Погром 1929-го года (1)
Среди моих френдов есть (был?) один загадочный собеседник, в блог которого я заглядывал регулярно, и ни разу не был разочарован. Звали его Саид. Русский язык его был безупречный, на уровне питерского интеллигента, хотя своим местом жительтсва он называл Nablus, West Bank, Palestine, т.е. Шхем, Палестинская автономия, а учебные заведения, которые закончил, - Йельский университет, США (1988 - 1995) и университет в Исфагане, Иран (2005 - 2007). Никаким русским духом и не пахнет. [UPD - Пахнет! Вот он пишет:" Моя мама еврейка и русский язык от нее".] В круг своих интересов он записал 74 темы: все ближневосточные страны, наряду с которыми есть даже Таджикистан; историю, в т.ч. историю ислама и иудаизма; культуры, языки, вопросы права, политику и так до инакомыслия и смертной казни. Не сомневаюсь, его френды уже поняли, что я говорю об antizioni, последний пост которого был 2 года назад.
3 июня 2011 года он написал:
Снова в дорогу!
Нежданно-негаданно улетаю в Лусаку (Замбия) до вторника. Там хоть не жарко.
С тех пор я не слышал о нем ничего, не видел ни одного упоминания о нем. Его тексты "пылятся" и, как мне кажется, обращаются к ним очень редко. Хотя зачастую посты antizioni были вполне в духе его имени, но он старался быть объективным. Тогда доставалось и его соплеменникам, арабам. Вот один из таких постов о погроме в Хевроне (араб. Аль-Халиль):
Оригинал взят у antizioni в Леа Этгар Погром 1929-го года. Часть 1
Так получилось, что книг у меня гораздо больше чем времени на чтение. И ситуация только ухудшается - книг становится все больше, а времени все меньше. Просто беда!
Когда меня повезли на лечение, дочь упаковала мне в дорогу и несколько книг, на разных языках: арабском, русском, ангилийском, турецком и иврите. Предвидя, очевидно, что мне придется восстанавливать память и многое другое и книги могут мне помочь.
Много времени спустя я переводил с разных языков на разные все что мог перевести. Пытался не потерять себя. В багаже моем оказалась и книга на иврите. Книга Леи Этгар "Америка здесь. Почти год назад я перевел из нее пару глав на русский язык. Уже и совсем забыл о той истории, если бы не один из комментариев на предыдущий пост. Его автор сказал о том, что нет не ангажированных исследований о событиях в Аль Халиле в 1929-м году, вернее о судьбах беженцев евреев, покинувших тогда этот город и об их имуществе. Действительно, таких исследований нет. Но я вспомнил, что в книге Этгар читал интересный рассказ о событиях тех мест и тех времен. Подумалось, что возможно это еще кому-то будет интересно.
Поэтому публикую здесь. Придется видимо в двух частях, из-за того что большой объем.
Все имена собственные сохранены в авторском употреблени.
Рейзеле Шошана, дочь бабы Маче, вышла замуж за Нафтулю, сына Рохель Леи, который рос в доме своей бабушки Фриды Эстер Трайне. Вместе они устроили дом, в арабском квартале Хеврона. Он работал, а она родила троих детей, и жизнь текла тихо и спокойно. Пока не перестала.
Злые ветры витали над Хевроном. Из уст в уста передавался слух, что арабы собираются устроить погром евреям города. Большинство членов семьи оставили город и окольными путями пробрались в Иерусалим. Ибо дороги были не менее опасны, чем сам Хеврон. Но Нафтули, Рейзел и трое их детей - Батья, мой отец Хаим Дов и совсем маленькая Сара остались в городе и пошли просить убежища в большом доме главного раввина общины. К ним присоединились хромая тетка Нафтули и его старая бабушка.
Раввин был человеком богатым и важным, а дом его был окружен высокой стеной с тяжелыми железными воротами. Имя его было широко известно и местные арабы относились к нему с большим почтением, поэтому, те кто нашел убежище в его доме чувствовали себя в определенной безопасности от ожидающихся погромов. Когда Нафтули и его семья пришла в дом раввина, там уже нашли убежище несколько десятков учеников йешивы «Слободка».
