Мануал по метапоэзии
Поэзия будущего. Она не различает автора и читателя. Не пользуется
средствами выразительности.
И вообще условна.
Представьте себе. Два, написанные просто и ровно,
каждое - на отдельном белом листе
слово ТРИРЕМА и слово РАЗЪЯТЫЙ.
И сразу - пахнет потухшим кострищем, ржавчиной, давленной мятой,
и - самое прекрасное - гнилыми водорослями
и горло, как икра, наполняют округлые образы,
звенят кривые монеты, хлюпает глина,
с рассохшейся скамейки поднимается Старший Плиний,
из-под морщинистой руки вглядываясь в терракотовый запад,
где Немейский лев на немеющих слабых лапах
упадает к сандалиям Иолая
- из даров самый прекрасный вручён играя -
и лукавый мальчишеский взгляд, опущенный долу,
определяет отношение к героике, но не к полу.
По земляному полу катится кружка. Се смерть Сократа
кладёт начало сакральности человеческого заката.
И проступают из незамутнённых углов листа
латунные листья лаврового куста,
и звенят серебряные молоточки где-то в предсердии -
вот так ювелиры драмы двигаются к бессмертию,
создавая - о, боги! - ахиллов щит.
И вот великолепный Олимп трещит,
как пионы вянут нежные гвозди,
снегом опадает облачный мостик,
и удаляется, в грозе растворяясь, Зевс….
На чистом листе написано БАЗИЛЕВС.
И от ужаса Божественного хмелея
вздрагивает мускулистая нищая Галилея,
дальнобойщики выезжают из Персии в Бет-Лехем,
и основателю династии Идумеев гадают на требухе,
и глаза Йосефа наполняются старческими слезами….
Теперь вы знаете.
Дальше - сами.
средствами выразительности.
И вообще условна.
Представьте себе. Два, написанные просто и ровно,
каждое - на отдельном белом листе
слово ТРИРЕМА и слово РАЗЪЯТЫЙ.
И сразу - пахнет потухшим кострищем, ржавчиной, давленной мятой,
и - самое прекрасное - гнилыми водорослями
и горло, как икра, наполняют округлые образы,
звенят кривые монеты, хлюпает глина,
с рассохшейся скамейки поднимается Старший Плиний,
из-под морщинистой руки вглядываясь в терракотовый запад,
где Немейский лев на немеющих слабых лапах
упадает к сандалиям Иолая
- из даров самый прекрасный вручён играя -
и лукавый мальчишеский взгляд, опущенный долу,
определяет отношение к героике, но не к полу.
По земляному полу катится кружка. Се смерть Сократа
кладёт начало сакральности человеческого заката.
И проступают из незамутнённых углов листа
латунные листья лаврового куста,
и звенят серебряные молоточки где-то в предсердии -
вот так ювелиры драмы двигаются к бессмертию,
создавая - о, боги! - ахиллов щит.
И вот великолепный Олимп трещит,
как пионы вянут нежные гвозди,
снегом опадает облачный мостик,
и удаляется, в грозе растворяясь, Зевс….
На чистом листе написано БАЗИЛЕВС.
И от ужаса Божественного хмелея
вздрагивает мускулистая нищая Галилея,
дальнобойщики выезжают из Персии в Бет-Лехем,
и основателю династии Идумеев гадают на требухе,
и глаза Йосефа наполняются старческими слезами….
Теперь вы знаете.
Дальше - сами.