Рассказ не из "Этого Лета", новый цикл, возможно
Наверное будет первым из нового цикла. Более абстрактный, что ли; он мне приснился.
ПРОСТИТУТКА
В рекреациях Училища гул и суета. По тяжелому, бедному времени выпускной не стали устраивать - но это последний вечер, вещи уже собраны, дипломированных художников накормят ужином, потом они будут гулять по летнему городу. Чемоданы и узлы местных воспитанников (таких немного) заберут родители, остальные, если захотят спать, прикорнут на матах в гимнастическом зале. Утром, до полудня, все разъедутся. В девичьем крыле юные художницы отдирают от дверок тумбочек рисунки, открытки, выгребают с полок труху засушенных цветов. В недрах обнаруживаются также записки с первых курсов, над которыми плачут или хохочут, выкидывают, скомкав, или же тайком прячут в портмоне. Старшие наставляют абитуриенток: они разные, пушистые домашние девочки и недокормыши из интернатов, но все одинаково сбиты с толку. Заходит воспиталка и резким голосом напоминает новеньким до ужина занести медкарточки старшей сестре. Выпускницы тут же просвещают абитуру, что медкарточка в училище называется «желтиком» или «проституткой» - потому что в ней обязательна первая для многих запись от гинеколога и результаты анализов на ЗПП. А ужин, говорят, сегодня будет особенным - возможно, дадут копченую колбасу!
Мариша Лесина стоит около койки - бывшей своей койки, и листает блокнот с набросками. Какие-то страницы девочка вырывает сразу, над другими зависает надолго. Ее новенькая, пухловатая крошка с толстой косой, уже задвинула свой чемодан под кровать и теперь ненароком заглядывает в блокнот Лесиной. Глаза распахиваются: ой! Какой красивый! Мариша кидает на нее резкий взгляд: нравится? Держи. Толкает ей истерзанный блокнот (там еще осталось с десяток рисунков) и выходит из спальни.
Старшие затихают; все знают, что в блокноте у Мариши - Андрей Ковальский, самый красивый, действительно, мальчик выпуска, причем, как выяснила в свое время Анечка Антошина, сплетница, егоза и вражина Лесиной - во всех видах. Антошина в прошлом году залезла в тумбочку к Лесиной, вытащила блокнот, пролистала и тихонько положила обратно. Но потом не удержалась и рассказала всем, что Ковальский позировал Лесиной безо всего - даже без столь потешавшего в начале слушательниц гульфика на веревочках, обязательного для натурщиков. А так, если бы не это обстоятельство, замечательные рисунки, просто чудесные. Впрочем, все и так знали, что Лесина - лучшая на курсе.
С Андреем они дружили три года, вместе собирались распределиться в Хабаровск. Это выбор Мариши - ее могли взять в Москву или оставить в Питере, но она захотела Дальний Восток, вступило в голову сопки писать и туземцев. Она бы еще веселее уехала на Камчатку, но туда не отправляли.
Незадолго до выпуска Ковальский передумал: сказал, что хочет остаться в России, заняться музыкой - что ему делать в Хабаровске? Они поссорились. Теперь Лесина ходит с сухими и бешеными глазами, и только одна не знает, что Андрей спровоцировал ссору потому, что уже несколько месяцев как закрутил с Васей Прониной из потока «Б», куда отсеивали слушателей поплоше, они потом в основном шли в учителя ИЗО или в дизайн. У родителей Василисы была квартира в Питере.
Перед ужином многие видели, как Лесина сбежала по огромной лестнице Училища в гимнастический зал, сдвинула свои вещи ближе к выходу и уступила место на мате Антошиной - ту забирали родители, но она хотела вволю погулять перед этим, а Марише, кажется, дали наконец билет на Хабаровск через Москву, поезд отходил рано утром. Потом она зачем-то помчалась наверх, между вторым и третьим этажом столкнулась с Ковальским, он еще придержал ее и спросил, что это она так носится. Затем ее видели в батальной мастерской, в кабинете рисунка и около медицинского кабинета. На ужин Мариша пришла одной из последних, мест уже не хватало, кормили одновременно всех - и выпускников, и абитуру, что-то не рассчитали со стульями. Ковальский порывался уступить ей место, вскочил, но Мариша только посмотрела на него и осталась стоять.
- Лесина, ну у тебя и взгляд! Сдавайтесь, Ваше благородие! Сдаюсь…
Пошутил Андрей.
Лесина не ответила; стоя, придвинула к себе свободный прибор, но не положила на тарелку ни каши, ни сосисок, взяла только бутерброд с копченой колбасой. Медленно откусила: по губам мазнуло жирным, они бледно заблестели. Потом потянулась за салфеткой, аккуратно вынула на нее кусочек изо рта и упала - да не осела, а рухнула, как будто у нее из-под ног выдернули ковер.
Прибежала медсестра, позвали доктора. Удар; ранний инсульт; очень редко, но бывает.
Девочки, которые стояли рядом, потом шептались, что Лесина выплюнула колбасу, и глядя на Ковальского - сдавайтесь, Ваше благородие, пыталась что-то сказать - «Пр..». Пронина, проститутка? Но Андрей точно помнил, что ничего она не говорила - просто вынула колбасу на салфетку и, кажется, даже успела положить ее на стол.
