О средствах предусмотрения человека в общественно-государственном устройстве
- в ключе вопроса о том, к чему / супротив чего приуготовления »»» ...
инфо.повод по наводке philologist
22.11.2016 13:23
Андрей Звягинцев: «В российском государстве нынешнего образца человек просто не предусмотрен»
Социальная тематика никогда меня особенно не занимала, я был к ней абсолютно равнодушен, пока не стал на моих глазах меняться климат в стране - нравственный, этический, эстетический. Так серьезно, что не реагировать было очень трудно. Потому и родился фильм «Левиафан». Но даже в нем я не вижу преобладания социальной тематики над какими-то иными задачами и формами. Фильм этот так же, как и другие мои фильмы, прочно связан с метафизическими, экзистенциальными вопросами. И потому социальный контекст тут важен лишь как среда, в которой разворачивается вечная драма человека. Мне кажется, в государстве, и в частности в российском государстве нынешнего образца, человек просто не предусмотрен. Жизнь другого здесь всегда была средством, разменной монетой, а не целью, но сейчас она совсем перестала быть важна. И потому совестливые люди безотчетно пытаются изменить положение дел. В этом смысле благотворительность - один из инструментов создания альтернативного государства, возможно.Подробнее »
Что касается "совестливых людей, безотчетно пытающихся изменить положение дел", как-то неловко даже заострять на этом внимание. Ведь со-весть как раз и сопряжена со способностью максимально отдавать себе отчёт в своих поступках. Особенно - там, где намереваешься что-то изменить.
Есть, конечно, тот существенный нюанс, к которому апеллирует учение Франкла об интуитивном характере совести. Причём, совестная интуиция непосредственно увязывается в этом учении и с экзистенциально-метафизическими вопросами, и со стремлением изменить социальную реальность (о чём в инфо.поводе).
Совесть может быть определена как интуитивная способность человека находить смысл ситуации. Поскольку смысл - это нечто уникальное, он не подпадает под общий закон, и такая интуитивная способность, как совесть, является единственным средством схватывать смысловые гештальты.
Кроме того что совесть интуитивна, она является творческой способностью. Вновь и вновь совесть человека приказывает ему сделать нечто, противоречащее тому, что проповедуется обществом, к которому он принадлежит, например его племенем. Предположите, например, что это племя каннибалов; творческая совесть индивидуума может решить, что в определенной ситуации более осмысленно сохранить жизнь врагу, чем убить его. Таким образом, его совесть может начать революцию, и то, что поначалу было уникальным смыслом, может стать универсальной ценностью - «не убий». Уникальный смысл сегодня - это универсальная ценность завтра. Таким способом творятся религии и создаются ценности
(см. фрагмент с выдержкой из кн. В. Франкла "Человек в поисках смысла").
Так вот, можно было бы не цепляться к словам. А если и подходить к сказанному взыскательно, то в инфо.поводе ведь говорится о совестливости. То есть просто - об определенной восприимчивости к происходящему вокруг. О том, что эта восприимчивость, не оформляясь в конкретных намерениях, сказывается в определенных решениях и поступках по ситуации. То же и у Франкла, который говорит о подсознательной духовности (см. по теме - тоже с выдержками из того же источника). То есть - о тех импульсах, которые не обязательно подлежат отчётливому рациональному оформлению, проявляясь именно что в интуитивных озарениях. Или - в том, что у Хайдеггера обозначено как мгновение ока (см. по теме).
В материале же инфо.повода, в конце концов, речь о волонтёрстве, как благотворительной деятельности, в которой люди, не намереваясь целенаправленно изменять порядок вещей в обществе, просто помогают ближним. Однако тем самым они воздействуют и, таким образом, пусть и не намеренно, но реально что-то меняют в сторону улучшения этого, несправедливо устроенного, порядка.
Собственно волонтёрство и является основной темой интервью, поскольку этой теме режиссёр намерен посвятить свой новый фильм.