Нафтали был известным тороговцем. Торговал материалами горючими и опасными, как керосин и спирт. Он родился в Хевроне и принадлежал к одной из старейших еврейских семей в городе. Его семья жила в арабском квартале, говорила на арабском и переняла многие арабские обычаи. Семейная традиция говорит, что члены семьи близко общались с арабами и имели с ними дружеские отношения. Если бы не страхи Рейзел за судьбу детей, едва ли Нафтали стал бы просить помощи у своих еврейских братьев.
Возьми детей и езжай навестить мать, побудь у нее пока все не утихнет - посоветовал он жене. Но Рейзел, которая любила его всем сердцем не захотела с ним расставаться. Позже, когда ситуация ухудшилась, она захотела уехать, но было поздно - дороги стали слишком опасными.
В доме раввина посмотрели на высокого мужчину, на одетых в черное женщин, на сопливых детей, на маленькую Сару, которая вдобавок ко всему была больна скарлатиной. Нет возможности - сказали приближенные раввина. В доме слишком тестно и нет место для сопливых детей и уж точно для Сары, больной заразной болезнью.
Почти восемьдесят лет спустя, во время последней интифады, моя тетка Сара, та самая девочка больная скарлатиной, была убита на одной из улиц Иерусалима. Арабский террорист застрелил ее потому, что невозможно убежать от судьбы. Газетные заголовки кричали «Спаслась от погрома в Хевроне и погибла от теракта в Иерусалиме». Правые активисты спорили за право нести ее гроб, и тысячи людей провожали ее в последний путь. Министры говорили пламенные речи, главы возобновленного поселения в Хевроне оплакивали ее. Среди оплакивающих были и потомки главноного раввина Хеврона.
Сестра убитой, моя тетка Батья, помнившая каждую деталь хевронского погрома, со слов которой я записала многие события нашей семейной истории, несмотря на девяностолетний возраст, настояла на том, чтобы поучаствовать в похоронах. Я держала ее за руку, потому, что незадолго до этого она перенесла перелом, и мы медленно двигались в сторону трибуны. Когда потомки раввина с гордостью рассказывали, как маленькая Сара спаслась, благодаря его большому дому и высоким стенам вокруг, моя тетя Батья хотела возразить.
Она была там и помнила каждую подробность. Она помнила как им отказались дать убежище в доме раввина, но несмотря на то, что была она в абсолютно здравом уме, ее никто не стал слушать. Никто точно не помнил, что там произошло, кто у кого просил помощи, кто помог, а кто повернулся спиной. Мы шли с ней вдвоем, мелкими шажками пробираясь к трибуне, но голос тети Батьи потонул в море людского шума. Только в истории нашей семьи сохранилось эхо тех ужасных дней.
Нафтали, Рейзел и трое их детей Батья, Хаим Дов и больная Сара, а так же его хромая сестра и старая бабка, оставили дом раввина с разочарованием и страхом. Чувствуя себя беззащитными и одинокими они вернулись в арабский квартал. Вокруг были арабские дворы, в которых снимали дома много евреев. Но евреи убежали, их маленькие дома опустели, а по арабам было видно, что они готовятся к погромам. От страха перед толпой, Нафтали и его семья спрятались в подвале своего дома, который принадлежал мусульманину Абу Шадиду, у которого они снимали дом уже много лет.
В истории еврейского поселения в Хевроне этот поступок расценивается как героизм и освящение Имени Творца. На деле это был акт отчаяния и полной беспомощности. Старуха, чья жизнь прошла в скорби и бедности, тетка калека, двое родителей и трое их детей прятались в подвале, взяв ответственность за собственную судьбу. Полностью оставленные общиной.
«Такова божья воля» - сказала старуха, которая всецело полагалась на Творца и не боялась арабов, которые знали ее с детства.
Нафтали обратился к Абу Шадиду, который жил со своей семьей на верхних этажах дома и сообщил ему о намерянии спрятаться в подвале.
«Если войдут погромщики и попытаются подобраться к нам, я подожгу бочки со спиртом и керосином. Это будет большое пламя, на котором я и моя семья взойдем на небеса».
