Алтайские дневники
Холодный ветер в конце лета пробуждает во мне древний миграционный инстинкт. Я вдруг остро чувствую, как во мне уходит летняя благость, до этого не нарушаемая, временными похолоданиями, и даже затяжными дождями. Я вдыхаю изменившийся воздух, воздух из мест, где осень уже близко, и ощущаю сначала лёгкое беспокойство, а потом непреодолимое желание двигаться. Почти бесцельно я начинаю бродить по окрестностям, таскать грибы из леса, завидовать улетающим птицам, и всегда в своих блужданиях оказываюсь там, где дальше горизонт, где перед закатом чуть зеленеет небо, а холмы синеют. Мне кажется там за горизонтом, там где больше солнца и есть мои зимние пастбища. Так было и в прошлом году, я ходил по пущинским лугам, а мысленно переносился в алтайскую осень и вспоминал, как звучит брачная песня марала. Я слышал её раз на Алтае на Мультинских озёрах, в свежем от морозца утреннем воздухе вдруг разлился высокий и долгий, переламывающийся крик, то ли визг, то ли стон. Он был так далеко, даже можно было подумать, что мне только показалось, но местный егерь кивнул - это марал. Оказалось, что маралы поют почти как горбатые киты также долго, печально и красиво. Да и осенняя золотая тайга на пологих горах была похожа на океан.
И вот, вспомнив песню марала, я неуверено написал Лёше, а он ответил: «Приезжай, найду для тебя недельку». А потом самолёт, дорога алтайскими полями, степями и перелесками. С утра непогода, а к обеду солнце и почти летнее тепло. И в тот же день после прилёта мы - Лёша, Олег и я, уже сидим на склоне горы в Чинетинском заказнике и слушаем. Но вечерняя осення тайга молчит - слышно одного серого кузнечика и печальную пеночку - теньковку, тикающую в ближайшей черёмухе. Довольно далеко ниже по склону мы в бинокли находим даже одного рогача - марала, он лежит, отдыхает в обесцвеченной траве, и медленно водит огромными рогами. Но тихо, и уже скоро темно. В лагере у нас шурпа, гостеприимные инспектора, огромные местные помидоры и чай с мёдом, который пахнет таволгой с ближайшего распадка. Спать мы ложимся в бутафорской юрте, каркас у неё сварен из железных труб. Юрта для летнего отдыха туристов, но с железной печкой. Вечером в юрте отлично, а ночью, как прогорит печь - холодно, но зато всю ночь поёт рядом ручей - Быструха, а иногда даже слышно ухающих длиннохвостых неясытей. И это так здорово, и верится, что и марала я не пропущу. А дальше начинаются дни ожидания и поисков маралов. Мы на соседних вершинах встречаем рассветы и провожаем закаты, днём же обследуем окрестности пешком, поднимаемся на невысокие горы с удивительными названиями - Нёбо, Вершина Быструхи и даже залезаем в пещеры. Здесь совсем не слышно и не видно людей, только степь, тайга и мягкие складки гор. Днём тут по южному тепло, а по ночам уже подмораживает. Целыми днями вдыхаю запахи увядших трав - иван-чая, таволги и свежих - чабреца, зизифоры и полыней, иногда по распадкам растекается пихтовый аромат. Я чувствую, что вот где-то рядом те самые зимние пастбища записанные во мне генетическим кодом.
