Беседы с юношеством о литературе. "Обыкновенная история"
Виконт Алексей Артёмович изрекает с многозначительной философичностью, кою давно уж научился делать неглумливой: «Как известно, в России возможны три занятия: удить рыбу; собирать грибы; и томиться бездарностью, бесцельностью и бессмысленностью своего бытия».
Добавляет: «Первые два - можно всё же считать «интеллектуальными».
Оценивающе смотрю на него: нет, вроде, ни похмелья, ни «послетравья».
Просто, в очередной раз «прильнул к истокам», хряпнул родной культурки. На сей раз - слушал за рулём «Обыкновенную историю» Гончарова.
Помнится, где-то год назад сподобился заслушать его же «Обрыв» - и вот, значит, «прививки» не обрёл.
Если честно, вся суть всей русской классики девятнадцатого столетия, как я это сформулировал в школе - «Занимательные записки о людях, которые непонятно, зачем».
Или, как это формулировала, чуть менее изящно, советская традиция: «Проблема лишнего человека в русской литературе» (а они там все «лишние», ибо кто пытается быть «нелишним» - непременно выходит корявым и ходульным, как какой-нибудь недообугленный Костанжогло из второго тома «Мертвых Душ»).
Гончаров же, пожалуй, безусловный чемпион в писанине подобного рода. То есть, никакие другие персонажи русской литературы не могут превзойти героев Гончарова в своей «лишнести». Ну, Обломов - это апофеоз, конечно, но и прочие под стать.
Тем не менее, слог-то у Гончарова хорош. Не вычурный, не броский, не претенциозный - но тем и хорош. Порою - и приятное, ненавязчивое остроумие проблёскивает.
Видимо, это и зацепило нашего виконта.
Ещё же - «правда жизни», как её можно почерпнуть из литературы.
Говорит: «Решил поупражняться на сём материале в высоком искусстве обоснования чего угодно чем угодно. Там как раз в самом начале попались два подходящих, но разным целям, примера».
«Вот нужно доказать, что жили в николаевские времена - необычайно богато, куда там нашему куцему прозябанию».
«Берём некоего Антона Иваныча, местного мелкого помещика, про которого с брезгливой жалостью говорится, что у него всего-то двадцать душ, а пробавляется он тем, что раскатывает между соседями да напрашивается на завтрак-ужин-обед, работая этакой «сплетницей-приветницей».
«Меж тем, - говорит, - а сказали бы мы в наши дни про хозяина двадцати рабов, что он «беден»? Нет, в наши дни индивид с двумя десятками слуг - почитался бы весьма важной и зажиточной персоной. Вот, понимаешь, до какой плачевной мизерабельности упала планка того, что принято считать «достатком».
Да, нечто подобное я и сам демонстрировал, издеваясь над бредовой левацкой мантрой «бедные беднеют, богатые богатеют», на другом литературном примере - старика Дубровского. У того, правда, было, если память не изменяет, что-то семьдесят пять душ в остальной деревеньке. Но что же? Время действия пушкинской повести - на четверть века раньше, чем у «Обыкновенной истории». Вестимо, за это время понятия достатка и нищеты уже начали проседать. У Гончарова-то как раз деревенька с пятьюдесятью душами почиталась за годное приданное, а «бедность» - это уже когда всего двадцать рабов.
Лёшка продолжает: «А вот надо доказать, напротив, что жили тогда в беспросветной нищете против нынешнего нашего времени. Извольте. Когда дядька Евсей отбывает с барчуком в Питер, то, прощаясь со своей пассией-ключницей, хочет подарить ей засаленную колоду карт, говоря при этом, мол, здесь-то не достать тебе такое «сокровище».
«А ведь они, что дядька, что ключница, пусть и крепостные - но самые привилегированные. Ключницу - так ту и прямо уподобляют «премьер-министру», когда никаких иных приказчиков нет, а всё хозяйство - в её руках. Но вот оказывается, что дурацкая колода картишек - это недостижимая роскошь для неё. А сейчас - в любом поселковом магазе школота на сдачу от жвачки легко может купить, да каждый раз новую, когда на интерес играют. Вот как возвысилось, вздыбилось народное благосостояние!»
Да, школьные уроки риторики - не пропали попусту. Ну мы с Женькой - тоже как-то повлияли, наверное. В семье криминал-дипломата и адвоката-беспредельщицы (в смысле, «безграничной международницы») - что могло вырасти ещё?