Абу Шадид отнесся к угрозе серьезно. Больше чем беспокоился о евреях, боялся, что сгорит его дом. Абу Шадид хорошо знал Нафтали и побаивался этого темного выского еврея. Таким был Нафтали. Высокий черноволосый еврей с темными строгими глазами. Спорить с Нафтали не желательно - ясно, что проиграешь.
Абу Шадид хорошо помнил отца Нафтали еврея с мясницкими ножами, занимавшегося разделкой кож, который однажды упал с крыши из-за своей работы - он раскладывал ночью кожи на просушку. Он упал, сломал ребра, так что они проткнули легкие и в течении долгих дней мучительно умирал. Абу Шадид знал, что у Нафтали еще остались несколько ножей. Иногда арабские соседи одалживали их, чтобы зарезать барана на праздник. От безысходности, или как проявление милости и заботы, Абу Шадид согласился помочь Нафтали.
Нафтуля был готов защитить свою семью любой ценой. Он расставил и на каждой из ступеней ведущих в подвал поставил полную канистру со спиртом или с керосином. Все для того, чтобы не попасть живыми в руки арабов. Старая бабушка и инвалидка тетя, которая не сильно уживалась с Рейзель, предпочли остаться в своей квартире, в соседнем здании, в том же дворе. Они были убеждены что арабы их не тронут, ведь кто станет убивать двух безобидных женщин, одна из которых совсем уж дряхлая, а другая калека. Пять дней и пять ночей прятались Нафтуля и Рейзел в подвале.
В первый же день погрома. Арабы прорвались в окруженный стеной дом раввина и убили более половины прятавшихся там людей Абу Шадид рассказал Нафтуле и Рейзел подробности, чтобы они знали что происходит в городе. На следующий день арабы постучали в дверь дома Абу Шадида. Хозяин вышел к ним и встал в проеме.
«Евреи» -«сказал Абу Шадид - «Нафтуля и его семья, сбежали в Иерусалим».
Когда погромщики потребовали отдать им на разграбление имущество, оставленное евреями, Абу Шадид сказал, чтобы они не смели его трогать, потому что все принадлежит ему, как хозяину дома. Погромщики спорили, орали, ругались, но в конце концов отчаялись и ушли. Нафтуля вздохнул с облегчением и вышел из подвала. Абу Шадид сообщил ему, что британская полиция вошла в Хеврон и защищает уцелевших евреев. Нафтали надел арабское платье, кафию, и переодевшись таким образом в араба прокрался посмотреть, что происходит в его лавке. Из осторожности, он наказал женщинам не выходить из дома до его возвращения.
Рейзеле, которая была большой трусихой, пыталась остановить Нафтали, но он успокоил ее и пообещал вернуться через час-два. Очень скоро вернуться. Рейзеле осталась в подвале. Боящаяся за детей и никому не доверяющая.
«Я не выду отсюда, пока своими глазами не увижу британского офицера» - сказала она. И она знала о чем говорила.
Но бабушка и ее дочь, положились на рассказ Абу Шадида и вышли во двор подышать воздухом. Слух разнесся как на крыльях: «во дворе Абу Шадида - две еврейки». Сотни арабов окружили двор и напали на перепуганных женщин. Из своего убежища, в подвале, прячущиеся за бочками спирта и керосина, Рейзале и дети слышали крики убийц и вопли жертв. Батья, которая была уже подростком, смотрела за происходящим сквозь решетки, выходящего из под земли окна. Годы спустя, мы записали с ее слов следующий рассказ:
Арабы выволокли женщин во двор. Я слышала их плач. Их голоса смешивались с криками атакующих. Я смогла рассылышать только тетку, которая по-арабски просила сжалиться над ними и не лишать их жизни. «Смилуйтесь над нами. Мы ничего не сделали! Сострадания…сострадания…» - вот все, что я слышала… . Атакующие не прекращая кричали «смерть евреям!».
Голоса бабушки моего отца я не слышала ни разу. Все продолжалось считанные минуты». Бабушка ослабела и упала. После первого удара, она медленно пыталась встать. Один араб, из соседей, пацаненок, которого я знала, поднял большой камень и ударил ее. Она упала и больше я ее не видела, поскольку ее скрыла толпа, а так же потому что сама боялась, что меня увидят.
