Экзистенциально-метафизическая природа магической ворожбы Капитала
- продолжая каверзнейшее - по поводу принципиальнейшего »»» ... - в политико-метафизических контроверзах »»» ...
«Суть времени» №269
от 14 марта 2018 г.
15 марта 2018 г. 03:13 / Сергей Кургинян
О коммунизме и марксизме - 104
Сквозь Марксову аналитику просвечивает то главное,
что составляет непреходящее величие Маркса. Этим
главным является приподнимание над эгоизмом.
Эгоизм для Маркса - это порча, наведенная на
прекрасное существо по имени человек
Колонка главного редактора
О превращающей силе денег Маркс пишет так, как будто бы он описывает а) полноценное колдовство и б) мир, который, будучи объят таким колдовством, является в полном и буквальном смысле слова заколдованным миром. В этом смысле Маркс пишет даже не на языке теологии, а на языке мистики и даже магии. А как иначе можно отнестись к фразам:
Может быть, у Маркса ничего не сказано о деньгах как самостоятельных сущностях?
Но ведь мы убедились, что сказано буквально это. А теперь отнеситесь к этому не как зашоренные ортодоксальные марксисты-начетчики, а просто как нормальные мыслящие люди, наделенные и умом, и воображением. И представьте себе эти самостоятельные сущности, осуществляющие такие превращения. Постарайтесь увидеть некие самостоятельные сущности, которые это осуществляют. Просто увидеть и всё. И что вы видите?
Вы видите колдующих магов, превращающих добро в зло, свет в тьму и так далее. Пользуются ли при этом маги жезлом, заклятиями, зельем или кольцом, обладающим особой силой, являются ли они джиннами или иными существами - уже не важно. Важно, что они существа (самостоятельные сущности). И что эти существа, прикоснувшись к чему угодно, превращают то, к чему они прикоснулись, в свою противоположность.
Мир реального Маркса магичен, волшебен, наполнен таинственной злой ворожбой. Этот мир заколдован. Достаточно человеку, попадающему в этот мир, начать проявлять свою настоящую суть - к нему сразу же является посланец всемогущего братства колдунов. Явившись, этот посланник запрещает человеку проявлять свою настоящую суть и ворожбой своей возвращает человека в состояние, в котором он начинает делать нечто противоположное его гуманной сути, то есть нечто предельно злое, антигуманное.Читать целиком
Самое ключевое к возможности ответа на вопрос по сказанному в 102-м очерке данного цикла (см. по 1-й ссылке в подзаголовке данного поста: фрагмент очерка и после него мой вопрос) присутствует в крайнем абзаце приведённого здесь фрагмента 104-го очерка.
Значит, говорится о том, что человек, стремящийся проявить свою настоящую суть, подпадает специфической ворожбе денег, и под действием этой ворожбы начинает делать нечто противоположное - предельно злое, антигуманное.
И вот, то, что говорилось в 102-м очерке: если люди, мечтающие о коммунизме 2.0 и СССР 2.0, отвечают отказом на предложение работать в коммуне, где деньги становятся ресурсом в реализации этой мечты, это свидетельствует о том, что "для них мечта уже не является чем-то, что надо реализовывать в действительности", ибо "в их естестве уже поселилась этакая смерть вживе". Говорилось также о том, что это состояние приближает людей к той степени отчуждения, при которой человек "становится античеловеком, то есть монстром".
Моё несогласие вызывает здесь то, что отдельно взятая коммуна превращается в этакое мерило (не)отчужденного состояния людей, и что большинство людей, приверженных неокоммунистическим идеалам, оказываются "бесплодными мечтателями" и "деятельностными импотентами".
Вопрос, собственно выражающий это несогласие, как будто апеллирует к моральному праву, то есть к неправомерности притязаний на то чтобы судить о людях по такой мере. Однако, честно говоря, не люблю правовую казуистику. Причём, по всей видимости, не люблю именно ввиду того что в казуистических разбирательствах о правах сказывается нечто от всё той же "ворожбы". Недаром говорится: "закон, что дышло - куда повернул, туда и вышло".
Однако же, как можно тут же заметить, в современном мире всё настолько опутано этой ворожбой, что казуистика такого рода присутствует во всяких разбирательствах - включая даже дискуссии по самым метафизически предельным вопросам.
Ибо слова об этой ворожбе, как можно между прочим пояснить для сугубо светски ориентированных читателей, адресуют, по сути, не к религиозно-мистическим представлениям, но к уразумению экзистенциально-метафизической подоплёки общественно-исторического процесса. То есть Капитал, концентрируясь в руках буржуазной элиты, задаёт своего рода гравитацию для всего спектра социальных институтов и групп, отношений и способов взаимодействия в обществе. Метафора "гравитации" адресует скорее к физике, но та власть Капитала, какую над собой устанавливает и испытывает общество, по необходимости добавляет в образующуюся конструкцию приставку мета. И самая суть в том, что мета-физическая власть Капитала исходно появляется в горизонте исторической экзистенции человека. Дальше можно разводить светскую и религиозную трактовки природы этого феномена, но, в любом случае, онтологически исходная феноменология такова.
