хотелось показать связь урока с классическим репертуаром, с которым перекликается и музыкальное оформление. У Вагановой многое взято из «Спящей». Видно, что она готовила не просто исполнительниц определенных движений - батманов, жете и т. д., она уже на школьных уроках готовила учениц к сцене. Дети знали связки, поэтому их координация была очень хорошей. Те, кто говорит, что методика мертва, пусть осмелится сказать, что координация больше не нужна. Иногда слышатся упреки к стопам. Конечно, стопам нужно уделять большое внимание. И Ваганова, и старые педагоги не допускали неаккуратных стоп.
Бесспорно, что-то меняется. Стали выше и полупальцы, и пассе. Выше поднимают ноги, чего раньше вообще не разрешалось. Подъем ноги на 90 градусов был достаточным, а выше считался неэстетичным, некрасивым. Когда я училась, запрещалось растягиваться. Наши педагоги считали это цирком, гимнастикой. Сейчас все растянутые, и это требование времени, от которого мы не можем отмахиваться.
- Вы говорите, что Ваганова в своих уроках ориентировалась на театральный репертуар, а сейчас в Мариинском театре идет много Баланчина. Его хореография требует иной техники. Как школа реагирует?
- Вещами хорошими (подчеркиваю: хорошими), которые присутствуют в западных школах, надо владеть. Если бы Агриппина Яковлевна была жива и углядела что-то полезное, она бы сразу это взяла. И следует не забывать о том, что у нас какие-то вещи утеряны. Например, мелкая прыжковая техника. Она у нас растянутая, вся в одном темпе.
- То есть мы возвращаем с Запада то, что сами потеряли?
- А Запад-то откуда? Классика откуда пошла? Предположим, была французская школа и французский балет. А остальное? Баланчин? Он же из нашей школы.
- Сейчас в Академии русского балета много внимания уделяется научной работе. Вы, как художественный руководитель, какие видите задачи и направления этой деятельности?
- Все моя жизнь связана с искусством. И я не занимаюсь наукой, в том понимании, как я себе ее представляю. Но раз мы назвались академией, надо соответствовать. Идет научная работа, работа непростая. Люди, которые занимаются здесь основным делом, т.е. специальностью, не любят писать. Балет очень трудно фиксируется на бумаге. Это чисто зрительное искусство. Мы практики. Кроме того, можно написать все что угодно, но доказать это можно только практическим путем. Агриппина Яковлевна Ваганова написала знаменитую книгу. Но если бы она практическим путем не доказала свою правоту, разве бы ее книга заняла столь важное место? Поэтому я считаю: сначала - дело, а потом все остальное. Понимаю, я обязана следить за выходом печатных работ педагогов. Возможно, это звучит крамольно, но мне важнее, чтобы был практический результат. Наша старейшая школа как вуз находится в процессе становления, и, быть может, новому поколению педагогов, которые вырастут в стенах Академии, будет легче.
- Банальный, но необходимый вопрос. Какие творческие планы Академии по новым постановкам?
- Вопрос очень хороший. Замечательный! Я мечтаю поставить новый балет. Однако есть одно но, которое не зависит от меня и даже от денег. Нужно найти человека, способного это сделать. И сделать не на 3 или 4, а на 5 с плюсом. Ведь на школьниках экспериментировать нельзя. Физическая нагрузка не должна вредить здоровью детей.
Следует не забывать, что не все темы, не все стили пригодны для школы Каждый раз дети меняются. Бывали такие выпуски, когда многое можно было сделать самого разного плана. Но у нас же не стабильная театральная труппа; одни дети уходят, приходят другие, и оказывается, что им требуется иной репертуар.
Мне хочется сделать сюжетный спектакль с красочными декорациями, который был бы не хуже, чем «Щелкунчик» Вайнонена. Этот балет для школы идеален. Он труден, и на нем можно расти. Там есть, что делать и маленьким, и большим. В нем есть все: классика, характерные танцы, игровые партии. У нас давно не было нового спектакля, и очень хочется, чтобы он появился.
- Поиски активны или это только мечты?
- Трудно назвать их активными, потому что существует голод на хореографов, и не только в России. Когда где-то что-то появляется, все узнают, ведь наш мир узок. На небольшие бессюжетные вещи найти хореографа можно, а замахнуться на большие полотна не все художники способны. Это редкий дар. Ищем, высматриваем. Иногда появляются молодые интересные хореографы, но не все они могут в школе. Если театры имеют возможность позволить себе такие зрелищные балеты-шоу, как шемякинские, или уходить в другую сторону - сторону модерна, то в школе дети должны на спектакле учиться, приобретать навык. Им необходима красота, сюжет, чтобы они понимали, зачем выходят на сцену. И, как я уже говорила, хореография должна быть им по силам. Словом, пока нет хореографа, способного справиться с комплексом таких больших и серьезных задач.
- В прошлом году Академию русского балета трясло от судов по искам родителей отчисленных детей. В чем вы видите причину этих абсурдных событий?
- Плоды демократии. Нехорошие плоды. Раньше было плохо, потому что мы не знали своих прав. Теперь все узнали о том, что имеют права, в том числе и право подать в суд. Можно отчасти понять родителей, переживающих за своих детей. Мне детей, с которыми приходится расставаться, тоже жаль, ведь они искренне трудились с первых классов. Процесс отчисления очень болезненный. Не все родители понимают, что, идя на такой шаг, мы делаем это не случайно и не по злому умыслу. На наших глазах было достаточно сломанных судеб. Не хочется, чтобы в жестоком мире отбора, существующем в балете, дети были выброшены обществом. Тем, у кого нет перспектив, лучше раньше уйти из школы, чтобы легче адаптироваться в дальнейшей жизни. Педагоги у нас жалостливые и всегда отстаивают учеников как родных детей. Практика показала, что, если поддаться их уговорам и оставить детей, ничего хорошего не получается. А такая школа, как наша, вынуждена стремиться к «безотходному производству» на финальной стадии. Все выпускники должны быть востребованы. Если кто-то остается без профессии, ему трудно перестроиться. У нас другая жизнь, мы оторваны от мира. Воспитанники с 9 утра до 7 вечера находятся в стенах Академии и очень отличаются от учеников других школ. Вот и приходилось объяснять уважаемым судьям особенности нашей профессии.
Абсурдно, что теперь родители считают нормальным вмешиваться в процесс обучения. Я же не пойду на химический комбинат к директору сказать, что он что-то неправильно делает, поскольку в химии не понимаю. Почему же люди, никакого отношения к балету не имеющие, считают возможным говорить педагогам, как надо преподавать? Это не демократия, а абсурд! Это мешает работать, создает нехорошие ситуации, в которые втягиваются воспитанники. У детей возникает ощущение, что педагоги их обижают, что им нужна защита. Родители должны нести позитивное настроение, чтобы дети, стремясь к успеху, тратили энергию в залах, а не в разборках взрослых. Ученикам нужно читать книги, ходить в музеи, гулять по нашему прекрасному городу. Детей нужно отрывать от земли, внушать им возвышенные чувства. Только тогда они вырастут большими артистами, найдут свое место и счастье в искусстве.