Прошлый выпуск данного аналитического исследования нам пришлось посвятить кратному очерку политической ситуации, сложившейся в России на исходе XX века. Именно эта ситуация, как я, будучи активным участником тех идейных столкновений, постарался вам разъяснить, породила идеологическую кампанию по дискредитации в массовом сознании россиян традиционного евразийского имперского мифа и замене его подавленным, но периодически реанимируемым проектом норманнской водной экспансии. В тот период отечественной истории норманнский проект принял обличье атлантического глобализма, борющегося за мировое господство под знаменем «борьбы за либеральную демократию».
Повторяю, это не мои домыслы. Я лично участвовал в этой идеологической кампании в качестве аналитика и колумниста «Российских вестей» (тогда - официального рупора проельцинской пропаганды, издаваемого администрацией президента и персонально распространяемого среди представителей всех ветвей государственной власти). Не факт, что я горжусь итогами этой вполне успешной работы, но по крайней мере - я знаю, о чем говорю.
И вопрос, который я себе задаю сегодня и пытаюсь на него ответить, заключается не в том - как возможно повернуть огромную страну вспять и заставить ее «плыть против ветра»? Оказалось, что это не так уж и сложно. Интересно другое: насколько сильны архаические «титаны талассократии», поселившиеся в коллективном бессознательном России в период ее существования в качестве варяжской Гардарики и подавленные, лишенные возможности управлять поведением людей, в период трансформации Гардарики в Московскую Орду?
Эти демоны были выпущены на свободу в 90-е годы и помогли тогда партии власти отбиться от обеих антиатлантических программных угроз - коммунистической и «новой имперской». Сегодня они диагностированы как болезнетворные и враждебные национальным интересам страны. Но они - не мусор, который легко вымести из нашей общей избы; они - это мы, это наши надежды и иллюзии, страхи и аффекты, пробужденные к жизни идеологами 90-х. Они неадекватны новой эпохе, они невротичны, но они живы. И главными вопросами нашего времени являются следующие: как долго теперь будет продолжаться борьба с этими демонами, возможны ли новые рецидивы «норманнской аквафилии» и какую цену придется заплатить за выздоровление?
Ответ на эти вопросы чрезвычайно важен для продолжения нашего анализа исторических коллизий взаимоотношения «последних империй» мировой истории - России и США, империй, олицетворяющих евразийство и атлантизм. Важен этот ответ и для судеб всего человечества, поскольку выздоровление России от морока «квазиатлантизма» означает восстановление естественного баланса сил и более или менее скорую гармонизацию всей системы международных отношений.
Но вернемся к материалу, анализ которого позволил нам поговорить о столь важных проблемах.
Итак, стержневым элементом идеологической проатлантической кампании как раз и явились новые банкноты, массово появившиеся в карманах населения России в первой половине 1996 года. Их символику мы уже несколько дней подробно разбираем, поскольку она позволяет нам понять природу «варяжских архетипов» в структуре отечественного коллективного бессознательного. А также дает возможность оценить степень сегодняшней активности данной «водной» архетипики, поскольку период активной фазы приступа норманнского атлантизма уже прошел (вершиной его симптоматики можно считать желание России вступить в НАТО, озвученное и.о. президента В.В.Путиным в 2000 году), а символика денежных знаков, созданных, чтобы его спровоцировать и закрепить, до сих пор активно работает.
Так и хочется, перефразируя Андрея Вознесенского, воскликнуть: товарищи из Центробанка, уберите с денег все эти кораблики, речные и морские просторы, не доведет все это до добра!
Но не будем поддаваться эмоциям и продолжим анализ на том месте, где мы прервали вчера наши «дозволенные речи».
Третья подсказка, обнаруженная нами на «питерской» пятидесятитысячной банкноте, видна во всей своей красе на ее оборотной стороне.
Давайте ее вспомним:
В глубине рисунка перед нами - уже рассмотренная Петропавловская крепость, символическая значимость которой подчеркивается водяным знаком, дублирующим контур собора Петра и Павла. Позади нас - Военно-Морской музей, оправдывающий свой внешний вид (а построен он в виде древнегреческого храма) наличием в его коллекции главной святыни российской имперской талассократии - ботика Петра Великого.