Так вот, мой вопрос, будучи в своём существе ориентированным именно экзистенциально-метафизически, не имеет под собой какого-то специального взыскания о моральном праве. Существо и ключевое направление моего критического вопрошания состоит в нацеленности на принципы организационно-практической методологии - в их недвусмысленной сопряженности с принципами идейно-концептуальной методологии.
В этой связи, уместнее говорить о практических аспектах выполнения такого логического принципа, как закон достаточного основания.
Соответственно, суть моего несогласия состоит в том, что факт (не)участия в деятельности отдельно взятой коммуны не может быть достаточным основанием для того чтобы судить о деятельностных потенциалах людей, их способности к проявлению своей гуманной сути и степени их отчуждения от человеческой сущности. Ибо здесь частная оценка возводится в универсальный принцип, а именно так, что в частных идентифицирующих актах выражается притязание на метафизическую полноту предельного основания.
Задействовать такого рода идейно-концептуальную аберрацию в качестве организационно-практического принципа, значит, внедрять в общественные отношения отчужденческий дух корпорации и, тем самым, уже на входе препятствовать формированию действительно коммунистической общины (и это к слову об отличии родовой жизни от эгоистической войны всех против всех, - о чём также см. в 104-м очерке цикла С.Е. Кургиняна "О коммунизме и марксизме"). Руководствуясь такими принципами, неокоммунистическая общность придёт ровно к тому, что для неё является экзистенциально и метафизически враждебным. А именно - к аналогам гностической антропологии и фашистской сегрегации.
Во избежание таких превращений, помимо того чрезвычайно ценного, что засвидетельствовано об экзистенциально-метафизической магии Капитала, очевидно требуется специальная рефлексия на тему такого же рода магии Власти.
То есть, конечно, деньги, будучи задействованы как ресурс в коммуно-строительных проектах, можно сказать, лишаются своих отчуждающих чар. Но сразу возникает вопрос: насколько "красные маги", под водительством которых осуществляются эти проекты, свободны от чар воли к власти? Глубоко практический и чрезвычайно насущный вопрос!...
«Суть времени» №269
от 14 марта 2018 г.
15 марта 2018 г. 03:13 / Сергей Кургинян
О коммунизме и марксизме - 104
Сквозь Марксову аналитику просвечивает то главное,
что составляет непреходящее величие Маркса. Этим
главным является приподнимание над эгоизмом.
Эгоизм для Маркса - это порча, наведенная на
прекрасное существо по имени человек
Колонка главного редактора
О превращающей силе денег Маркс пишет так, как будто бы он описывает а) полноценное колдовство и б) мир, который, будучи объят таким колдовством, является в полном и буквальном смысле слова заколдованным миром. В этом смысле Маркс пишет даже не на языке теологии, а на языке мистики и даже магии. А как иначе можно отнестись к фразам:
- об извращающей силе денег;
- о деньгах как самостоятельных сущностях;
- о том, что превращающая сила воздействует на самые фундаментальные слагаемые бытия;
- о том, что деньги, прикоснувшись неким магическим жезлом к верности, превращают ее в измену, прикоснувшись к любви, превращают ее в ненависть, прикоснувшись к добродетели, превращают ее в порок, прикоснувшись к глупости, превращают ее в ум и так далее.
Может быть, у Маркса ничего не сказано о деньгах как самостоятельных сущностях?
Но ведь мы убедились, что сказано буквально это. А теперь отнеситесь к этому не как зашоренные ортодоксальные марксисты-начетчики, а просто как нормальные мыслящие люди, наделенные и умом, и воображением. И представьте себе эти самостоятельные сущности, осуществляющие такие превращения. Постарайтесь увидеть некие самостоятельные сущности, которые это осуществляют. Просто увидеть и всё. И что вы видите?
Вы видите колдующих магов, превращающих добро в зло, свет в тьму и так далее. Пользуются ли при этом маги жезлом, заклятиями, зельем или кольцом, обладающим особой силой, являются ли они джиннами или иными существами - уже не важно. Важно, что они существа (самостоятельные сущности). И что эти существа, прикоснувшись к чему угодно, превращают то, к чему они прикоснулись, в свою противоположность.
Мир реального Маркса магичен, волшебен, наполнен таинственной злой ворожбой. Этот мир заколдован. Достаточно человеку, попадающему в этот мир, начать проявлять свою настоящую суть - к нему сразу же является посланец всемогущего братства колдунов. Явившись, этот посланник запрещает человеку проявлять свою настоящую суть и ворожбой своей возвращает человека в состояние, в котором он начинает делать нечто противоположное его гуманной сути, то есть нечто предельно злое, антигуманное.Читать целиком
Самое ключевое к возможности ответа на вопрос по сказанному в 102-м очерке данного цикла (см. по 1-й ссылке в подзаголовке данного поста: фрагмент очерка и после него мой вопрос) присутствует в крайнем абзаце приведённого здесь фрагмента 104-го очерка.
