О репатриантах из Китая
http://www.portal-credo.ru/authors/kolokol/index.php?status=txt&id=118
протоиерей Михаил Ардов
Немного истории
Начиная с шестидесятых годов прошлого века, я иногда общался с людьми, которые после Второй мировой войны приехали в Совдепию из эмиграции. Прежде всего мне вспоминаются маститый протоиерей Борис Старк и его жена Наталия Дмитриевна, затем участник "французского сопротивления" Игорь Александрович Кривошеин и его сын Никита, а еще - композитор Андрей Волконский…
Я уже не припомню, кто именно рассказал мне о том, как встречала их "историческая родина". Для людей, принявших "советское гражданство", был во Франции сформирован целый поезд. Они туда погрузились со скарбом, и почти каждый вез собрание книг…
Как только они пересекли границу СССР, поезд был остановлен, а на соседнем, параллельном пути стоял состав из телячьих вагонов. Тут их всех арестовали и стали пересаживать в теплушки… А книги, которые они везли с собою, свалили "под насыпь, в ров некошеный", затем облили бензином и подожгли…
Несчастные репатрианты пытались протестовать:
- Ну, хорошо - нас вы арестовываете… Но зачем же вы уничтожаете книги?
Это же все - редкие издания… Мы везли их в дар своей родине…
На это доблестные чекисты отвечали:
- Так тут же больше половины на иностранных языках… А вдруг там есть что-нибудь антисоветское?
А вот рассказ моего друга - профессора Владимира Андреевича Успенского:
- В 1967 году издательство "Мир" выпустило сборник "Математика в современном мире". Я принимал участие в этом издании и поэтому довольно часто встречался с ведшим его издательским редактором, каковым был Р.А. Фесенко. Края передних зубов у него были выщерблены - как он объяснил, вследствие ударов, каковые наносил ему следователь. Дело в том, что он был одним из тех, кто подвергся массовой послевоенной репатриации из Харбина на "историческую родину" с последующей неизбежной репрессией. Мне Фесенко рассказывал, что, как только пассажирские вагоны пересекали советскую границу, репатриантов перегружали в вагоны товарные и развозили по лагерям. Такой судьбы, по его словам, избежали лишь единицы (одну из таких "единиц" я знал - это была Наталья Иосифовна Ильина, ко времени моего с нею знакомства уже бывшая известной советской писательницей).
Процесс репатриации из Китая если не сотен, то тысяч человек не был мгновенным, и я усомнился в достоверности рассказа. "Если, как вы утверждаете, репатриация продолжалась несколько месяцев, - сказал я своему собеседнику, - то не может быть, чтобы сведения о том, что происходит с репатриантами по пересечении ими границы, не просочились бы в западную прессу, а оттуда в Китай. А тогда репатриация должна была бы прекратиться". Фесенко мне возразил: "А сведения и просочились, и в Харбине они стали известны. Но поскольку западная пресса описывала все, что было в действительности, то русские харбинцы посчитали эту информацию злостной клеветой. Они допускали, что пограничные власти могли по тем или иным причинам арестовать отдельных репатриантов, но чтобы почти всех - это не вмещалось в их способность восприятия и потому воспринималось как заведомая ложь, которой нельзя верить".
протоиерей Михаил Ардов
Немного истории
Начиная с шестидесятых годов прошлого века, я иногда общался с людьми, которые после Второй мировой войны приехали в Совдепию из эмиграции. Прежде всего мне вспоминаются маститый протоиерей Борис Старк и его жена Наталия Дмитриевна, затем участник "французского сопротивления" Игорь Александрович Кривошеин и его сын Никита, а еще - композитор Андрей Волконский…
Я уже не припомню, кто именно рассказал мне о том, как встречала их "историческая родина". Для людей, принявших "советское гражданство", был во Франции сформирован целый поезд. Они туда погрузились со скарбом, и почти каждый вез собрание книг…
Как только они пересекли границу СССР, поезд был остановлен, а на соседнем, параллельном пути стоял состав из телячьих вагонов. Тут их всех арестовали и стали пересаживать в теплушки… А книги, которые они везли с собою, свалили "под насыпь, в ров некошеный", затем облили бензином и подожгли…
Несчастные репатрианты пытались протестовать:
- Ну, хорошо - нас вы арестовываете… Но зачем же вы уничтожаете книги?
Это же все - редкие издания… Мы везли их в дар своей родине…
На это доблестные чекисты отвечали:
- Так тут же больше половины на иностранных языках… А вдруг там есть что-нибудь антисоветское?
А вот рассказ моего друга - профессора Владимира Андреевича Успенского:
- В 1967 году издательство "Мир" выпустило сборник "Математика в современном мире". Я принимал участие в этом издании и поэтому довольно часто встречался с ведшим его издательским редактором, каковым был Р.А. Фесенко. Края передних зубов у него были выщерблены - как он объяснил, вследствие ударов, каковые наносил ему следователь. Дело в том, что он был одним из тех, кто подвергся массовой послевоенной репатриации из Харбина на "историческую родину" с последующей неизбежной репрессией. Мне Фесенко рассказывал, что, как только пассажирские вагоны пересекали советскую границу, репатриантов перегружали в вагоны товарные и развозили по лагерям. Такой судьбы, по его словам, избежали лишь единицы (одну из таких "единиц" я знал - это была Наталья Иосифовна Ильина, ко времени моего с нею знакомства уже бывшая известной советской писательницей).
Процесс репатриации из Китая если не сотен, то тысяч человек не был мгновенным, и я усомнился в достоверности рассказа. "Если, как вы утверждаете, репатриация продолжалась несколько месяцев, - сказал я своему собеседнику, - то не может быть, чтобы сведения о том, что происходит с репатриантами по пересечении ими границы, не просочились бы в западную прессу, а оттуда в Китай. А тогда репатриация должна была бы прекратиться". Фесенко мне возразил: "А сведения и просочились, и в Харбине они стали известны. Но поскольку западная пресса описывала все, что было в действительности, то русские харбинцы посчитали эту информацию злостной клеветой. Они допускали, что пограничные власти могли по тем или иным причинам арестовать отдельных репатриантов, но чтобы почти всех - это не вмещалось в их способность восприятия и потому воспринималось как заведомая ложь, которой нельзя верить".