Перед нами - фигура водной богини, сидящей на троне у основания ростральной колонны, а вокруг нее - особый сакральный комплекс зданий, символических объектов и аллегорических скульптур, в совокупности составляющих вторую по значимости после Петропавловской крепости и неразрывно связанную с последней зону психоэмоционального талассократического воздействия - Стрелку Васильевского острова.
В этом месте я посчитал необходимым вставить небольшое отступление, важное для последующего анализа. Хочу добавить небольшую долю теории символической интерпретации (трудно удержаться, ведь я в свое время создал этот курс и годами читал его студентам):
Символика ненавязчива, она никогда не кричит и не указывает путь; она лишь намекает на то, что все мы прекрасно знаем, но не желаем помнить, вытесняем из памяти, защищаясь от травматических переживаний. Символика есть напоминание о былой травме (индивида, группы или социума), которое пробуждает не память о ней, а связанные с нею защитные механизмы, среди которых чаще всего встречаются регрессия (когда вдруг начинают верить во что-то или в кого-то), проекция (когда легко находят в реальности прототипы архетипических образов - Вождя, Врага, Великой Праматери, Мудреца, Героя и пр.) и психоэмоциональное отреагирование (когда большие массы людей легко и непринужденно жертвуют личными интересами во имя идеологизированного «общего дела»).
Двигаясь в этом направлении, т.е. вскрывая потаенные пружины нашего социального поведения и обесценивая прикрывающие их объяснительные мифы, мы неизбежно столкнемся с фактором сопротивления, причем не только внешнего, но и внутреннего.
Особенно тяжело сейчас приходится людям именно моего поколения, успевшим получить полноценное советское воспитание, пережившим тотальный мировоззренческий коллапс в период «перестройки» и не без труда интегрировавшим свою личность в 90-е годы на основе проатлантического «норманнского мифа». Его развенчание подобно рецидиву перестроечного хаоса и идейного раздрая. Но что же делать - страна выздоровеет лишь тогда, когда от болезнетворного морока освободимся мы, ее население.
Причем людям моего поколения где-то даже проще отринуть «ложную веру». Гораздо сложнее придется людям более младшего поколения, построившим по базе иллюзий атлантического мифа не только свое социальное мировоззрение, но и личностную систему ценностей и жизненных целей. Им сегодня не позавидуешь… Им придется фактически вывернуться наизнанку, выдавливая из себя «пиндоса», как мы когда-то выдавливали из себя «совка».
Итак, даже человеку моего поколения, даже коренному питерцу, с детства отравленному водной символикой родного города, подобного мне самому, выросшему на Васильевском острове и учившемуся в университете на Менделеевской линии, т.е. проходившем по Стрелке если не ежедневно, то, по крайней мере, сотни раз, эмоциональное принятие нижеследующего толкования символического воздействия этого места далось непросто.
Вы, мои читатели, очевидно заметили, что продолжение прерванного на полуслове анализа «питерской» символики последовало лишь через несколько дней после его прошлой временной приостановки.
За это время я пытался найти обоснование для предлагаемых в этой части интерпретаций. Я исследовал личность Петра Великого, погружался в историческую канву событий европейской истории 17 века (и нашел там много интересного, особенно - в нюансах протекания русско-польских и русско-шведских отношений), копался в нюансах оформления древнегреческого Парфенона и орнаментах оставшихся от викингов изображений, и т.п.
Кое что из всего этого я представлю вашему вниманию, но не для доказательства истинности предлагаемых истолкований, а лишь для наглядности анализа.
Давайте судить «по гамбургскому счету», не подлаживаясь под «тренд» и не рассуждая о пользе или же конъюнктуре. Если мои истолкования верны, то они самым естественным образом затронут у людей, имеющих российские генетические корни, подавленные пласты исторической памяти и сформируют тем самым все те же защитные механизмы - регрессию (и вы мне поверите), проекцию (и на автора сам собой оденется образ Мудреца, а может даже и Героя) и психоэмоциональное отреагирование (и вы будете ждать продолжения, а возможно, что и напишите сами что-нибудь в комментариях к моим опусам).