Мою хромую тетку продолжали таскать волоком по двору. Ее таскали за волосы. Косынка ее слетела, коса расплелась и они забавлялись, издеваясь над ней. Один раз ей удалось вырваться. Она встала на ноги и побежала к нашему дому. Они забросали ее камнями. Она продолжала стоять на ногах, подняв руки и закрывая лицо руками от камней. Вдруг, она сделала несколько странных шагов, словно танцуя. Толпа засмеялась. Большой камень попал ей в голову и она упала. Больше я ничего не видела, так как мать заставила меня отойти от окна и спрятаться за бочкой.
Толпа потеряла интерес, к женщинам в луже крови. Арабы ворвались в их квартиру и вытащили нехитрую мебель и пару серебряных подсвечников бабушки. Победное шествие вышло со двора. Тишина и ужас окутали округу. Когда Нафтуля вернулся, в ту ночь, женщины еще лежали во дворе. Он коснулся тела тетки - та была холодна. А бабушка еще была жива. Нафтуля затащил обеих женщин - живую и мертвую, в подвал и сказал Абу Шадиду позвать офицера. Тот, так и сделал, но офицер прибыл только спустя три дня.
Все эти три дня Рейзел меняла влажные повязки на голове у прабабушки. Это было жуткое зрелище. У бабушки не было никаких шансов выжить и каждый прожитый день только продлял ее страдания. Она так и не пришла в сознание. Даже в больнице, куда ее помог доставить офицер.
Хоть Рейзел и отогнала детей от окна, Хаим Дов и Батья видели каждую деталь. Это осталось воспоминаниями их детства и юности. Не удивительно, что выросли они твердыми как скала. Когда я думаю об этом, мне кажется, что все то поколение моей семьи, выросшее в те годы, люди твердые и суровые. Рейзел видела из окна надраенные до блеска сапоги английского офицера, выходящего из джипа. Но не согласилась выйти, до тех пор пока сам офицер не спустился в подвал. В подвале он обнаружил мертвое тело, уже издающее запах, старуху с разбитой головой, двух перепуганных детей и больного ребенка, в состоянии полного истощения. Только тогда она вышла из подвала на свет. Под охраной полиции она попросила отвезти ее и детей в дом ее матери, бабы Маче, в квартал Меа Шеарим (Иерусалим -АТ).
Нафтуля остался, поскольку для него не хватило места в джипе и поскольку он должен был похоронить тетку и присмотреть за больной старухой. А главное, потому что он хотел попытаться спасти хоть какие-то вещи из своего имущества в Хевроне.
Не прошло и нескольких дней, как бабушка умерла. Из-за трудностей времени никто из внуков сирот которых она вырастила не участвовал в ее похоронах и не сидел по ней семидневный траур. Она была тайно похоронена в Хевроне, в то время когда члены ее семьи не могут скрыть стыда, и избавиться от чувства вины. Было тяжело жить с воспоминаниями о погроме и еще тяжелее его забыть.
Младший брат Нафтули, имя которого я поклялась не открывать, услышал несколько дней спустя, от Батьи в Иерусалиме, то что произошло с его бабушкой - Фридой Эстер Трайне и его теткой. Батья рассказала, что она узнала того парня, из соседей, который разбил голову бабушки. И молодой брат решил отомстить за их смерть. Он переоделся в араба и пробрался в Хеврон. Там ему удалось выяснить, что убийца пасет скот в горах из-за опасения мести. Молодой брат взял с собой нож и отправился в горы. В долине он нашел убийцу и убил его. Тело расчленил и закопал там же в долине.
Когда об этом стало известно родственникам в Иерусалиме они очень испугались. Потому, что у кровной мести есть начало, но поди знай будет ли у нее конец и сколько членов семьи поплатятся жизнью. Кроме того, слыханное ли дело, чтобы еврей брал закон в свои руки и занимался кровной местью? Поэтому несколько мужчин сразу же подкупили кого нужно подкупить и добыли для смелого и опасного парня марокканский паспорт. Они поспешно отправили его, под вымышленным именем, туда куда все мечтали попасть. В Америку. Перед расставанием они строго наказали ему исчезнуть в Америке и никогда не пытаться связаться с кем-то из семьи.
