Украинцы, британцы и пёсики
На фронте нынче если не затишье, то «оперативная пауза», но, конечно, не может быть никакой паузы в интернетных битвах за пространственные предлоги в/на Украины.
Мне же вспомнилась история вековой давности.
Когда разразилась Первая Мировая Война - никто поначалу не знал, что это именно Мировая война. Да и что «Первая» - тоже не знали, поскольку это подразумевало бы знание о Второй.
Тем не менее, в первые дни, и даже недели, и даже месяцы - все участвующие нации были охвачены безудержным патриотическим порывом и клокочущей воинственностью.
Говорят, в нынешней «спецоперации» россияне демонстрировали милитаристский раж?
Нет, сейчас - это было довольно жалкое зрелище, это вымученное «zюгование» прибитых бюджетников да немногочисленных идейных горлопанов, которых, впрочем, никто не воспринимает иначе как фриков.
Можно сказать, в нынешней России усталость от войны началась даже раньше самой войны - что бы иное ни тужилась изобразить официозная и «рускимирская» пропаганда.
Не то дело - Европа в начале Первой Мировой.
Там-то - реально все как с цепи сорвались и с катушек послетали. От салонных дамочек до профессоров консерватории, от репортёров до порноактёров, от портовых докеров до фартовых джокеров (и прочих полупокеров).
Все захлёбывались восторгом собственного несравненного национального величия - и исходили глумливыми насмешками над ничтожным убожеством противника.
Причём, что характерно - этому не предшествовала какая-либо историческая, закоренелая неприязнь, вроде той, что по сию пору разделяет, скажем, греков и турок или хорватов с сербами.
То есть, в Европе, конечно, всю дорогу задирались все и со всеми, но это были именно что склоки правящих домов за то или иное аппетитное наследство, но не общенародные какие-то движения. А уж к двадцатому веку казалось, что все эти дрязги остались в прошлом.
Во всяком случае, ни русские, ни англичане - не имели тогда причин ненавидеть и презирать немцев, и ещё за пяток лет до Войны сама подобная мысль показалась бы очень странной.
Тем не менее, когда заваруха началась и немцы оказались врагами - решено было отрекаться от всего немецкого, ибо - не комильфо.
Правящая британская династия, Саксен-Кобург-Готы, переименовалась в «Виндзоров», по месту жительства.
Романовы, хотя по крови были немцами не в меньшей степени, чем британские правители, переименовываться не стали, поскольку уже были Романовыми. Но зато - переименовали Петербург в Петроград.
Британцы, видя такое дело, стали прикидывать, что бы и им ещё сотворить для наибольшего патриотизма.
Можно, конечно, было переименовать Лондон - но его название восходило ещё к римским временам, имея при этом кельтское происхождение.
Переименовать Эдинбург? Но он по-английски и так произносится как «Эд’нбра», что-то вроде.
Поэтому - решили переименовать немецкую овчарку, German shepherd dog по-английски.
Отметим, порода эта была выведена совсем недавно на тот момент, в самом конце девятнадцатого века - но за короткое время снискала повсеместную популярность, будучи истинным шедевром германского тяжёлого псиностроения.
Нельзя, конечно, говорить, будто бы это «лучшая» порода вообще (подобная категоричность непременно вызовет волну холиваров со стороны таксоводов и лабровладельцев), но что безусловно, немецкая овчарка- лучшая служебная(!) и вообще самая универсальная собака.
Нашлось ей применение и в военном деле. Как связному, как санитару, как охраннику. Возможно, некоторых «волчарок» привлекали и к штабной работе - их интеллект точно не уступает среднеармейскому.
Но вот англичан стал напрягать тот факт, что овчарка - именно «германская». Тогда как Германия - вроде как противник.
И решено было отныне и впредь обзывать немецких овчарок «эльзасскими».
Притом, что Эльзас, пограничная область между Францией и Германией, веками переходившая из рук в руки, покуда там не угнездился Страсбургский Суд по правам человеков, - не имел абсолютно никакого отношения к выведению немецкой овчарки.
Изобретатель этой собачки, Макс фон Штефаниц, жил и работал в Дрездене, на другом краю Германии.
Некоторые люди предполагают, что всё-таки в Эльзасе производились какие-то модификации, позволявшие считать тамошних псинок отдельной породой, но - нет.
Вот, скажем, восточно-европейская овчарка, выведенная в питомнике Красная Звезда на базе немецкой, может считаться отдельной породой. Хотя, кажется, её до сих пор не признали в мире, но она имеет собственные стандарты, отличающие её от немца: более крупные размеры, повышенная устойчивость к холоду (за счёт прилива кавказской крови), несколько более вытянутое строение, ряд других особенностей.
Ну и, скажем, бельгийская малинуа, хотя очень похожа на немца и внешне, и функционально - всё-таки отдельная порода со своими стандартами.
Но такого зверя, как «эльзасская овчарка» - просто в природе никогда не существовало. Это - в чистом виде как «королевская аналастанка» у Сетон-Томпсона, но только применительно к собачкам, а не кошечкам.
Это - просто «эвфемизм» для немецкой овчарки, когда всё немецкое сделалось вдруг «неприличным» в Англии.
