О провалах и озарениях народной памяти
- или ещё о сложных правилах »»» ... - в тяжбе самозабвения и опамятования »»» ... Вокруг - скачут жители "бетона",
Вокруг - прячут порно за икону,
Вокруг - плачут, не поспев за модой,
Вокруг - время года, время года...
Итак, упрощенческая игра на понижение - как миксирование отцветших сложностей былых модернизаций и порнографической простоты нынешней пост-модернизации (о чём - по 1-й ссылке в подзаголовке). Своё концентрированное выражение эта игра находит в политическом процессе осуществляемом как властными, так и оппозиционными представителями политикума (см. там же). А собственно тем, что концентрированно выражается и в чём, соответственно, имеют свой исток понижательно-упрощенческие правила полит.игровых партий, является культурная жизнь социума. Культура здесь, разумеется, не просто один из соц.институтов, но то, что составляет основу всех институций и сфер деятельности человеческого общества. Но вот, о том, как инволюционные процессы в этом социально-культурном базисе проявляются на стыке политической и культурной институций.
Обсуждение материала слева - в комментариях к материалу справа. Темы перекликаются, хотя и не совсем напрямую, но по сути. А именно - в части внимания к феномену, который можно обозначить как варварство внутри цивилизации.
Тематическое же различие состоит в том, что, если автор материала слева описывает сегодняшнее нео-варварское "обживание нерасполитизированной урбанины", то автор материала справа вспоминает о трагических событиях, происходивших 30-ть лет назад на ещё цивилизованном, но уже варварски политизированном урбанистическом ландшафте.
Значит, городская цивилизация превратилась за 30-ть лет варварского безвременья в "урбанину", определяющую сознание горожанина в соответствующем социально-политическом ключе.Подобно тому, как попавший в руки нечистоплотных геополитиков экологизм, экологический фундаментализм, стал тормозом для экономического и социального развития значительной части человечества, современный не располитизированный, не перекодированный, не обезвреженный урбанизм стал препоной для любых ростков Большого стиля, как на Западе, так и в других частях современного мира. В больших и малых городах институционализируется сама невозможность Большого стиля, торжествующего и триумфального рыка успешного государства, империи, или какой-то другой людской суперструктуры. Любая попытка такого рыка или даже писка будет встречать противодействие в стремительно варваризирующейся городской среде, которая уже всё больше и больше населяется эдаким реферирующим варваром, плохо образованным, но начитавшимся неких идиотских правильных книжек, или насмотревшимся скудных и поверхностных видеолекций, или наслушавшимся каких-то странных подкастов. Но самое главное - у реферирующего варвара есть убежденные и неутомимые поводыри.
Этот реферирующий варвар, с одной стороны, вроде бы постоянно по делу и без дела, эмоционирует и чувствует, упражняется в эмоциональной атлетике. Но это какая-то меленькая чувствительность бабенки из пошлого полусвета, каких можно во множестве встретить в старых романах. Сегодняшний реферирующий варвар пуглив. Он не хочет, чтобы его грузили. Он вроде бы чего-то лопочет о смыслах, но к потреблению смыслов как раз и не готов. На понтах, на стиле, на позитиве, на ЗОЖе, сегодняшний реферирующий варвар - это такой активный и подвижный невротик, крутящий педали велотренажера, на котором он отправляется в длинный велопробег за счастьем.
Особенно коробит выражение "потребление смыслов". Не поиск смыслов, не их постижение, и не, в конце коноцов, восхождение к Смыслам - коль скоро речь о Большом стиле, - но потребление, причём, в упрощенном виде, подобно составлению реферата. Впрочем, за культурные сложности и высоты отвечают "убежденные и неутомимые поводыри", определяющие объём и качество культур-потребительского "реферирования" и, собственно, кодирующие "продукт" в "нужном" социально-политическом ключе.
Кстати, можно заметить, что, если в происходящей ныне пост-модернизационной тяжбе, стороны которой со-притязают на "цивилизованность" и вменяют друг дружке "варварство", совместными усилиями этих сторон осуществляется опустошение пространства возможностей культурно-исторического творчества, то это, оказывается, как раз для того, чтобы тут же заполнить это пространство вполне мирным и взаимовыгодным со-существованием культур-креативных цивилизаторов и "реферирующих" их продукцию нео-варваров.
Кстати же, причиной того, что "урбанина не располитизирована", согласно автору, является то, что "нашему интеллектуальному классу так и не хватило ума". Однако, кто, как не представители самого этого класса, вложили свои интеллектуальные потенциалы в эту самую урбо-политизацию?... Впрочем, речь о том, что культур-криэйторы не улавливают вызревающий в культур-потребителе запрос на "триумфальный рык успешной суперструктуры".... реальность оказывается сложнее. И нельзя не признать, что все-таки, несмотря ни на что, в нашем, туземном новорожденном реферирующем городском варваре живет какая-то генетическая память о советском Большом стиле.