Тем не менее, хотелось бы заострить внимание на контексте, в котором обсуждается эта, конечно же, благая тема. Этот контекст образуется,
с одной стороны, высказываниями явно проектного характера - о благотворительности как "одном из инструментов создания альтернативного государства";
с другой стороны, высказываниями о "метафизических, экзистенциальных вопросах", осмысление которых составляет основной мессидж кино-произведений.
При этом социальная проблематика оказывается здесь важна лишь как "среда, в которой разворачивается вечная драма человека". Дескать, с обществом и его традиционными институтами, начиная с государства, - "уже всё ясно". Искать средства для их совершенствования "бесполезно", ибо жизнь человека, будучи ранее "разменной монетой", ныне и вовсе "не предусмотрена". Ибо - "Левиафан" и всё тебе!
Кстати, вот, из немерянного массива отшумевших споров вокруг одноименного фильма, один материал, в котором очень ёмко и по существу отражена фабула этого кино-продукта:
Название фильма отсылает к имени библейского морского чудовища. Напомню, что после выхода в свет в 1651 году трактата Гоббса «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» это имя ассоциируется и с государством. Для Гоббса государство-Левиафан - это не только «господство разума, мира, безопасности», пришедшее на смену естественному состоянию, когда господствовали страсти, война, страх и бедность. Это еще и человеческое изобретение, способное выйти из-под контроля и стать чудовищем, перед которым человек безвластен. Такое чудовище и показывает Звягинцев.
Пьяный мэр, приехав в дом к Николаю, заявляет: «Власть надо знать в лицо!» А на вопрос, что ему надо, отвечает: «Вот это - все!» (имеется в виду дом). В ответ же на гневную реплику владельца дома разражается руганью: «Никак вы не хотите по-хорошему, насекомые! Вот поэтому тоните в говне! Козел, б..., у тебя никогда никаких прав не было и не будет!»
Можно ли красноречивей выразить, что думает чиновник о народе? Вряд ли.
А что народ? Народ изрекает «истины» типа «самый опасный зверь - это человек» (еще одна отсылка к Гоббсу), «где власть - там сила»... И всё это - на фоне пьянства, разврата и отсутствия в жизни хоть какого-то намека на смысл. Рассказ героя о том, что дом - это память о предках, обесценивается его явным желанием получить за имущество должную плату и страхом его жены оказаться в маленькой квартире в обшарпанном квартале, который с нарочитым вниманием осматривает камера оператора.
М. Рыжова. Левиафан // Суть времени. № 115 от 18 февраля 2015 г.
Точнее, в этом фрагменте отражена не столько сюжетная фабула в целом (см., подробнее, статью по ссылке), сколько самая конфликтологическая суть этой фабулы, в свою очередь отражающая экзистенциально-метафизическую суть кризиса российской социально-политической системы постсоветского периода.
Значит, вот такая, просто таки фатальная, "безнадёга". Которая востребует создания "альтернативных" социально-институциональных средств, как о том в свежем интервью утверждает автор кино-продукта. И, как он там же настаивает, требуется, в процессе философско-художественного поиска этих средств, отделять социальное от экзистенциально-метафизического, как, соответственно, "бренную среду" - от "вечной драмы".
В общем, классическая фабула:
быт, как среда борьбы за средства существования, заедающая бытие, как бытие целей в себе и для себя.
Каковые цели, в пост-классической ситуации, требуется "спасти" от социума, который их "топит в говне", попользовав прежде в качестве средств. При этом, как и в прежних переходных ситуациях, завершающих одну эпоху и предваряющих другую, народ безмолвствует и улица корчится безъязыкая. И, в целом, "жизня виноватит".
Все эти свидетельства (и в высказываниях автора о мессиджах его произведений, и в самих произведениях), в их диагностической и рецептурной частях, можно было бы признать верными по существу (высвободив место для полемики о художественной составляющей произведений и об альтернативах государственного строительства), если бы не следующие, чрезвычайно значимые, нюансы. Общественно-историческая реальность, - пусть бы и взятая в качестве "фона", на котором разворачивается экзистенциально-метафизический конфликт, но всё-таки взятая как реальность, как конкретный жизненный мир, а не среда, - эта реальность, действительно, должна содержать хоть какой-то намёк на смысл (о чём в вышеприведённой выдержке). Потому что отсутствие смысла - именно как возможности на фоне действительности (Франкл) - как раз и является экзистенциально-метафизической причиной тех превращений, при которых цели становятся средствами и, наоборот, средства занимают опустевшее место целей.