ПРОСТИТУТКА
В рекреациях Училища гул и суета. По тяжелому, бедному времени выпускной не стали устраивать - но это последний вечер, вещи уже собраны, дипломированных художников накормят ужином, потом они будут гулять по летнему городу. Чемоданы и узлы местных воспитанников (таких немного) заберут родители, остальные, если захотят спать, прикорнут на матах в гимнастическом зале. Утром, до полудня, все разъедутся. В девичьем крыле юные художницы отдирают от дверок тумбочек рисунки, открытки, выгребают с полок труху засушенных цветов. В недрах обнаруживаются также записки с первых курсов, над которыми плачут или хохочут, выкидывают, скомкав, или же тайком прячут в портмоне. Старшие наставляют абитуриенток: они разные, пушистые домашние девочки и недокормыши из интернатов, но все одинаково сбиты с толку. Заходит воспиталка и резким голосом напоминает новеньким до ужина занести медкарточки старшей сестре. Выпускницы тут же просвещают абитуру, что медкарточка в училище называется «желтиком» или «проституткой» - потому что в ней обязательна первая для многих запись от гинеколога и результаты анализов на ЗПП. А ужин, говорят, сегодня будет особенным - возможно, дадут копченую колбасу!
Мариша Лесина стоит около койки - бывшей своей койки, и листает блокнот с набросками. Какие-то страницы девочка вырывает сразу, над другими зависает надолго. Ее новенькая, пухловатая крошка с толстой косой, уже задвинула свой чемодан под кровать и теперь ненароком заглядывает в блокнот Лесиной. Глаза распахиваются: ой! Какой красивый! Мариша кидает на нее резкий взгляд: нравится? Держи. Толкает ей истерзанный блокнот (там еще осталось с десяток рисунков) и выходит из спальни.
Старшие затихают; все знают, что в блокноте у Мариши - Андрей Ковальский, самый красивый, действительно, мальчик выпуска, причем, как выяснила в свое время Анечка Антошина, сплетница, егоза и вражина Лесиной - во всех видах. Антошина в прошлом году залезла в тумбочку к Лесиной, вытащила блокнот, пролистала и тихонько положила обратно. Но потом не удержалась и рассказала всем, что Ковальский позировал Лесиной безо всего - даже без столь потешавшего в начале слушательниц гульфика на веревочках, обязательного для натурщиков. А так, если бы не это обстоятельство, замечательные рисунки, просто чудесные. Впрочем, все и так знали, что Лесина - лучшая на курсе.
С Андреем они дружили три года, вместе собирались распределиться в Хабаровск. Это выбор Мариши - ее могли взять в Москву или оставить в Питере, но она захотела Дальний Восток, вступило в голову сопки писать и туземцев. Она бы еще веселее уехала на Камчатку, но туда не отправляли.
Незадолго до выпуска Ковальский передумал: сказал, что хочет остаться в России, заняться музыкой - что ему делать в Хабаровске? Они поссорились. Теперь Лесина ходит с сухими и бешеными глазами, и только одна не знает, что Андрей спровоцировал ссору потому, что уже несколько месяцев как закрутил с Васей Прониной из потока «Б», куда отсеивали слушателей поплоше, они потом в основном шли в учителя ИЗО или в дизайн. У родителей Василисы была квартира в Питере.
Перед ужином многие видели, как Лесина сбежала по огромной лестнице Училища в гимнастический зал, сдвинула свои вещи ближе к выходу и уступила место на мате Антошиной - ту забирали родители, но она хотела вволю погулять перед этим, а Марише, кажется, дали наконец билет на Хабаровск через Москву, поезд отходил рано утром. Потом она зачем-то помчалась наверх, между вторым и третьим этажом столкнулась с Ковальским, он еще придержал ее и спросил, что это она так носится. Затем ее видели в батальной мастерской, в кабинете рисунка и около медицинского кабинета. На ужин Мариша пришла одной из последних, мест уже не хватало, кормили одновременно всех - и выпускников, и абитуру, что-то не рассчитали со стульями. Ковальский порывался уступить ей место, вскочил, но Мариша только посмотрела на него и осталась стоять.
- Лесина, ну у тебя и взгляд! Сдавайтесь, Ваше благородие! Сдаюсь…
Пошутил Андрей.
Лесина не ответила; стоя, придвинула к себе свободный прибор, но не положила на тарелку ни каши, ни сосисок, взяла только бутерброд с копченой колбасой. Медленно откусила: по губам мазнуло жирным, они бледно заблестели. Потом потянулась за салфеткой, аккуратно вынула на нее кусочек изо рта и упала - да не осела, а рухнула, как будто у нее из-под ног выдернули ковер.
Прибежала медсестра, позвали доктора. Удар; ранний инсульт; очень редко, но бывает.
Девочки, которые стояли рядом, потом шептались, что Лесина выплюнула колбасу, и глядя на Ковальского - сдавайтесь, Ваше благородие, пыталась что-то сказать - «Пр..». Пронина, проститутка? Но Андрей точно помнил, что ничего она не говорила - просто вынула колбасу на салфетку и, кажется, даже успела положить ее на стол.