Воннегут и мы
Пару месяцев назад совершенно случайно, блуждая в интернетах наткнулся на информацию о романе американского писателя Курта Воннегута "Синяя борода" - псевдоавтобиографическом романе художника Рабо Карабекяна. Армянина, как не сложно догадаться по фамилии. К своему стыду, до того замечательного автора Воннегута я не читал. Но тут удержаться не смог. Оперативно откопал в тех же интернетах книгу. Проглатил за пару дней. "Синяя борода" - бомба, чистый термояд (как говорит многоуважаемый Гоблин). Смешно, грустно, тоскливо, злободневно, да еще и помешано на армянской тематике. Такого удовольствия от чтения не получал давно. Курт теперь мой любимый писатель.
Сейчас выставляю несколько потрясных отрывков, а их полную подборку можно прочитать в сентябрьском номере "Еревана". Кстати, там же интервью с Анаид Назарян - продюсером Френсиса Форда Копполы, которая в ближайщее время собирается экранизировать "Синюю бороду". И так, инджой.
Отрывки из романа Курта Воннегута "Синяя борода"
Родственников мои родители потеряли во время резни, когда Турецкая империя уничтожила около миллиона своих армянских подданных, которых объявила предателями по двум причинам: во-первых, они были умные и грамотные, а во-вторых, у многих имелись родичи по ту сторону границы с врагом - с Российской империей.
Тогда была эпоха империй. Да и сейчас тоже, если разобраться.
***
Мать, которая тогда еще не была моей матерью, только прикинулась мертвой среди трупов. Отец, который тогда еще не был ее мужем - школьный учитель - спрятался в уборной за школой и так вот среди дерьма и пересидел, пока солдаты не ушли. Уроки уже кончились, и мой будущий отец, как он мне рассказывал, сидел в школе один, сочинял стихи. Услышав, что идут солдаты, он сразу понял, зачем. Отец так и не увидел, как убивали. Мертвая тишина в деревне, единственным обитателем которой, он, с ног до головы перемазанный дерьмом, остался с наступлением ночи, была для него самым жутким воспоминанием о резне.
***
- У вашего отца был синдром уцелевшего,- сказала Цирцея Берман тогда на пляже. - Его совесть мучила за то, что выжил, когда все его друзья и родственники погибли.
- Его даже то мучило, что я не погиб… У мамы было гораздо больше основании этот синдром иметь, ведь она оказалась прямо в мясорубке, лежала притворившись мертвой, под трупами, кровь везде, стоны. Прямо перед собой, всего в нескольких дюймах, она видела лицо мертвой старухи без единого зуба. Рот у старухи был открыт, и из него на землю вывалилось целое состояние - неоправленные драгоценные камни. Если бы не эти драгоценности,- сказал я миссис Берман,- не был бы я гражданином нашей великой страны и, значит, никак не мог бы вас упрекнуть за то, что вы вторглись в мои частные владения.
***
Моя мать подобрала драгоценные камни, вывалившиеся изо рта мертвой старухи, но из тех, что остались во рту, не взяла ни единого. Всякий раз, рассказывая эту историю, она обязательно подчеркивала, что ничего не выуживала изо рта. Все, оставшееся там, принадлежало той мертвой старухе. А когда настала ночь, и убийцы разошлись по домам, мать выкарабкалась оттуда. Они с отцом были из разных деревень и познакомились, когда оба перебрались через слабо охраняемую границу с Персией, милях в семидесяти от места бойни.Персидские армяне приютили их. Потом они решили вместе отправиться в Египет. Разговоры-то почти все отцу приходилось вести, так как у матери рот был набит драгоценными камнями. Когда они добрались до Персидского залива, мать первый раз продала кое-что из этих не оттягивавших карманы сокровищ,чтобы взять билеты на маленькое грузовое судно, шедшее через Красное море в Каир. А в Каире они встретили мошенника Вартана Мамигоняна - того самого, который, несколькими годами раньше в другой резне уцелел.
- Никогда не доверяй уцелевшим, - часто предостерегал меня отец,памятуя Вартана Мамигоняна,- пока не выяснишь, каким это образом они уцелели.
***
Мы сейчас беседовали о синдроме отца, и она спросила, хотел ли отец, чтобы турки понесли наказание за то, что сделали с армянами.
- Когда мне лет восемь было, я задал отцу тот же вопрос, думал, жить будет интереснее, если все время к мести стремиться. Дело было в мастерской, отец отложил инструменты и уставился в окно,- рассказываю ей,- я тоже выглянул. И увидел, помнится, нескольких индейцев племени лума. Милях в пяти была их резервация, и приезжие меня, случалось, тоже принимали за лума. Мне это нравилось. Я тогда думал, индейцем уж точно лучше быть, чем армянином. А отец помолчал и говорит: «Я хочу только, чтобы турки признали, что теперь, когда нас там нет, их страна стала еще уродливее и безрадостнее».
***
Во время войны придумали словечко, чтобы обозначить полный беспредел, людьми устроенный, - запонез, сокращенное "затрахано до полной неузнаваемости".