Продолжение, часть 2 - ЗДЕСЬ.
Это ссылка в журнал antizioni, так как в данном случае важно не только продолжение истории "Погрома", но и комментарии к этой публикации. Особенно - сдержанные, немногословные ответы хозяина журнала.
3 июня 2011 года он написал:
Снова в дорогу!
Нежданно-негаданно улетаю в Лусаку (Замбия) до вторника. Там хоть не жарко.
С тех пор я не слышал о нем ничего, не видел ни одного упоминания о нем. Его тексты "пылятся" и, как мне кажется, обращаются к ним очень редко. Хотя зачастую посты antizioni были вполне в духе его имени, но он старался быть объективным. Тогда доставалось и его соплеменникам, арабам. Вот один из таких постов о погроме в Хевроне (араб. Аль-Халиль):
Оригинал взят у antizioni в Леа Этгар Погром 1929-го года. Часть 1
Так получилось, что книг у меня гораздо больше чем времени на чтение. И ситуация только ухудшается - книг становится все больше, а времени все меньше. Просто беда!
Когда меня повезли на лечение, дочь упаковала мне в дорогу и несколько книг, на разных языках: арабском, русском, ангилийском, турецком и иврите. Предвидя, очевидно, что мне придется восстанавливать память и многое другое и книги могут мне помочь.
Много времени спустя я переводил с разных языков на разные все что мог перевести. Пытался не потерять себя. В багаже моем оказалась и книга на иврите. Книга Леи Этгар "Америка здесь. Почти год назад я перевел из нее пару глав на русский язык. Уже и совсем забыл о той истории, если бы не один из комментариев на предыдущий пост. Его автор сказал о том, что нет не ангажированных исследований о событиях в Аль Халиле в 1929-м году, вернее о судьбах беженцев евреев, покинувших тогда этот город и об их имуществе. Действительно, таких исследований нет. Но я вспомнил, что в книге Этгар читал интересный рассказ о событиях тех мест и тех времен. Подумалось, что возможно это еще кому-то будет интересно.
Поэтому публикую здесь. Придется видимо в двух частях, из-за того что большой объем.
Все имена собственные сохранены в авторском употреблени.
Рейзеле Шошана, дочь бабы Маче, вышла замуж за Нафтулю, сына Рохель Леи, который рос в доме своей бабушки Фриды Эстер Трайне. Вместе они устроили дом, в арабском квартале Хеврона. Он работал, а она родила троих детей, и жизнь текла тихо и спокойно. Пока не перестала.
Злые ветры витали над Хевроном. Из уст в уста передавался слух, что арабы собираются устроить погром евреям города. Большинство членов семьи оставили город и окольными путями пробрались в Иерусалим. Ибо дороги были не менее опасны, чем сам Хеврон. Но Нафтули, Рейзел и трое их детей - Батья, мой отец Хаим Дов и совсем маленькая Сара остались в городе и пошли просить убежища в большом доме главного раввина общины. К ним присоединились хромая тетка Нафтули и его старая бабушка.
Раввин был человеком богатым и важным, а дом его был окружен высокой стеной с тяжелыми железными воротами. Имя его было широко известно и местные арабы относились к нему с большим почтением, поэтому, те кто нашел убежище в его доме чувствовали себя в определенной безопасности от ожидающихся погромов. Когда Нафтули и его семья пришла в дом раввина, там уже нашли убежище несколько десятков учеников йешивы «Слободка».
Нафтали был известным тороговцем. Торговал материалами горючими и опасными, как керосин и спирт. Он родился в Хевроне и принадлежал к одной из старейших еврейских семей в городе. Его семья жила в арабском квартале, говорила на арабском и переняла многие арабские обычаи. Семейная традиция говорит, что члены семьи близко общались с арабами и имели с ними дружеские отношения. Если бы не страхи Рейзел за судьбу детей, едва ли Нафтали стал бы просить помощи у своих еврейских братьев.