В свое время Фрейд провел похожий эксперимент над носителями исторической памяти еврейского народа (см. его проект «лечения культурных сообществ» и созданный в рамках реализации этого проекта текст «Моисей и монотеизм»). Основной массовый невротический симптом, отмеченный им у собственного народа и подлежащий психотерапевтическому искоренению, заключался в навязчивой аутоагрессии и неспособности к вооруженному сопротивлению из-за фонового чувства коллективной вины. Результат лечения превзошел все ожидания, а ведь Фрейду для того, чтобы спровоцировать процесс освобождения от виктимных мифов, управляющих его народом в течение веков, достаточно было просто вырвать из этой мифологии главную ее фигуру - пророка Моисея, объявленного им беглым египетским принцем, в реваншистских целях обрекшим на мучения в пустыне ни в чем не повинное пастушеское приграничное племя.
Нечто подобное твердили и нам представители евразийской исторической школы, поясняя, к примеру, что на Куликовом поле войско Московской Орды разгромило рать узурпатора Мамая, пошедшего на русские княжества за незаконным ясаком с отрядами генуэзских наемников и при поддержке, так, правда, и не состоявшейся, Великого княжества Литовского. И дело это было сугубо внутриордынское, чуть ли семейное. Мамай бежал в Литву, на трон в Золотой орде был возведен законный хан - потомок Чингисхана. И ничего личного, а тем более - пафосного. Достаточно упомянуть о том, что внучка Мансура, сына Мамая, стала матерью первого российского царя Ивана IV, открыто провозгласившего Москву центром собирания золотоордынских земель (и попытавшего даже передать власть над объединенным государством чингизиду Симеону Бекбулатовичу, оставшись при этом князем московским).
Но мы несколько отвлеклись от сегодняшней темы. Давайте продолжим.
Символический антураж Стрелки Васильевского острова настолько многопланов, что сначала нам стоит проанализировать его отдельные слои (пласты), производные от различных смысловых и исторических истоков. А уж потом мы сведем, как и в московском случае, все эти отдельные символические пласты воедино.
Начнем, как всегда, с символики внешнего вида, в данном случае - символики места, изначально избранного Петром Первым в качестве места для устроения административного центра для новой столицы. После неудачи с островом Котлин, он выбрал именно Васильевский остров для построения на нем города Святого Петра.
Как мы помним, у Петра было много нереализованных проектов по поводу Васильевского острова (вплоть до идеи построения Нового Амстердама с каналами вместо улиц), но вот его замысел превращения Стрелки в главный фасад Санкт-Петербурга был реализован в полной мере.
Представим себе ее вид с помощью карты 1720 года:
Современной видовой фотографии:
И фотографии со спутника:
В принципе этих изображений вполне достаточно для того, чтобы сформулировать символическое содержание внешнего вида самой Стрелки, привлекшего внимание Петра при выборе места для города. Ведь для чисто оборонных задач более подходила территория захваченной им шведской крепости Ниеншанц, расположенные на излучине реки чуть выше по течению (в районе нынешней Охты и Веселого поселка).
Стрелка была для Петра именно стрелкой, т.е. указателем направления. Позднее для усиления этого смыслового ее значения в центре скульптурной группы, размещенной на фронтальном фасаде нового здания Биржи, был помещен бог морей Нептун, четко указующий в том же направлении.
Куда же указывает Стрелка и морской бог? Карты позволяют нам наглядно это увидеть.
Они указываю на основное русло Невы (фигура которой, кстати, сидит на скульптурной композиции как раз под указующей дланью Нептуна).
А навстречу им указывает другая стрелка, уже виденная нами, но на пяти тысячной купюре:
Острые углы (стрелки) разветвлений Невы и Волхова не просто указывают нам друг на друга; они обозначают определенный отрезок водного пути от Ильмень-озера через Волхов в Ладогу, а далее - через Неву в Балтийское море. Именно Волхов фигурирует, наряду с Невой, и на фронтоне Биржи, и у основания избранной для символического изображения на купюре ростральной колонне.
Столь высокая значимость, которую Петр придавал данному отрезку водного пути из Новгорода в Санкт-Петербург, нам станет понятной чуть позже, при переходе на личностный и исторический пласты анализа.
Более того, придется объяснить и особое внимание к нему и его символическому значению наших соотечественников начала девятнадцатого столетия, запечатлевших свои переживания по поводу победы над Наполеоном именно в этом скульптурном и архитектурном ансамбле.
А также - податливость к воздействию данной символики и нас с вами в 90-е годы века двадцатого.
Продолжение следует…