Сказка. На строительном объекте всегда надевайте Кафку
Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он превратился в страшное млекопитающее. Лежа на мягкой, кожистой спине, он видел, стоило ему приподнять голову, свой бежевый, плоский, с круглой дырочкой живот. Его всего две ноги, убого круглые и толстые, беспомощно терлись друг о друга у него перед глазами.
"Что со мной случилось? " - подумал он. Это не было сном. Его комната, настоящая, разве что слишком маленькая, но обычная комната, мирно покоилась в своих четырех хорошо знакомых стенах. Над столом, где были разложены распакованные образцы сукон - Замза часто ползал по нему, - висел портрет, вырезанный кем-то из иллюстрированного журнала и вставленный в красивую золоченую рамку. На портрете была изображена дама в меховой шляпе и боа, она сидела очень прямо и протягивала зрителю тяжелую меховую муфту, в которой целиком исчезала ее рука.
Затем взгляд Грегора устремился в окно, и пасмурная погода - слышно было, как по жести подоконника стучат капли дождя - привела его и вовсе в грустное настроение. "Хорошо бы еще немного поспать и забыть всю эту чепуху", - подумал он, но это было совершенно неосуществимо, он привык спать стоя на многочисленных ножках, а в теперешнем своем состоянии он никак не мог принять этого положения. С какой бы силой ни поворачивался он на правый бок, он неизменно сваливался опять на спину. Закрыв глаза, чтобы не видеть своих барахтающихся ног, он проделал это добрую сотню раз и отказался от этих попыток только тогда, когда почувствовал какую-то неведомую дотоле, тупую и слабую боль в боку.
"Ах ты, господи, - подумал он, - какую я выбрал хлопотную жизнь! Изо дня в день в беготне в поисках крошек. Волнений куда больше, чем в мусорном баке, а кроме того, изволь терпеть тяготы страха быть раздавленным, думай о расписании работы и школы хозяев, мирись с плохим, нерегулярным питанием, завязывай со все новыми и новыми тараканами недолгие, никогда не бывающие сердечными, отношения. Черт бы побрал все это! " Он почувствовал вверху живота легкий зуд; медленно подвинулся на спине к прутьям кровати, чтобы удобнее было поднять голову; нашел зудевшее место, сплошь покрытое, как оказалось, черноватыми непонятными волосками; хотел было ощупать это место одной из ножек, но их уже не было.
Он соскользнул в прежнее свое положение. "От этого раннего вставания, - подумал он, - можно совсем обезуметь. Таракан должен высыпаться. Другие тараканы живут, как одалиски. Когда я, например, среди дня бегу по зале, чтобы успеть занырнуть в щелку, эти господа только завтракают. А осмелься я вести себя так, я бы умер с голоду.»
Отлежав спину, Грегор подтянулся к краю кровати, сполз на пол, неуклюже встал на колени и провел так несколько минут, привыкая к страшной высоте. В комнату забежали три таракана и в ужасе замерли у порога. Грегор попытался повернуться, потерял равновесие и рухнул, чувствуя, как хрустят под ним хрупкие панцири сестры, господина Замзы и матушки. «И ладно, и пусть будет так, - тяжело заворочалась мысль, - все равно бы ее никто замуж не взял бы, такую зануду»
Он покинул квартиру, чего не делал с рождения, и поехал на трамвае за город. Вагон, в котором он сидел, был полон теплого солнца. Удобно откинувшись на своем сиденье, Грегор обсуждал про себя виды на будущее, каковые при ближайшем рассмотрении оказались совсем не плохими. Самым существенным образом улучшить свое положение легко могла сейчас, конечно, перемена квартиры; он решил найти меньшую и пустую, но зато более уютную и вообще более подходящую квартиру, чем теперешняя, которую выбрал еще господин Замза. Когда он так сам с собой беседовал, внезапно обратил внимание на семью, сидящую через три ряда напротив. Господин и госпожа о чем-то неспешно болтали, но от их болтовни все более оживлялась их дочь. Грегору подумалось, что, несмотря на все таинственные горести, покрывшие бледностью ее щеки, она все-таки расцвела и стала пышной красавицей. Приумолкнув и почти безотчетно перейдя на язык взглядов, он думал о том, что вот и пришло время подыскать ей хорошего мужа. Такого, как он. И как бы в утверждение его новых мечтаний и прекрасных намерений, дочь первой поднялась в конце их поездки и выпрямила свое молодое тело.
