Сказка. Гуманность Андромеды.
- А вот это, по-моему, называется «человечность»! - рявкнул Санта, аккуратно, но сильно прикладывая кожаный ремень вдоль широкой волосатой задницы Оленя, который вздрогнул, покосился карим омутом. Это уже восьмой удар и Санта, похоже, останавливаться не собирался.
- Теперь же я заложу в тебя Веру, Надежду и Любовь, хороший мой! -. Санта провел небольшую серию ударов поменьше, выбирая еще не тронутые участки, за что был одарен благодарственным тихим ударом копыта в промежность. Встав и закатав рукава, Санта дал понять, что попытка искусственного внедрения доброго и вечного трудна, но определенный результат достигнут.
Уже под утро, когда белый диск Солнца показался из-за полюса, пугая Северное сияние, решившее подобру-поздорову свалить отдыхать, Санта, взмыленный и опустошенный, сказал Оленю, что рука его поднимается в последний раз и Олень сейчас станет настоящим человеком по образу и подобию его самого. Хлопнул и бросил ремень на покрывшийся инеем пол. Вздохнул и вперил мучительный взгляд в раскрасневшийся зад, вспоминая что-то еще очень важное, подсмотренное в людских жилищах, когда они пролетали в Рождественскую ночь по городам и селам, разбрасывая подарки.
Хлопнув себя по лбу, просветленному нужной всплывшей в нейронах информацией, Санта погладил и шлепнул Оленье седалище теперь уже просто ладошкой, приспустил штаны и взялся покрепче за упругие бока обоими руками. Олень настороженно запыхтел, но Санта крикнул, что из этих лап еще никто не уходил и давай отвечай, сука, кто твой папочка. Рассвет стучался в сени размеренными толчками, хриплое "Хо-хо-хо" разносилось над тундрой вальяжно и влажно.
- Теперь же я заложу в тебя Веру, Надежду и Любовь, хороший мой! -. Санта провел небольшую серию ударов поменьше, выбирая еще не тронутые участки, за что был одарен благодарственным тихим ударом копыта в промежность. Встав и закатав рукава, Санта дал понять, что попытка искусственного внедрения доброго и вечного трудна, но определенный результат достигнут.
Уже под утро, когда белый диск Солнца показался из-за полюса, пугая Северное сияние, решившее подобру-поздорову свалить отдыхать, Санта, взмыленный и опустошенный, сказал Оленю, что рука его поднимается в последний раз и Олень сейчас станет настоящим человеком по образу и подобию его самого. Хлопнул и бросил ремень на покрывшийся инеем пол. Вздохнул и вперил мучительный взгляд в раскрасневшийся зад, вспоминая что-то еще очень важное, подсмотренное в людских жилищах, когда они пролетали в Рождественскую ночь по городам и селам, разбрасывая подарки.
Хлопнув себя по лбу, просветленному нужной всплывшей в нейронах информацией, Санта погладил и шлепнул Оленье седалище теперь уже просто ладошкой, приспустил штаны и взялся покрепче за упругие бока обоими руками. Олень настороженно запыхтел, но Санта крикнул, что из этих лап еще никто не уходил и давай отвечай, сука, кто твой папочка. Рассвет стучался в сени размеренными толчками, хриплое "Хо-хо-хо" разносилось над тундрой вальяжно и влажно.