Соответственно, суть проблемы заключается в предусмотрении именно этой возможности. То есть насколько смысл пред-усматривается как экзистенциально-метафизическая возможность на фоне жизненно-исторической действительности, настолько появляется возможность предусматривать человека в общественно-государственном устройстве. А тогда и само это устройство, будучи человеческим изобретением, становилось бы средством развития общества и его институтов, а не чудовищем, перед которым человек безвластен (о чём также в вышеприведённой выдержке из публикации в газете "Суть времени").
В таком уразумении сути проблемы фиксируется общая вина. Причём, фиксируется таким образом, что искупление этой вины является задачей каждого.
Зафиксированная и осмысленная таким образом проблематика представлена в серии материалов о жизни (не) по средствам (см. 1-й в этой серии материал). Проводимая в этих материалах ключевая демаркация средств в политико-экономическом и экзистенциально-метафизическом смысле адресует к возможности справедливого распределения материально-технических средств жизне-обеспечения всех на основе способности каждого быть средством реализации Высших Смыслов. Эта способность состоит в том, чтобы граждане, скрепляя свои отношения идентичностным единством своего народа и сущностным единством человеческого рода, максимально задействовали бы себя в реализации большого общественно-исторического миро-проекта (см. ещё фрагмент одного из материалов этой серии).
Ещё одна демаркационная линия относится к направленности миро-проектного целеполагания, соответственно, к пониманию жизненных ориентиров и способов приуготовления себя как средства на пути общественно-исторического развития. Эта линия, отчётливо прочерченная в крайнем из материалов этой серии (см. по ссылке в подзаголовке данного поста), отделяет восхождение к Высшим Смыслам от кардинально противоположного пути. А именно - от втягивания в омут отчуждения, который образуется жизнью, низведённой в своих предельных основаниях до приуготовления к смерти. В актуальном же своём течении жизнь тогда фактически отождествляется с выживанием, а человек - со средством в среде удовлетворения потребностей и обеспечения услуг. А тогда общественные отношения начинают образовывать тотальную систему расчеловечивания, то есть - систему жизни НЕ по средствам в экзистенциально-метафизическом смысле. Какими бы благими скрепами эти отношения не освящались, они всё равно замкнуты на те способы действия, мышления и переживания, которые подчинены смертоносному диктату языка сервиса.
Возможность прорыва из этой системы обретается на тернистом пути приуготовления Победы Любви над Смертью, - в чём, собственно, заключена суть восхождения к Высших Смыслам. И это - путь самоочищения от пут отчужденческого образа жизни и мысли (также см. материал по ссылке в подзаголовке данного поста). Самоочищение же сущностно сопряжено с обретением языка ответственности (там же - предварительные слова вначале материала).
Тут напрашивается резонное замечание. Дескать, одно дело - начертить концептуальные демаркации; другое - конкретная практика и множество нюансов. Тех каверзных нюансов, которые на каждом шагу как раз и будут связаны с ситуациями, где реализация благих намерений, как и самые артикуляция и прочтение этих намерений в процессе их формулировки и обсуждения, будут уже на входе укладываться в прокрустово ложе превращенных форм. Тех деятельностных и речевых форм, посредством которых повсеместно и тотально воспроизводится отчуждённая среда.