Значит, говорится о том, что человек, стремящийся проявить свою настоящую суть, подпадает специфической ворожбе денег, и под действием этой ворожбы начинает делать нечто противоположное - предельно злое, антигуманное.
И вот, то, что говорилось в 102-м очерке: если люди, мечтающие о коммунизме 2.0 и СССР 2.0, отвечают отказом на предложение работать в коммуне, где деньги становятся ресурсом в реализации этой мечты, это свидетельствует о том, что "для них мечта уже не является чем-то, что надо реализовывать в действительности", ибо "в их естестве уже поселилась этакая смерть вживе". Говорилось также о том, что это состояние приближает людей к той степени отчуждения, при которой человек "становится античеловеком, то есть монстром".
Моё несогласие вызывает здесь то, что отдельно взятая коммуна превращается в этакое мерило (не)отчужденного состояния людей, и что большинство людей, приверженных неокоммунистическим идеалам, оказываются "бесплодными мечтателями" и "деятельностными импотентами".
Вопрос, собственно выражающий это несогласие, как будто апеллирует к моральному праву, то есть к неправомерности притязаний на то чтобы судить о людях по такой мере. Однако, честно говоря, не люблю правовую казуистику. Причём, по всей видимости, не люблю именно ввиду того что в казуистических разбирательствах о правах сказывается нечто от всё той же "ворожбы". Недаром говорится: "закон, что дышло - куда повернул, туда и вышло".
Однако же, как можно тут же заметить, в современном мире всё настолько опутано этой ворожбой, что казуистика такого рода присутствует во всяких разбирательствах - включая даже дискуссии по самым метафизически предельным вопросам.
Ибо слова об этой ворожбе, как можно между прочим пояснить для сугубо светски ориентированных читателей, адресуют, по сути, не к религиозно-мистическим представлениям, но к уразумению экзистенциально-метафизической подоплёки общественно-исторического процесса. То есть Капитал, концентрируясь в руках буржуазной элиты, задаёт своего рода гравитацию для всего спектра социальных институтов и групп, отношений и способов взаимодействия в обществе. Метафора "гравитации" адресует скорее к физике, но та власть Капитала, какую над собой устанавливает и испытывает общество, по необходимости добавляет в образующуюся конструкцию приставку мета. И самая суть в том, что мета-физическая власть Капитала исходно появляется в горизонте исторической экзистенции человека. Дальше можно разводить светскую и религиозную трактовки природы этого феномена, но, в любом случае, онтологически исходная феноменология такова.
Так вот, мой вопрос, будучи в своём существе ориентированным именно экзистенциально-метафизически, не имеет под собой какого-то специального взыскания о моральном праве. Существо и ключевое направление моего критического вопрошания состоит в нацеленности на принципы организационно-практической методологии - в их недвусмысленной сопряженности с принципами идейно-концептуальной методологии.
В этой связи, уместнее говорить о практических аспектах выполнения такого логического принципа, как закон достаточного основания.
Соответственно, суть моего несогласия состоит в том, что факт (не)участия в деятельности отдельно взятой коммуны не может быть достаточным основанием для того чтобы судить о деятельностных потенциалах людей, их способности к проявлению своей гуманной сути и степени их отчуждения от человеческой сущности. Ибо здесь частная оценка возводится в универсальный принцип, а именно так, что в частных идентифицирующих актах выражается притязание на метафизическую полноту предельного основания.
Задействовать такого рода идейно-концептуальную аберрацию в качестве организационно-практического принципа, значит, внедрять в общественные отношения отчужденческий дух корпорации и, тем самым, уже на входе препятствовать формированию действительно коммунистической общины (и это к слову об отличии родовой жизни от эгоистической войны всех против всех, - о чём также см. в 104-м очерке цикла С.Е. Кургиняна "О коммунизме и марксизме"). Руководствуясь такими принципами, неокоммунистическая общность придёт ровно к тому, что для неё является экзистенциально и метафизически враждебным. А именно - к аналогам гностической антропологии и фашистской сегрегации.
Во избежание таких превращений, помимо того чрезвычайно ценного, что засвидетельствовано об экзистенциально-метафизической магии Капитала, очевидно требуется специальная рефлексия на тему такого же рода магии Власти.
То есть, конечно, деньги, будучи задействованы как ресурс в коммуно-строительных проектах, можно сказать, лишаются своих отчуждающих чар. Но сразу возникает вопрос: насколько "красные маги", под водительством которых осуществляются эти проекты, свободны от чар воли к власти? Глубоко практический и чрезвычайно насущный вопрос!...