Возьми детей и езжай навестить мать, побудь у нее пока все не утихнет - посоветовал он жене. Но Рейзел, которая любила его всем сердцем не захотела с ним расставаться. Позже, когда ситуация ухудшилась, она захотела уехать, но было поздно - дороги стали слишком опасными.
В доме раввина посмотрели на высокого мужчину, на одетых в черное женщин, на сопливых детей, на маленькую Сару, которая вдобавок ко всему была больна скарлатиной. Нет возможности - сказали приближенные раввина. В доме слишком тестно и нет место для сопливых детей и уж точно для Сары, больной заразной болезнью.
Почти восемьдесят лет спустя, во время последней интифады, моя тетка Сара, та самая девочка больная скарлатиной, была убита на одной из улиц Иерусалима. Арабский террорист застрелил ее потому, что невозможно убежать от судьбы. Газетные заголовки кричали «Спаслась от погрома в Хевроне и погибла от теракта в Иерусалиме». Правые активисты спорили за право нести ее гроб, и тысячи людей провожали ее в последний путь. Министры говорили пламенные речи, главы возобновленного поселения в Хевроне оплакивали ее. Среди оплакивающих были и потомки главноного раввина Хеврона.
Сестра убитой, моя тетка Батья, помнившая каждую деталь хевронского погрома, со слов которой я записала многие события нашей семейной истории, несмотря на девяностолетний возраст, настояла на том, чтобы поучаствовать в похоронах. Я держала ее за руку, потому, что незадолго до этого она перенесла перелом, и мы медленно двигались в сторону трибуны. Когда потомки раввина с гордостью рассказывали, как маленькая Сара спаслась, благодаря его большому дому и высоким стенам вокруг, моя тетя Батья хотела возразить.
Она была там и помнила каждую подробность. Она помнила как им отказались дать убежище в доме раввина, но несмотря на то, что была она в абсолютно здравом уме, ее никто не стал слушать. Никто точно не помнил, что там произошло, кто у кого просил помощи, кто помог, а кто повернулся спиной. Мы шли с ней вдвоем, мелкими шажками пробираясь к трибуне, но голос тети Батьи потонул в море людского шума. Только в истории нашей семьи сохранилось эхо тех ужасных дней.
Нафтали, Рейзел и трое их детей Батья, Хаим Дов и больная Сара, а так же его хромая сестра и старая бабка, оставили дом раввина с разочарованием и страхом. Чувствуя себя беззащитными и одинокими они вернулись в арабский квартал. Вокруг были арабские дворы, в которых снимали дома много евреев. Но евреи убежали, их маленькие дома опустели, а по арабам было видно, что они готовятся к погромам. От страха перед толпой, Нафтали и его семья спрятались в подвале своего дома, который принадлежал мусульманину Абу Шадиду, у которого они снимали дом уже много лет.
В истории еврейского поселения в Хевроне этот поступок расценивается как героизм и освящение Имени Творца. На деле это был акт отчаяния и полной беспомощности. Старуха, чья жизнь прошла в скорби и бедности, тетка калека, двое родителей и трое их детей прятались в подвале, взяв ответственность за собственную судьбу. Полностью оставленные общиной.
«Такова божья воля» - сказала старуха, которая всецело полагалась на Творца и не боялась арабов, которые знали ее с детства.
Нафтали обратился к Абу Шадиду, который жил со своей семьей на верхних этажах дома и сообщил ему о намерянии спрятаться в подвале.
«Если войдут погромщики и попытаются подобраться к нам, я подожгу бочки со спиртом и керосином. Это будет большое пламя, на котором я и моя семья взойдем на небеса».
Абу Шадид отнесся к угрозе серьезно. Больше чем беспокоился о евреях, боялся, что сгорит его дом. Абу Шадид хорошо знал Нафтали и побаивался этого темного выского еврея. Таким был Нафтали. Высокий черноволосый еврей с темными строгими глазами. Спорить с Нафтали не желательно - ясно, что проиграешь.