***
Для большинства американцев было и остается привычным куда-нибудь уезжать, чтобы начать все сначала. Да ведь и я не такой, как родители. Никакого места, почитаемого священным, для меня не существовало; не было скопища друзей да родственников, которых я покидал. Нигде число ноль не имеет большего философского смысла, чем в Америке.
ПС: Книженцию можно найти в библиотеке Машкова.
Сейчас выставляю несколько потрясных отрывков, а их полную подборку можно прочитать в сентябрьском номере "Еревана". Кстати, там же интервью с Анаид Назарян - продюсером Френсиса Форда Копполы, которая в ближайщее время собирается экранизировать "Синюю бороду". И так, инджой.
Отрывки из романа Курта Воннегута "Синяя борода"
Родственников мои родители потеряли во время резни, когда Турецкая империя уничтожила около миллиона своих армянских подданных, которых объявила предателями по двум причинам: во-первых, они были умные и грамотные, а во-вторых, у многих имелись родичи по ту сторону границы с врагом - с Российской империей.
Тогда была эпоха империй. Да и сейчас тоже, если разобраться.
***
Мать, которая тогда еще не была моей матерью, только прикинулась мертвой среди трупов. Отец, который тогда еще не был ее мужем - школьный учитель - спрятался в уборной за школой и так вот среди дерьма и пересидел, пока солдаты не ушли. Уроки уже кончились, и мой будущий отец, как он мне рассказывал, сидел в школе один, сочинял стихи. Услышав, что идут солдаты, он сразу понял, зачем. Отец так и не увидел, как убивали. Мертвая тишина в деревне, единственным обитателем которой, он, с ног до головы перемазанный дерьмом, остался с наступлением ночи, была для него самым жутким воспоминанием о резне.
***
- У вашего отца был синдром уцелевшего,- сказала Цирцея Берман тогда на пляже. - Его совесть мучила за то, что выжил, когда все его друзья и родственники погибли.
- Его даже то мучило, что я не погиб… У мамы было гораздо больше основании этот синдром иметь, ведь она оказалась прямо в мясорубке, лежала притворившись мертвой, под трупами, кровь везде, стоны. Прямо перед собой, всего в нескольких дюймах, она видела лицо мертвой старухи без единого зуба. Рот у старухи был открыт, и из него на землю вывалилось целое состояние - неоправленные драгоценные камни. Если бы не эти драгоценности,- сказал я миссис Берман,- не был бы я гражданином нашей великой страны и, значит, никак не мог бы вас упрекнуть за то, что вы вторглись в мои частные владения.
***
Моя мать подобрала драгоценные камни, вывалившиеся изо рта мертвой старухи, но из тех, что остались во рту, не взяла ни единого. Всякий раз, рассказывая эту историю, она обязательно подчеркивала, что ничего не выуживала изо рта. Все, оставшееся там, принадлежало той мертвой старухе. А когда настала ночь, и убийцы разошлись по домам, мать выкарабкалась оттуда. Они с отцом были из разных деревень и познакомились, когда оба перебрались через слабо охраняемую границу с Персией, милях в семидесяти от места бойни.Персидские армяне приютили их. Потом они решили вместе отправиться в Египет. Разговоры-то почти все отцу приходилось вести, так как у матери рот был набит драгоценными камнями. Когда они добрались до Персидского залива, мать первый раз продала кое-что из этих не оттягивавших карманы сокровищ,чтобы взять билеты на маленькое грузовое судно, шедшее через Красное море в Каир. А в Каире они встретили мошенника Вартана Мамигоняна - того самого, который, несколькими годами раньше в другой резне уцелел.
- Никогда не доверяй уцелевшим, - часто предостерегал меня отец,памятуя Вартана Мамигоняна,- пока не выяснишь, каким это образом они уцелели.
***
Мы сейчас беседовали о синдроме отца, и она спросила, хотел ли отец, чтобы турки понесли наказание за то, что сделали с армянами.
- Когда мне лет восемь было, я задал отцу тот же вопрос, думал, жить будет интереснее, если все время к мести стремиться. Дело было в мастерской, отец отложил инструменты и уставился в окно,- рассказываю ей,- я тоже выглянул. И увидел, помнится, нескольких индейцев племени лума. Милях в пяти была их резервация, и приезжие меня, случалось, тоже принимали за лума. Мне это нравилось. Я тогда думал, индейцем уж точно лучше быть, чем армянином. А отец помолчал и говорит: «Я хочу только, чтобы турки признали, что теперь, когда нас там нет, их страна стала еще уродливее и безрадостнее».
***
Во время войны придумали словечко, чтобы обозначить полный беспредел, людьми устроенный, - запонез, сокращенное "затрахано до полной неузнаваемости".
***
Для большинства американцев было и остается привычным куда-нибудь уезжать, чтобы начать все сначала. Да ведь и я не такой, как родители. Никакого места, почитаемого священным, для меня не существовало; не было скопища друзей да родственников, которых я покидал. Нигде число ноль не имеет большего философского смысла, чем в Америке.
ПС: Книженцию можно найти в библиотеке Машкова.