Что ж, никогда не скрывал, что я - в какой-то мере англофил.
Мне импонируют многие черты британского национального характера. Их доброкачественный индивидуализм, их рационалистичность и прагматизм, их «буржуазность» как стремление к личностной самодостаточности, их культ самообладания и сдержанности, наконец - их британский юмор.
Но должен признать, и британцев иногда подводило их здравомыслие.
Иногда - и они вдарялись в те или иные психозы, принимавшие те или иные формы ебанутости.
И Первая Мировая - один из самых ярких таких периодов обострения «джингоизма» (бравурного имперского милитаризма, чьим выразителем можно было бы считать сэра Рэдьярда Киплинга - хотя он всё же несколько более многогранная был личность, нежели просто квасной (или «пивной», в британском случае) патриот).
И можно сколько угодно рассуждать о причинах Первой Мировой, о том, кто там больше был неправ (хотя все были хороши - и все облажались), но, думаю, совершенно ясно, что обзывать невинную собачку «эльзасской», только чтоб не была «немецкой» - это бесспорный идиотизм.
Тем не менее, вот пытаюсь представить, что живу, скажем, в тогдашней Швеции, держу собачий питомник - и решаю подарить английскому военному ведомству партию немецких овчарок, натренированных на поиск мин.
И мне, предположим, важны хорошие отношения с британским военным ведомством, а также с правящим королевским домом.
И, допустим, меня приглашают выступить на каком-нибудь собрании в Англии, чтобы рассказать публике, включая детей, о моих собачках, о том, как они могут спасать человеческие жизни.
Так стану ли я настаивать на том, что это именно «немецкие» овчарки, а не «эльзасские»?
Да, все люди, оставшиеся в здравом уме, прекрасно понимают, это так оно и есть. Что «эльзасская овчарка» - это фикция, фантом.
Но заявить это публично - будет сочтено некоторым афронтом, довольно враждебным актом.
Может, не таким вызывающим, как провозгласить на рождественской ёлке, что «нету никакого Санта-Клауса, а вот этот вот субъект - ряженый алкаш с бородой из ваты», но всё же - это будет недружественный поступок.
Поэтому я решил бы, что если англичане настаивают на «эльзасской овчарке», если для них это имеет некую важность, то для меня - важность имеют хорошие с ними отношения. А наш мир - соткан из компромиссов на станке конформизма.
Примерно такое же у меня отношение к требованию некоторых украинцев, чтобы по-русски говорилось «в Украине», а не «на Украине».
Можно хоть до синевы спорить об исторической правомерности выражения «на Украине» не только в русском, не только в польском, но и в украинском языке, однако факт в том, что сейчас для них, для многих украинцев - это «маркер враждебности», употребление предлога «на».
И десять лет назад я склонен был посылать к чёрту любых желающих поучить меня обращению с моим родным языком.
Отвечать на подобные поучения: «Чел, я к тебе не лезу, вроде? Ну и вот ты ко мне - не лезь тоже... будь-ласка».
Но сейчас многое изменилось.
Пусть не я лично, или кто-то из моих друзей, но моё государство, которое, честно говоря, я должен был контролировать - охренело и таки полезло к соседям.
Что ж, у меня нет совести, нет стыда, нет чувства вины, но есть всё же понимание, что в сложившихся обстоятельствах может быть контрпродуктивно давать хоть малейшие основания заподозрить меня в солидарности с политикой этого рехнувшегося шелудивого вурдалака под названием «Путинская Россия».
Поэтому разумно избегать всего, что может быть принято украинцами за демонстрацию враждебности, и желательно совершать хоть какие-то уступки, способные поднять им настроение (как бы ни нелепа была зависимость настроения от пространственных предлогов).
Но вот когда у меня в багажнике будет Владимир Путин - тогда я позвоню Залужному и заявлю, что готов доставить свой трофей НА Украину, а не В Украину, только так - и никак иначе.
Тогда, будем считать, я верну себе право пользоваться русским языком по собственному усмотрению без оглядки на мнение украинцев, ибо, думаю, они согласятся на доставку Путина не то что НА Украину, но даже ДО Украины, или К Украине, или вовсе ПО Украину.
Но пока Путин ещё не пойман и не спакован, пока в России не утвердилась «Возрождённая Новгородчина», чьё стремление к миру и добрососедству было бы самоочевидно, - приходится «фильтровать базар», чтобы тебя не заподозрили в «ватном джингоизме» той или иной формы.
Возможно, тут уместно было бы и сравнение с матерщиной.
Вот я лично, будучи филологом по первому образованию, совершенно «лояльно» отношусь к обсценизмам как к выразительному языковому средству, вполне уместному для непринуждённого приятельского общения.
Но если собеседник заявит, что его коробят иные «солёные» словечки, и если мне в целом не похуй, чего его там коробит, если я каким-то образом заинтересован в продолжении беседы с ним - что ж, я буду воздерживаться от этих слов, сколь бы чудной ни считал его прихоть в глубине души.
А если мой собеседник будет калмык и попросит называть свою страну «Хальмг Тангч»… что ж, всё зависит от того, насколько это полезный для меня калмык :-)