Отмечая это каверзное обстоятельство, мы затрагиваем проблемно-тематическую линию цикла-диалога _К возможности нового нарратива_ (см. 1-й блок цикла). Возможность, о которой там говорится, собственно и есть путеводная нить, настраивающая интенциональную активность каждого из нас в перспективе Высших Смыслов. Эта перспектива представляет собой макро-коллективный миро-проект, выраженный в нарративе - как большом рассказе, в котором разнородные представления и идеи, в их отношении к реальности и процессам в ней, взаимоувязываются таким образом, чтобы общественные отношения, взимодействие и коммуникация граждан друг с другом скреплялись единомыслием. А инструментом, посредством которого осуществляются эти взаимоувязывание идей и представлений и их соотнесение с реальностью, являются концепты (см. также 2-й блок - предварительные слова с кратким содержанием 1-го блока).
Здесь особенно важна вот эта связка обеспечиваемая концептами. Органично сопрягая внутренний и внешний, мыслительный и деятельностный, дольний и горний планы нашего бытия, эта связка помещает их в фокус восходящего макро-коллективного миро-проектирования. Это - живая, творческая связь, в которой субъективная/объективная, теоретическая/практическая сферы, зачастую представляемые как обособленные и являющиеся предметом разных специализаций и компетенций, концентрируются в своей органичной нераздельности и неслиянности.
Будучи ориентирована на Высшие Смыслы, как на сверх-личностное (коллективное) и даже сверх-социальное (мета-коллективное) измерение исторического бытия, концептуально-нарративная связка может и должна составлять конкретные интенциональные акты каждого индивидуально и в пределах межличностных или межгрупповых взаимосвязей. Составлять именно в качестве инструмента, и именно в живом, творческом процессе. Тогда конкретные ситуации индивидуального и группового усмотрения смыслов-возможностей образовывали бы конкретные слагаемые макро-коллективного миро-проекта, ориентированного на Высшие Смыслы. Это особенно важно, если иметь в виду проблему всё того же порочно-кругового ступора, когда единомыслие, которое в макроколлективном масштабе ещё только требуется достичь, в то же время оказывается уже актуально необходимым, для того чтобы стал возможен процесс этого достижения. Выход из этого тупика состоит в возможности формирования нарративных групп (также см. 2-й блок - основную часть), которые на микро-социальном уровне будут воспроизводить модель общественно-государственной сборки, призванной воспроизводиться в макро-социальном масштабе.
Это путь поступательно-возвратного движения от простого к сложному, от горнего к дольнему. На этом пути все противоречия мировоззренческого и идеологического характера помещаются в такую рамку осмысления и обсуждения, в которой эти противоречия становятся импульсом к достраиванию, творческой трансформации противоречащих позиций, если не преодолеваясь, то по крайней мере не порождая деструктивных процессов. Откровенно же деструктивные позиции перемещаются по ту сторону этой рамки. Соответственно, появляется возможность преодоления в структуре и динамике общественно-государственного устройства тех центробежных тенденций, при которых даже благо-намеренные акции и проекты работают на распыление этого устройства. А значит и та, конечно же, благородная энергия, которая ныне наполняет множащиеся день ото дня волонтёрские движения, найдет более достойное применение. Более достойное, нежели то, в котором эта энергия канализируется в русле сомнительных, возможно, регрессивных и деструктивных "альтернатив государственного строительства".
инфо.повод по наводке philologist
22.11.2016 13:23
Андрей Звягинцев: «В российском государстве нынешнего образца человек просто не предусмотрен»
Социальная тематика никогда меня особенно не занимала, я был к ней абсолютно равнодушен, пока не стал на моих глазах меняться климат в стране - нравственный, этический, эстетический. Так серьезно, что не реагировать было очень трудно. Потому и родился фильм «Левиафан». Но даже в нем я не вижу преобладания социальной тематики над какими-то иными задачами и формами. Фильм этот так же, как и другие мои фильмы, прочно связан с метафизическими, экзистенциальными вопросами. И потому социальный контекст тут важен лишь как среда, в которой разворачивается вечная драма человека. Мне кажется, в государстве, и в частности в российском государстве нынешнего образца, человек просто не предусмотрен. Жизнь другого здесь всегда была средством, разменной монетой, а не целью, но сейчас она совсем перестала быть важна. И потому совестливые люди безотчетно пытаются изменить положение дел. В этом смысле благотворительность - один из инструментов создания альтернативного государства, возможно.Подробнее »
Что касается "совестливых людей, безотчетно пытающихся изменить положение дел", как-то неловко даже заострять на этом внимание. Ведь со-весть как раз и сопряжена со способностью максимально отдавать себе отчёт в своих поступках. Особенно - там, где намереваешься что-то изменить.
