Таинственная встреча в греческом зале
Привиделся намедни занятный сон…
Я не знал, как оказался в той зале - и что это была за зала.
Пустынная, мрачноватая. По стенам - чёрный, этакого «метрошного» формата мрамор, колонны (кондовые, дорические, без капителей) - бордовый гранит, тоже попахивающий метрополитеном.
Почему-то всплыла фраза: «В греческом зале, в греческом зале».
Хотя я, повторю, понятия не имел, что это за зал. Только лишь - пустынный, тускловато освещённый, «клочья» полумрака в нишах, и вообще какой-то неуютный.
Но об этом мне было раздумывать некогда - ибо из двери напротив в зал вышла фигура. Слишком знакомая, чтобы, при виде её, думать о чём-то другом.
Владимир Владимирович Путин собственной персоной.
Естественно, первым, инстинктивным моим душевным движением - было движение правой руки под левый борт куртки.
Но я пресёк это движение, удержал свою руку - что-то было не так.
Владимир Владимирович тоже определённо увидел меня - и весь засиял безмятежным радушием.
Оно-то - и было «что-то не так».
Да, лично и очно мы с ним виделись давно, подумал я, но у него же профессиональная память, он точно помнит, как я выглядел тогда, в девяносто шестом (и такое ведь не забывается!) И он точно знает, как я выгляжу сейчас (благо, не столь уж изменился). И уж тем более он прекрасно понимает, что если я пришёл к нему - то сей визит может иметь лишь одну цель. Так чему он радуется?
Придержав правую руку, готовую прыгнуть под куртку, я незаметно повёл левым плечом. И даже не удивился, обнаружив «инструментальную недостаточность» подмышкой.
Да, выхватывать было нечего.
Ненароком я посмотрел на свои кисти, на те кисти, которые имел основания считать своими - но вот только до того момента, как посмотрел.
Определённо, это были не мои кисти, не мои пальцы.
Длинные, хрупкие, «жантильные» и вовсе несерьёзные.
Всё так же незаметно, я стиснул себя за бедро.
Ну как - «стиснул»?
Немощно.
Такими пальцами - точно не выкрутишь кадык, не раздавишь адамово яблоко.
«Я не в своём теле», - догадался я.
Там, во сне, эта гипотеза прозвучала так же обыденно и естественно, как «Я, кажется, нацепил с вешалки чужой плащ».
Что было печально, это тело ни на что не годилось. То есть, оно не годилось на то дело, к которому я изготовился. Так-то, может, это тело что-то и умело - но уж больно щуплое. Вовсе какой-то птенец, подросток лет четырнадцати, и то недокормленный.
Избегая «нарочитости», я поводил по сторонам взглядом - и сплошное разочарование.
Ни табурета, чтоб череп уголком приласкать, ни столов с ножами-вилками, чтоб в глаз удивить.
«Что ж, - подумал я, - придётся довольствоваться собой, вот этой чахлой тушкой. Уж сколько б она ни весила, но если резко напрыгнуть на коленку - должен подогнуться и распластаться. А там - пяткой в основание черепа».
Я думал об этом без ожесточённости, отрешаясь от личности моего визави и своих чувств к нему - сейчас это не имело значения.
Но что имело, всё же, значение - а точно ли это он?
Да, теперь, когда выяснилось, что я не в своём теле - стало понятно, почему он не вздрогнул, не переменился в лице, завидев меня.
Возможно, я ныне имел некое знакомое ему и приятное обличье - и с тем-то меня «внедрили» (кто бы это ни сделал).
Однако ж, не нагнетая паранойю по поводу «коллективного Путина», изображаемого как усиленный взвод его доппельгангеров, надо признать, что в иных-то случаях он действительно использует «двойников», чисто технически.
Надо проверить.
Когда мы сблизились, человек, похожий на Путина, заговорил первым.
Доверительно признался: «На самом деле, я - скромный преподаватель греческой литературы».
Интонации, тембр - всё было от «оригинала». Не подкопаешься.
«Древнегреческой?» - уточнил я.
«Конечно», - он вздохнул, будто бы сетуя на то, что современной греческой литературой - ни одна собака не интересуется.
«Вот же какая удача! - воссиял я. - А я как раз искал, у кого бы спросить, какой был родной город Ореста».
Вопрос показался мне толковым.
Человек, интересующийся эллинской историей и литературой, тем более препод, ответит «на автомате».
Ну, Орест - сын Агамемнона, а тот, естественно, царь Микен (помимо того, что капитан греческой сборной на гостевом матче в Илионе).
Собственно, у препода-то - с собственного студенчества в зубах навязли все эти разговоры про то, что, мол, в образе Агамемнона у Гомера, вероятно, сквозит дань почтения к былому величию микенской культуры додорических (а возможно и догреческих вообще) времён, блиставшей, покуда не наступили Тёмные Века (из которых ребята, вроде Гомера, выныривали с довольно куцыми и причудливыми обрывками знаний о персоналиях и цивилизациях полутысячелетней давности).
Но вот если передо мной на самом деле Владимир Владимирович, желающий закосить под преподавателя греческой литературы, то, какие бы у него там ни были консультанты, какова бы ни была связь - будет заминка.
И, чёрт, угораздило же меня проснуться как раз в тот момент, когда всё должно было решиться!
То есть, мой собеседник, кто бы он ни был, открыл рот - и я проснулся, так и не узнав толком, кто он был.
С другой стороны, если б я сразу, не разбираясь, сломал свод основания черепа какому-то бедолаге, которого просто вселили в клон-тушку Путина - это было бы ещё печальней, даже во сне.