Наверное, можно говорить о некоем монументальном подсознательном и даже коллективном монументальном бессознательном, которое обозначает некую монументальную нашу недостаточность. Именно поэтому широкая соцсетевая публика не приняла сложносочинённого Есенина и жуткую нововоронежскую Алёнку, а также эскиз горельефа на екатеринбургской Плотинке. Всё-таки мы живем в переполненном монументальными объектами пространстве. И прежде всего это советский монументализм. А советский монументализм столь значителен, столь искусен в своём большинстве, что он умудряется покорять даже сегодняшних молодых. Я видел это своими глазами множество раз. Нас окончательно перекодировать все-таки не удалось и не удастся. Но это не случится само собой. Нужно помочь этому процессу. И именно сегодня очевидна недостаточность нового Большого стиля.
Безусловно, Большой стиль невозможен в безидеологичном государстве. Но в одежды Большого стиля вполне возможно одеть даже ощущение его острой недостаточности. Монументализм способен выдавать даже предчувствие Большого стиля. Советский опыт показал, сколь величественной может быть даже лаборатория Большого стиля. Скорее всего неверна следующая художническая позиция - сварганьте нам идеологию, а мы найдём для неё визуальную транскрипцию. Так это не работает.
Но тогда, очевидно, предчувствие Большого стиля должно быть сопряжено с соразмерным предчувствием идеологии. Которую, да, невозможно сварганить - как и Большой стиль, как и всё в культурно-историческом творчестве, - но которая политична, то есть невозможна в располитизированном культурном пространстве. Другое дело, что сама идеология, не ограничиваясь чисто политическими интересами, должна приобретать такие качество и масштаб, чтобы её партийность определялась метафизически предельным восхождением к Высшим Смыслам свершения Истории - против столь же предельного контр-исторического нисхождения.
Это нисхождение, осуществляясь под чутким руководством культур-креативных цивилизаторов и их заказчиков из полит.игрового паноптикума, становится возможно через забвение того, что, как и ради чего мы есть в качестве субъектов культурно-исторического творчества. Забвение самой возоможности быть таковыми субъектами, самого исторического призвания к реализации этой возможности.
Что же касается опамятования - как спасительной субъекто-образующей возможности, - она заключена в том самом коллективно-бессознательном переживании некой монументальной нашей недостаточности (о чём у автора нашего инфо.повода). В этом переживании обозначается связь народной памяти с глубинным уровнем всемирно-исторического процесса, где этот процесс протекает в виде интра-истории.
Интра-историческая память народа собирает в себе, как в кладовой, всё то значимое в свершившемся на его историческом пути и на всемирноисторическом пути человечества, что, преемствуясь в поколениях и объединяя их общей судьбой, позволяет актуально живущим представителям этого народа выстоять в суровых ситуациях смут, лихолетья и безвременья.
Выстоять и отстоять пространство возможностей культурно-исторического творчества!...
Вокруг - прячут порно за икону,
Вокруг - плачут, не поспев за модой,
Вокруг - время года, время года...
Итак, упрощенческая игра на понижение - как миксирование отцветших сложностей былых модернизаций и порнографической простоты нынешней пост-модернизации (о чём - по 1-й ссылке в подзаголовке). Своё концентрированное выражение эта игра находит в политическом процессе осуществляемом как властными, так и оппозиционными представителями политикума (см. там же). А собственно тем, что концентрированно выражается и в чём, соответственно, имеют свой исток понижательно-упрощенческие правила полит.игровых партий, является культурная жизнь социума. Культура здесь, разумеется, не просто один из соц.институтов, но то, что составляет основу всех институций и сфер деятельности человеческого общества. Но вот, о том, как инволюционные процессы в этом социально-культурном базисе проявляются на стыке политической и культурной институций.
Обсуждение материала слева - в комментариях к материалу справа. Темы перекликаются, хотя и не совсем напрямую, но по сути. А именно - в части внимания к феномену, который можно обозначить как варварство внутри цивилизации.
Тематическое же различие состоит в том, что, если автор материала слева описывает сегодняшнее нео-варварское "обживание нерасполитизированной урбанины", то автор материала справа вспоминает о трагических событиях, происходивших 30-ть лет назад на ещё цивилизованном, но уже варварски политизированном урбанистическом ландшафте.
Значит, городская цивилизация превратилась за 30-ть лет варварского безвременья в "урбанину", определяющую сознание горожанина в соответствующем социально-политическом ключе.Подобно тому, как попавший в руки нечистоплотных геополитиков экологизм, экологический фундаментализм, стал тормозом для экономического и социального развития значительной части человечества, современный не располитизированный, не перекодированный, не обезвреженный урбанизм стал препоной для любых ростков Большого стиля, как на Западе, так и в других частях современного мира. В больших и малых городах институционализируется сама невозможность Большого стиля, торжествующего и триумфального рыка успешного государства, империи, или какой-то другой людской суперструктуры. Любая попытка такого рыка или даже писка будет встречать противодействие в стремительно варваризирующейся городской среде, которая уже всё больше и больше населяется эдаким реферирующим варваром, плохо образованным, но начитавшимся неких идиотских правильных книжек, или насмотревшимся скудных и поверхностных видеолекций, или наслушавшимся каких-то странных подкастов. Но самое главное - у реферирующего варвара есть убежденные и неутомимые поводыри.