Есть, конечно, тот существенный нюанс, к которому апеллирует учение Франкла об интуитивном характере совести. Причём, совестная интуиция непосредственно увязывается в этом учении и с экзистенциально-метафизическими вопросами, и со стремлением изменить социальную реальность (о чём в инфо.поводе).
Совесть может быть определена как интуитивная способность человека находить смысл ситуации. Поскольку смысл - это нечто уникальное, он не подпадает под общий закон, и такая интуитивная способность, как совесть, является единственным средством схватывать смысловые гештальты.
Кроме того что совесть интуитивна, она является творческой способностью. Вновь и вновь совесть человека приказывает ему сделать нечто, противоречащее тому, что проповедуется обществом, к которому он принадлежит, например его племенем. Предположите, например, что это племя каннибалов; творческая совесть индивидуума может решить, что в определенной ситуации более осмысленно сохранить жизнь врагу, чем убить его. Таким образом, его совесть может начать революцию, и то, что поначалу было уникальным смыслом, может стать универсальной ценностью - «не убий». Уникальный смысл сегодня - это универсальная ценность завтра. Таким способом творятся религии и создаются ценности
(см. фрагмент с выдержкой из кн. В. Франкла "Человек в поисках смысла").
Так вот, можно было бы не цепляться к словам. А если и подходить к сказанному взыскательно, то в инфо.поводе ведь говорится о совестливости. То есть просто - об определенной восприимчивости к происходящему вокруг. О том, что эта восприимчивость, не оформляясь в конкретных намерениях, сказывается в определенных решениях и поступках по ситуации. То же и у Франкла, который говорит о подсознательной духовности (см. по теме - тоже с выдержками из того же источника). То есть - о тех импульсах, которые не обязательно подлежат отчётливому рациональному оформлению, проявляясь именно что в интуитивных озарениях. Или - в том, что у Хайдеггера обозначено как мгновение ока (см. по теме).
В материале же инфо.повода, в конце концов, речь о волонтёрстве, как благотворительной деятельности, в которой люди, не намереваясь целенаправленно изменять порядок вещей в обществе, просто помогают ближним. Однако тем самым они воздействуют и, таким образом, пусть и не намеренно, но реально что-то меняют в сторону улучшения этого, несправедливо устроенного, порядка.
Собственно волонтёрство и является основной темой интервью, поскольку этой теме режиссёр намерен посвятить свой новый фильм.
Тем не менее, хотелось бы заострить внимание на контексте, в котором обсуждается эта, конечно же, благая тема. Этот контекст образуется,
с одной стороны, высказываниями явно проектного характера - о благотворительности как "одном из инструментов создания альтернативного государства";
с другой стороны, высказываниями о "метафизических, экзистенциальных вопросах", осмысление которых составляет основной мессидж кино-произведений.
При этом социальная проблематика оказывается здесь важна лишь как "среда, в которой разворачивается вечная драма человека". Дескать, с обществом и его традиционными институтами, начиная с государства, - "уже всё ясно". Искать средства для их совершенствования "бесполезно", ибо жизнь человека, будучи ранее "разменной монетой", ныне и вовсе "не предусмотрена". Ибо - "Левиафан" и всё тебе!
Кстати, вот, из немерянного массива отшумевших споров вокруг одноименного фильма, один материал, в котором очень ёмко и по существу отражена фабула этого кино-продукта:
Название фильма отсылает к имени библейского морского чудовища. Напомню, что после выхода в свет в 1651 году трактата Гоббса «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» это имя ассоциируется и с государством. Для Гоббса государство-Левиафан - это не только «господство разума, мира, безопасности», пришедшее на смену естественному состоянию, когда господствовали страсти, война, страх и бедность. Это еще и человеческое изобретение, способное выйти из-под контроля и стать чудовищем, перед которым человек безвластен. Такое чудовище и показывает Звягинцев.