"Что со мной случилось? " - подумал он. Это не было сном. Его комната, настоящая, разве что слишком маленькая, но обычная комната, мирно покоилась в своих четырех хорошо знакомых стенах. Над столом, где были разложены распакованные образцы сукон - Замза часто ползал по нему, - висел портрет, вырезанный кем-то из иллюстрированного журнала и вставленный в красивую золоченую рамку. На портрете была изображена дама в меховой шляпе и боа, она сидела очень прямо и протягивала зрителю тяжелую меховую муфту, в которой целиком исчезала ее рука.
Затем взгляд Грегора устремился в окно, и пасмурная погода - слышно было, как по жести подоконника стучат капли дождя - привела его и вовсе в грустное настроение. "Хорошо бы еще немного поспать и забыть всю эту чепуху", - подумал он, но это было совершенно неосуществимо, он привык спать стоя на многочисленных ножках, а в теперешнем своем состоянии он никак не мог принять этого положения. С какой бы силой ни поворачивался он на правый бок, он неизменно сваливался опять на спину. Закрыв глаза, чтобы не видеть своих барахтающихся ног, он проделал это добрую сотню раз и отказался от этих попыток только тогда, когда почувствовал какую-то неведомую дотоле, тупую и слабую боль в боку.
"Ах ты, господи, - подумал он, - какую я выбрал хлопотную жизнь! Изо дня в день в беготне в поисках крошек. Волнений куда больше, чем в мусорном баке, а кроме того, изволь терпеть тяготы страха быть раздавленным, думай о расписании работы и школы хозяев, мирись с плохим, нерегулярным питанием, завязывай со все новыми и новыми тараканами недолгие, никогда не бывающие сердечными, отношения. Черт бы побрал все это! " Он почувствовал вверху живота легкий зуд; медленно подвинулся на спине к прутьям кровати, чтобы удобнее было поднять голову; нашел зудевшее место, сплошь покрытое, как оказалось, черноватыми непонятными волосками; хотел было ощупать это место одной из ножек, но их уже не было.
Он соскользнул в прежнее свое положение. "От этого раннего вставания, - подумал он, - можно совсем обезуметь. Таракан должен высыпаться. Другие тараканы живут, как одалиски. Когда я, например, среди дня бегу по зале, чтобы успеть занырнуть в щелку, эти господа только завтракают. А осмелься я вести себя так, я бы умер с голоду.»
Отлежав спину, Грегор подтянулся к краю кровати, сполз на пол, неуклюже встал на колени и провел так несколько минут, привыкая к страшной высоте. В комнату забежали три таракана и в ужасе замерли у порога. Грегор попытался повернуться, потерял равновесие и рухнул, чувствуя, как хрустят под ним хрупкие панцири сестры, господина Замзы и матушки. «И ладно, и пусть будет так, - тяжело заворочалась мысль, - все равно бы ее никто замуж не взял бы, такую зануду»
Он покинул квартиру, чего не делал с рождения, и поехал на трамвае за город. Вагон, в котором он сидел, был полон теплого солнца. Удобно откинувшись на своем сиденье, Грегор обсуждал про себя виды на будущее, каковые при ближайшем рассмотрении оказались совсем не плохими. Самым существенным образом улучшить свое положение легко могла сейчас, конечно, перемена квартиры; он решил найти меньшую и пустую, но зато более уютную и вообще более подходящую квартиру, чем теперешняя, которую выбрал еще господин Замза. Когда он так сам с собой беседовал, внезапно обратил внимание на семью, сидящую через три ряда напротив. Господин и госпожа о чем-то неспешно болтали, но от их болтовни все более оживлялась их дочь. Грегору подумалось, что, несмотря на все таинственные горести, покрывшие бледностью ее щеки, она все-таки расцвела и стала пышной красавицей. Приумолкнув и почти безотчетно перейдя на язык взглядов, он думал о том, что вот и пришло время подыскать ей хорошего мужа. Такого, как он. И как бы в утверждение его новых мечтаний и прекрасных намерений, дочь первой поднялась в конце их поездки и выпрямила свое молодое тело.