Безымянная история
Как я уже говорил, за Ленинградским вокзалом, если пройти по рельсам с полкилометра, находится отстойник пассажирских поездов и отдельных вагонов, которые со временем компонуют в составы и отправляют на маршруты ближнего и дальнего следования. Проводники, чтобы не терять драгоценное время впустую, пускают нуждающихся в постельке и кипятке на постой. Иногда мы там жили неделями, снимая купе полностью, чтобы иметь хоть каплю личного пространства.
Симпатичная проводница, блондинка с характерным южным говором, объявила нам с порога, что вечерами ей дико скушно и она, возможно, зайдет к нам посидеть с подружкой. Мы сбегали на рыночек у метро, купили снеди и напитков, надели выходные носки и сели тихонько ждать. Они пришли, когда солнышко уже грызло рубероид на старых каменных домах проспекта Мира. Подружка оказалась взрослой женщиной лет тридцати (мне было семнадцать) и необычайной, прямо бросающейся в глаза, вампирьей красоты. Достаточно развязна, но без налета пошлости, весела и говорлива. Только не было у нее безымянного пальчика на правой руке. Нас, правда, это совсем не смутило, и когда по рации проводницу куда-то вызвали, мы быстренько оказались с ней в горизонтальном положении. Сначала я, а потом и мой товарищ.
Отдавалась она как-то принципиально, вроде бы с душой, но и казалось, что в этот самый миг мысли где-то за пределами МКАДа. Вкусно целовалась, целовала. Тело горячее как сковородка, ручки проворные, гибкая, видно, что в ограниченном пространстве ей это делать приходиться далеко не впервые.
На следующий день, когда мы пришли опять в этот вагон, она пригласила нас в свое купе, с порога скидывая майку. Уже после, отдышавшись, я заметил, что в ее стакане с чаем ложечка диковинная. Ручка ложки была вырезана из дерева и стилизована под палец руки.
История следующая - когда ей только-только исполнилось двадцать лет, она жутко влюбилась в красавца с гитарой. Он тоже воспылал страстью и такая у них любовь завертелась, что хоть весь мир сгинь, а они останутся. И как-то раз поехали к ней дачу, много пили вина, много занимались любовью, танцевали, хохотали, бесились как могли. Высыпали звезды, он достал сафьяновую коробочку и одел ей на палец кольцо. Она счастливо кивнула согласно, и они заснули в объятьях друг друга.
Только вот ночью он почему-то передумал (она так и не узнала почему) и решил кольцо снять. У него это не получилось, она не просыпалась, чтобы помочь ему. Тогда он взял секатор и просто откусил палец. Очнулась от собственного крика, с маленьким фонтанчиком крови, горячо орошающим соседние фаланги. Его спина еле видна в конце улочки садового товарищества.
Добравшись до трассы, она поймала попутку, доехала до больницы и там отключилась. Придя в себя через сутки, с ноющей болью вместо пальца, удрала из покоев, собрала дома небольшую спортивную сумку и приехала в Москву. Без ничего - без цели, без надежды, без одежды, без денег и без идей. Но заметила одно - вместе с пальцем он отсек ей страх, стыд, саму душу. Теперь ей можно было абсолютно все и это все само лезло к ней, обнимая как щупальца, нежно, но все-таки крепко.
Мы часто видели, как она целовалась взасос с проводницей и другими постояльцами. Заходила и к нам раз в неделю. Но в один из дней мы пришли к обычному пути, а вагона там уже не было, его отправили куда-то, видимо. Немного побродив и постучавшись в несколько железных дверей, мы нашли другой, где и стали ночевать до следующей смены состава.
Симпатичная проводница, блондинка с характерным южным говором, объявила нам с порога, что вечерами ей дико скушно и она, возможно, зайдет к нам посидеть с подружкой. Мы сбегали на рыночек у метро, купили снеди и напитков, надели выходные носки и сели тихонько ждать. Они пришли, когда солнышко уже грызло рубероид на старых каменных домах проспекта Мира. Подружка оказалась взрослой женщиной лет тридцати (мне было семнадцать) и необычайной, прямо бросающейся в глаза, вампирьей красоты. Достаточно развязна, но без налета пошлости, весела и говорлива. Только не было у нее безымянного пальчика на правой руке. Нас, правда, это совсем не смутило, и когда по рации проводницу куда-то вызвали, мы быстренько оказались с ней в горизонтальном положении. Сначала я, а потом и мой товарищ.
Отдавалась она как-то принципиально, вроде бы с душой, но и казалось, что в этот самый миг мысли где-то за пределами МКАДа. Вкусно целовалась, целовала. Тело горячее как сковородка, ручки проворные, гибкая, видно, что в ограниченном пространстве ей это делать приходиться далеко не впервые.
На следующий день, когда мы пришли опять в этот вагон, она пригласила нас в свое купе, с порога скидывая майку. Уже после, отдышавшись, я заметил, что в ее стакане с чаем ложечка диковинная. Ручка ложки была вырезана из дерева и стилизована под палец руки.
История следующая - когда ей только-только исполнилось двадцать лет, она жутко влюбилась в красавца с гитарой. Он тоже воспылал страстью и такая у них любовь завертелась, что хоть весь мир сгинь, а они останутся. И как-то раз поехали к ней дачу, много пили вина, много занимались любовью, танцевали, хохотали, бесились как могли. Высыпали звезды, он достал сафьяновую коробочку и одел ей на палец кольцо. Она счастливо кивнула согласно, и они заснули в объятьях друг друга.
Только вот ночью он почему-то передумал (она так и не узнала почему) и решил кольцо снять. У него это не получилось, она не просыпалась, чтобы помочь ему. Тогда он взял секатор и просто откусил палец. Очнулась от собственного крика, с маленьким фонтанчиком крови, горячо орошающим соседние фаланги. Его спина еле видна в конце улочки садового товарищества.
Добравшись до трассы, она поймала попутку, доехала до больницы и там отключилась. Придя в себя через сутки, с ноющей болью вместо пальца, удрала из покоев, собрала дома небольшую спортивную сумку и приехала в Москву. Без ничего - без цели, без надежды, без одежды, без денег и без идей. Но заметила одно - вместе с пальцем он отсек ей страх, стыд, саму душу. Теперь ей можно было абсолютно все и это все само лезло к ней, обнимая как щупальца, нежно, но все-таки крепко.
Мы часто видели, как она целовалась взасос с проводницей и другими постояльцами. Заходила и к нам раз в неделю. Но в один из дней мы пришли к обычному пути, а вагона там уже не было, его отправили куда-то, видимо. Немного побродив и постучавшись в несколько железных дверей, мы нашли другой, где и стали ночевать до следующей смены состава.