А какие тут осенние цвета! Привычные по Подмосковью деревья и кусты окрашиваются здесь по-другому. Я запоминаю отличия, осины - апельсиново-оранжевые, берёзы - лимонно-жёлтые, как осины у нас в лучшую пору, а черёмухи от алых до бордовых, и почти нет у них нежного розового оттенка, как у среднерусских. Кроме общих с Подмосковьем деревьев и кустарников здесь ещё сибирские лиственницы пока чуть тронутые желтизной, алая спирея по склонам гор, необыкновенные розово-сиреневые кусты сибирки и ещё много чего другого. Пока мы ищем маралов медленно настаёт лучшая пора золотой осени. А маралы молчат. Зато летят птицы вдоль высоких хребтов Алтая. На запад в близкий Казахстан летят юрки, зяблики, темнозобые дрозды, разные овсянки, синицы. Чуть пригреет солнце запевают на горных лугах кузнечики и кобылки. Напоминают мне, что я на юге, правда, сибирском. Каждый день мы встречаем множество свежих маральих следов, даже иногда видим самих зверей, а кроме маралов, ещё косуль, лис, ласку. В одно утро мы слышим гон лося, его брачный кашель. Но куда ему тягаться с настоящими певцами. На рассвете очередного дня запевает маральник в Генералке, там поют сразу несколько самцов и иногда хором, но мне не хочется записывать вольерных животных и я терпеливо жду дикаря. Дикари тоже иногда поют, но на пределе слышимости - слишком далеко для моих микрофонов. Но мы-то их слышим, и это незабываемо.
Наконец ещё одним утром, уже к концу его, после очередного фантастического рассвета, когда взошедшее солнце как прожекторами осветило горы через окна в густых облаках, к нам вышел марал. Я в это время отошёл от лежащих на траве рекордера и фотоаппарата, разглядывал синиц. И сначала вообще услышал только сухой стук, как будто кто-то стучит палкой по стволам лиственниц. Потом просто посмотрел в сторону звука и тут показались рога, огромные рога, а потом на поляну с иван-чаем медленно вышел, как выплыл и сам рогач. Я зашипел Лёше:
-Марал! Марал!
Зверь был рядом, чуть ниже нас, его ноздри разувались, рот был раскрыт. Бык крутил головой, ища самок и соперников. Конечно же он был в брачном состоянии. Лёша застрекотал камерой, но марал не обращал на звук внимания или делал вид, что не обращает. Мне казалось, что вот-вот он закинет на спину рога, поднимет к небу голову и раздастся громкая протяжная песня. Я быстро пополз к аппаратуре. А марал в это время не торопясь пересекал поляну. Из высоких красных стеблей иван-чая видно было только спину и голову с шикарными рогами, не задирай он голову, мы вообще могли пропустить зверя в этих зарослях. Тут я добрался до аппаратуры и даже включил её. Но марал молчал. Стрекотали кузнечики, чивкали пролетающие зяблики-юрки, звенели синицы, а марал только шелестел травой. Он лучше вышел - показался нам весь, а потом исчез в кустах.
- Эх! - сказал с сожалением Лёша. - Не вышел на солнце.
Солнце в тот момент как будто специально пряталось.
- А я не записал ничего. Но знаешь... Мы с тобой сожалеем только о том, что не можем поделиться этой красотой с другими. А так в у нас в жизни уже был этот марал, было это утро, была эта цветная тайга.
И я обязательно об этом напишу.
Алтайский край, Чинетинский заказник. 18-25 сентября 2019
И вот, вспомнив песню марала, я неуверено написал Лёше, а он ответил: «Приезжай, найду для тебя недельку». А потом самолёт, дорога алтайскими полями, степями и перелесками. С утра непогода, а к обеду солнце и почти летнее тепло. И в тот же день после прилёта мы - Лёша, Олег и я, уже сидим на склоне горы в Чинетинском заказнике и слушаем. Но вечерняя осення тайга молчит - слышно одного серого кузнечика и печальную пеночку - теньковку, тикающую в ближайшей черёмухе. Довольно далеко ниже по склону мы в бинокли находим даже одного рогача - марала, он лежит, отдыхает в обесцвеченной траве, и медленно водит огромными рогами. Но тихо, и уже скоро темно. В лагере у нас шурпа, гостеприимные инспектора, огромные местные помидоры и чай с мёдом, который пахнет таволгой с ближайшего распадка. Спать мы ложимся в бутафорской юрте, каркас у неё сварен из железных труб. Юрта для летнего отдыха туристов, но с железной печкой. Вечером в юрте отлично, а ночью, как прогорит печь - холодно, но зато всю ночь поёт рядом ручей - Быструха, а иногда даже слышно ухающих длиннохвостых неясытей. И это так здорово, и верится, что и марала я не пропущу. А дальше начинаются дни ожидания и поисков маралов. Мы на соседних вершинах встречаем рассветы и провожаем закаты, днём же обследуем окрестности пешком, поднимаемся на невысокие горы с удивительными названиями - Нёбо, Вершина Быструхи и даже залезаем в пещеры. Здесь совсем не слышно и не видно людей, только степь, тайга и мягкие складки гор. Днём тут по южному тепло, а по ночам уже подмораживает. Целыми днями вдыхаю запахи увядших трав - иван-чая, таволги и свежих - чабреца, зизифоры и полыней, иногда по распадкам растекается пихтовый аромат. Я чувствую, что вот где-то рядом те самые зимние пастбища записанные во мне генетическим кодом.