Этот реферирующий варвар, с одной стороны, вроде бы постоянно по делу и без дела, эмоционирует и чувствует, упражняется в эмоциональной атлетике. Но это какая-то меленькая чувствительность бабенки из пошлого полусвета, каких можно во множестве встретить в старых романах. Сегодняшний реферирующий варвар пуглив. Он не хочет, чтобы его грузили. Он вроде бы чего-то лопочет о смыслах, но к потреблению смыслов как раз и не готов. На понтах, на стиле, на позитиве, на ЗОЖе, сегодняшний реферирующий варвар - это такой активный и подвижный невротик, крутящий педали велотренажера, на котором он отправляется в длинный велопробег за счастьем.
Особенно коробит выражение "потребление смыслов". Не поиск смыслов, не их постижение, и не, в конце коноцов, восхождение к Смыслам - коль скоро речь о Большом стиле, - но потребление, причём, в упрощенном виде, подобно составлению реферата. Впрочем, за культурные сложности и высоты отвечают "убежденные и неутомимые поводыри", определяющие объём и качество культур-потребительского "реферирования" и, собственно, кодирующие "продукт" в "нужном" социально-политическом ключе.
Кстати, можно заметить, что, если в происходящей ныне пост-модернизационной тяжбе, стороны которой со-притязают на "цивилизованность" и вменяют друг дружке "варварство", совместными усилиями этих сторон осуществляется опустошение пространства возможностей культурно-исторического творчества, то это, оказывается, как раз для того, чтобы тут же заполнить это пространство вполне мирным и взаимовыгодным со-существованием культур-креативных цивилизаторов и "реферирующих" их продукцию нео-варваров.
Кстати же, причиной того, что "урбанина не располитизирована", согласно автору, является то, что "нашему интеллектуальному классу так и не хватило ума". Однако, кто, как не представители самого этого класса, вложили свои интеллектуальные потенциалы в эту самую урбо-политизацию?... Впрочем, речь о том, что культур-криэйторы не улавливают вызревающий в культур-потребителе запрос на "триумфальный рык успешной суперструктуры".... реальность оказывается сложнее. И нельзя не признать, что все-таки, несмотря ни на что, в нашем, туземном новорожденном реферирующем городском варваре живет какая-то генетическая память о советском Большом стиле.
Наверное, можно говорить о некоем монументальном подсознательном и даже коллективном монументальном бессознательном, которое обозначает некую монументальную нашу недостаточность. Именно поэтому широкая соцсетевая публика не приняла сложносочинённого Есенина и жуткую нововоронежскую Алёнку, а также эскиз горельефа на екатеринбургской Плотинке. Всё-таки мы живем в переполненном монументальными объектами пространстве. И прежде всего это советский монументализм. А советский монументализм столь значителен, столь искусен в своём большинстве, что он умудряется покорять даже сегодняшних молодых. Я видел это своими глазами множество раз. Нас окончательно перекодировать все-таки не удалось и не удастся. Но это не случится само собой. Нужно помочь этому процессу. И именно сегодня очевидна недостаточность нового Большого стиля.
Безусловно, Большой стиль невозможен в безидеологичном государстве. Но в одежды Большого стиля вполне возможно одеть даже ощущение его острой недостаточности. Монументализм способен выдавать даже предчувствие Большого стиля. Советский опыт показал, сколь величественной может быть даже лаборатория Большого стиля. Скорее всего неверна следующая художническая позиция - сварганьте нам идеологию, а мы найдём для неё визуальную транскрипцию. Так это не работает.
Но тогда, очевидно, предчувствие Большого стиля должно быть сопряжено с соразмерным предчувствием идеологии. Которую, да, невозможно сварганить - как и Большой стиль, как и всё в культурно-историческом творчестве, - но которая политична, то есть невозможна в располитизированном культурном пространстве. Другое дело, что сама идеология, не ограничиваясь чисто политическими интересами, должна приобретать такие качество и масштаб, чтобы её партийность определялась метафизически предельным восхождением к Высшим Смыслам свершения Истории - против столь же предельного контр-исторического нисхождения.
Это нисхождение, осуществляясь под чутким руководством культур-креативных цивилизаторов и их заказчиков из полит.игрового паноптикума, становится возможно через забвение того, что, как и ради чего мы есть в качестве субъектов культурно-исторического творчества. Забвение самой возоможности быть таковыми субъектами, самого исторического призвания к реализации этой возможности.
Что же касается опамятования - как спасительной субъекто-образующей возможности, - она заключена в том самом коллективно-бессознательном переживании некой монументальной нашей недостаточности (о чём у автора нашего инфо.повода). В этом переживании обозначается связь народной памяти с глубинным уровнем всемирно-исторического процесса, где этот процесс протекает в виде интра-истории.
Интра-историческая память народа собирает в себе, как в кладовой, всё то значимое в свершившемся на его историческом пути и на всемирноисторическом пути человечества, что, преемствуясь в поколениях и объединяя их общей судьбой, позволяет актуально живущим представителям этого народа выстоять в суровых ситуациях смут, лихолетья и безвременья.
Выстоять и отстоять пространство возможностей культурно-исторического творчества!...