Антуан Мари Жан-Батист Роже
строен и блистателен, как торшер.
Антуан Роже Жан-Батист Мари
кидает бомбы, как конфетти.
Антуан Мари Роже Жан-Батист
свой самолет называет "Лис".
Все моря кишат иезуитами
франтоватыми и завитыми.
А небеса все кишат пилотами -
декадансными кашалотами.
Если штурвалом рулит француз -
то он перевозит столетий груз.
А если лётчик - честнейший ганс,
винты сентиментальный орут романс.
В Сантьяго летит испанец, вошедший в раж,
он нашил ракушку на фюзеляж.
В Европе холодно. В Италии темно.
Туч фиолетовое сукно
набрякло от влаги. И сорван ниппель.
Как будет пронзительна наша гибель!
Как кровь вибрирует меж ключиц,
когда самолет говорит: "Мой принц!"
Мой учитель пишет про
бремя русского человека,
друг из Ё -
про постмодернистских граций,
про иезуитов уже
написал когда-то Умберто Экои мне не хочется повторяться.
Подростки с повадками жирафа глухонемого
жаждут удовлетворить непристойнейший свой каприз,
для этого в языке есть специальное слово,
и это слово - а вы что подумали - "эскапизм".
Их призывают жить наваристым настоящим,
латать кровлю в Лионе, водопровод в Перово,
но этого барашка не спрячешь в ящик,
если без неба душе херово.
От скрещивания поэзии и солнечного зонта
рождается ранняя авиация,
тут еще можно про святого Иоанна Креста...
но - повторюсь - не хочется повторяться....
Когда подклад куртки расшит звёздами,
то воскресает пилот - философом.
А когда моральный закон вовне,
то быть тебе, Тони, в сплошном огне.
И пронизан солнцем цветной витраж:
Блерио взлетает. Внизу - Ла Манш.