Абу Шадид хорошо помнил отца Нафтали еврея с мясницкими ножами, занимавшегося разделкой кож, который однажды упал с крыши из-за своей работы - он раскладывал ночью кожи на просушку. Он упал, сломал ребра, так что они проткнули легкие и в течении долгих дней мучительно умирал. Абу Шадид знал, что у Нафтали еще остались несколько ножей. Иногда арабские соседи одалживали их, чтобы зарезать барана на праздник. От безысходности, или как проявление милости и заботы, Абу Шадид согласился помочь Нафтали.
Нафтуля был готов защитить свою семью любой ценой. Он расставил и на каждой из ступеней ведущих в подвал поставил полную канистру со спиртом или с керосином. Все для того, чтобы не попасть живыми в руки арабов. Старая бабушка и инвалидка тетя, которая не сильно уживалась с Рейзель, предпочли остаться в своей квартире, в соседнем здании, в том же дворе. Они были убеждены что арабы их не тронут, ведь кто станет убивать двух безобидных женщин, одна из которых совсем уж дряхлая, а другая калека. Пять дней и пять ночей прятались Нафтуля и Рейзел в подвале.
В первый же день погрома. Арабы прорвались в окруженный стеной дом раввина и убили более половины прятавшихся там людей Абу Шадид рассказал Нафтуле и Рейзел подробности, чтобы они знали что происходит в городе. На следующий день арабы постучали в дверь дома Абу Шадида. Хозяин вышел к ним и встал в проеме.
«Евреи» -«сказал Абу Шадид - «Нафтуля и его семья, сбежали в Иерусалим».
Когда погромщики потребовали отдать им на разграбление имущество, оставленное евреями, Абу Шадид сказал, чтобы они не смели его трогать, потому что все принадлежит ему, как хозяину дома. Погромщики спорили, орали, ругались, но в конце концов отчаялись и ушли. Нафтуля вздохнул с облегчением и вышел из подвала. Абу Шадид сообщил ему, что британская полиция вошла в Хеврон и защищает уцелевших евреев. Нафтали надел арабское платье, кафию, и переодевшись таким образом в араба прокрался посмотреть, что происходит в его лавке. Из осторожности, он наказал женщинам не выходить из дома до его возвращения.
Рейзеле, которая была большой трусихой, пыталась остановить Нафтали, но он успокоил ее и пообещал вернуться через час-два. Очень скоро вернуться. Рейзеле осталась в подвале. Боящаяся за детей и никому не доверяющая.
«Я не выду отсюда, пока своими глазами не увижу британского офицера» - сказала она. И она знала о чем говорила.
Но бабушка и ее дочь, положились на рассказ Абу Шадида и вышли во двор подышать воздухом. Слух разнесся как на крыльях: «во дворе Абу Шадида - две еврейки». Сотни арабов окружили двор и напали на перепуганных женщин. Из своего убежища, в подвале, прячущиеся за бочками спирта и керосина, Рейзале и дети слышали крики убийц и вопли жертв. Батья, которая была уже подростком, смотрела за происходящим сквозь решетки, выходящего из под земли окна. Годы спустя, мы записали с ее слов следующий рассказ:
Арабы выволокли женщин во двор. Я слышала их плач. Их голоса смешивались с криками атакующих. Я смогла рассылышать только тетку, которая по-арабски просила сжалиться над ними и не лишать их жизни. «Смилуйтесь над нами. Мы ничего не сделали! Сострадания…сострадания…» - вот все, что я слышала… . Атакующие не прекращая кричали «смерть евреям!».
Голоса бабушки моего отца я не слышала ни разу. Все продолжалось считанные минуты». Бабушка ослабела и упала. После первого удара, она медленно пыталась встать. Один араб, из соседей, пацаненок, которого я знала, поднял большой камень и ударил ее. Она упала и больше я ее не видела, поскольку ее скрыла толпа, а так же потому что сама боялась, что меня увидят.
Мою хромую тетку продолжали таскать волоком по двору. Ее таскали за волосы. Косынка ее слетела, коса расплелась и они забавлялись, издеваясь над ней. Один раз ей удалось вырваться. Она встала на ноги и побежала к нашему дому. Они забросали ее камнями. Она продолжала стоять на ногах, подняв руки и закрывая лицо руками от камней. Вдруг, она сделала несколько странных шагов, словно танцуя. Толпа засмеялась. Большой камень попал ей в голову и она упала. Больше я ничего не видела, так как мать заставила меня отойти от окна и спрятаться за бочкой.