А какие тут осенние цвета! Привычные по Подмосковью деревья и кусты окрашиваются здесь по-другому. Я запоминаю отличия, осины - апельсиново-оранжевые, берёзы - лимонно-жёлтые, как осины у нас в лучшую пору, а черёмухи от алых до бордовых, и почти нет у них нежного розового оттенка, как у среднерусских. Кроме общих с Подмосковьем деревьев и кустарников здесь ещё сибирские лиственницы пока чуть тронутые желтизной, алая спирея по склонам гор, необыкновенные розово-сиреневые кусты сибирки и ещё много чего другого. Пока мы ищем маралов медленно настаёт лучшая пора золотой осени. А маралы молчат. Зато летят птицы вдоль высоких хребтов Алтая. На запад в близкий Казахстан летят юрки, зяблики, темнозобые дрозды, разные овсянки, синицы. Чуть пригреет солнце запевают на горных лугах кузнечики и кобылки. Напоминают мне, что я на юге, правда, сибирском. Каждый день мы встречаем множество свежих маральих следов, даже иногда видим самих зверей, а кроме маралов, ещё косуль, лис, ласку. В одно утро мы слышим гон лося, его брачный кашель. Но куда ему тягаться с настоящими певцами. На рассвете очередного дня запевает маральник в Генералке, там поют сразу несколько самцов и иногда хором, но мне не хочется записывать вольерных животных и я терпеливо жду дикаря. Дикари тоже иногда поют, но на пределе слышимости - слишком далеко для моих микрофонов. Но мы-то их слышим, и это незабываемо.
Наконец ещё одним утром, уже к концу его, после очередного фантастического рассвета, когда взошедшее солнце как прожекторами осветило горы через окна в густых облаках, к нам вышел марал. Я в это время отошёл от лежащих на траве рекордера и фотоаппарата, разглядывал синиц. И сначала вообще услышал только сухой стук, как будто кто-то стучит палкой по стволам лиственниц. Потом просто посмотрел в сторону звука и тут показались рога, огромные рога, а потом на поляну с иван-чаем медленно вышел, как выплыл и сам рогач. Я зашипел Лёше:
-Марал! Марал!
Зверь был рядом, чуть ниже нас, его ноздри разувались, рот был раскрыт. Бык крутил головой, ища самок и соперников. Конечно же он был в брачном состоянии. Лёша застрекотал камерой, но марал не обращал на звук внимания или делал вид, что не обращает. Мне казалось, что вот-вот он закинет на спину рога, поднимет к небу голову и раздастся громкая протяжная песня. Я быстро пополз к аппаратуре. А марал в это время не торопясь пересекал поляну. Из высоких красных стеблей иван-чая видно было только спину и голову с шикарными рогами, не задирай он голову, мы вообще могли пропустить зверя в этих зарослях. Тут я добрался до аппаратуры и даже включил её. Но марал молчал. Стрекотали кузнечики, чивкали пролетающие зяблики-юрки, звенели синицы, а марал только шелестел травой. Он лучше вышел - показался нам весь, а потом исчез в кустах.
- Эх! - сказал с сожалением Лёша. - Не вышел на солнце.
Солнце в тот момент как будто специально пряталось.
- А я не записал ничего. Но знаешь... Мы с тобой сожалеем только о том, что не можем поделиться этой красотой с другими. А так в у нас в жизни уже был этот марал, было это утро, была эта цветная тайга.
И я обязательно об этом напишу.
Алтайский край, Чинетинский заказник. 18-25 сентября 2019