Толпа потеряла интерес, к женщинам в луже крови. Арабы ворвались в их квартиру и вытащили нехитрую мебель и пару серебряных подсвечников бабушки. Победное шествие вышло со двора. Тишина и ужас окутали округу. Когда Нафтуля вернулся, в ту ночь, женщины еще лежали во дворе. Он коснулся тела тетки - та была холодна. А бабушка еще была жива. Нафтуля затащил обеих женщин - живую и мертвую, в подвал и сказал Абу Шадиду позвать офицера. Тот, так и сделал, но офицер прибыл только спустя три дня.
Все эти три дня Рейзел меняла влажные повязки на голове у прабабушки. Это было жуткое зрелище. У бабушки не было никаких шансов выжить и каждый прожитый день только продлял ее страдания. Она так и не пришла в сознание. Даже в больнице, куда ее помог доставить офицер.
Хоть Рейзел и отогнала детей от окна, Хаим Дов и Батья видели каждую деталь. Это осталось воспоминаниями их детства и юности. Не удивительно, что выросли они твердыми как скала. Когда я думаю об этом, мне кажется, что все то поколение моей семьи, выросшее в те годы, люди твердые и суровые. Рейзел видела из окна надраенные до блеска сапоги английского офицера, выходящего из джипа. Но не согласилась выйти, до тех пор пока сам офицер не спустился в подвал. В подвале он обнаружил мертвое тело, уже издающее запах, старуху с разбитой головой, двух перепуганных детей и больного ребенка, в состоянии полного истощения. Только тогда она вышла из подвала на свет. Под охраной полиции она попросила отвезти ее и детей в дом ее матери, бабы Маче, в квартал Меа Шеарим (Иерусалим -АТ).
Нафтуля остался, поскольку для него не хватило места в джипе и поскольку он должен был похоронить тетку и присмотреть за больной старухой. А главное, потому что он хотел попытаться спасти хоть какие-то вещи из своего имущества в Хевроне.
Не прошло и нескольких дней, как бабушка умерла. Из-за трудностей времени никто из внуков сирот которых она вырастила не участвовал в ее похоронах и не сидел по ней семидневный траур. Она была тайно похоронена в Хевроне, в то время когда члены ее семьи не могут скрыть стыда, и избавиться от чувства вины. Было тяжело жить с воспоминаниями о погроме и еще тяжелее его забыть.
Младший брат Нафтули, имя которого я поклялась не открывать, услышал несколько дней спустя, от Батьи в Иерусалиме, то что произошло с его бабушкой - Фридой Эстер Трайне и его теткой. Батья рассказала, что она узнала того парня, из соседей, который разбил голову бабушки. И молодой брат решил отомстить за их смерть. Он переоделся в араба и пробрался в Хеврон. Там ему удалось выяснить, что убийца пасет скот в горах из-за опасения мести. Молодой брат взял с собой нож и отправился в горы. В долине он нашел убийцу и убил его. Тело расчленил и закопал там же в долине.
Когда об этом стало известно родственникам в Иерусалиме они очень испугались. Потому, что у кровной мести есть начало, но поди знай будет ли у нее конец и сколько членов семьи поплатятся жизнью. Кроме того, слыханное ли дело, чтобы еврей брал закон в свои руки и занимался кровной местью? Поэтому несколько мужчин сразу же подкупили кого нужно подкупить и добыли для смелого и опасного парня марокканский паспорт. Они поспешно отправили его, под вымышленным именем, туда куда все мечтали попасть. В Америку. Перед расставанием они строго наказали ему исчезнуть в Америке и никогда не пытаться связаться с кем-то из семьи.
Продолжение, часть 2 - ЗДЕСЬ.
Это ссылка в журнал antizioni, так как в данном случае важно не только продолжение истории "Погрома", но и комментарии к этой публикации. Особенно - сдержанные, немногословные ответы хозяина журнала.