Пьяный мэр, приехав в дом к Николаю, заявляет: «Власть надо знать в лицо!» А на вопрос, что ему надо, отвечает: «Вот это - все!» (имеется в виду дом). В ответ же на гневную реплику владельца дома разражается руганью: «Никак вы не хотите по-хорошему, насекомые! Вот поэтому тоните в говне! Козел, б..., у тебя никогда никаких прав не было и не будет!»
Можно ли красноречивей выразить, что думает чиновник о народе? Вряд ли.
А что народ? Народ изрекает «истины» типа «самый опасный зверь - это человек» (еще одна отсылка к Гоббсу), «где власть - там сила»... И всё это - на фоне пьянства, разврата и отсутствия в жизни хоть какого-то намека на смысл. Рассказ героя о том, что дом - это память о предках, обесценивается его явным желанием получить за имущество должную плату и страхом его жены оказаться в маленькой квартире в обшарпанном квартале, который с нарочитым вниманием осматривает камера оператора.
М. Рыжова. Левиафан // Суть времени. № 115 от 18 февраля 2015 г.
Точнее, в этом фрагменте отражена не столько сюжетная фабула в целом (см., подробнее, статью по ссылке), сколько самая конфликтологическая суть этой фабулы, в свою очередь отражающая экзистенциально-метафизическую суть кризиса российской социально-политической системы постсоветского периода.
Значит, вот такая, просто таки фатальная, "безнадёга". Которая востребует создания "альтернативных" социально-институциональных средств, как о том в свежем интервью утверждает автор кино-продукта. И, как он там же настаивает, требуется, в процессе философско-художественного поиска этих средств, отделять социальное от экзистенциально-метафизического, как, соответственно, "бренную среду" - от "вечной драмы".
В общем, классическая фабула:
быт, как среда борьбы за средства существования, заедающая бытие, как бытие целей в себе и для себя.
Каковые цели, в пост-классической ситуации, требуется "спасти" от социума, который их "топит в говне", попользовав прежде в качестве средств. При этом, как и в прежних переходных ситуациях, завершающих одну эпоху и предваряющих другую, народ безмолвствует и улица корчится безъязыкая. И, в целом, "жизня виноватит".
Все эти свидетельства (и в высказываниях автора о мессиджах его произведений, и в самих произведениях), в их диагностической и рецептурной частях, можно было бы признать верными по существу (высвободив место для полемики о художественной составляющей произведений и об альтернативах государственного строительства), если бы не следующие, чрезвычайно значимые, нюансы. Общественно-историческая реальность, - пусть бы и взятая в качестве "фона", на котором разворачивается экзистенциально-метафизический конфликт, но всё-таки взятая как реальность, как конкретный жизненный мир, а не среда, - эта реальность, действительно, должна содержать хоть какой-то намёк на смысл (о чём в вышеприведённой выдержке). Потому что отсутствие смысла - именно как возможности на фоне действительности (Франкл) - как раз и является экзистенциально-метафизической причиной тех превращений, при которых цели становятся средствами и, наоборот, средства занимают опустевшее место целей.
Соответственно, суть проблемы заключается в предусмотрении именно этой возможности. То есть насколько смысл пред-усматривается как экзистенциально-метафизическая возможность на фоне жизненно-исторической действительности, настолько появляется возможность предусматривать человека в общественно-государственном устройстве. А тогда и само это устройство, будучи человеческим изобретением, становилось бы средством развития общества и его институтов, а не чудовищем, перед которым человек безвластен (о чём также в вышеприведённой выдержке из публикации в газете "Суть времени").
В таком уразумении сути проблемы фиксируется общая вина. Причём, фиксируется таким образом, что искупление этой вины является задачей каждого.
Зафиксированная и осмысленная таким образом проблематика представлена в серии материалов о жизни (не) по средствам (см. 1-й в этой серии материал). Проводимая в этих материалах ключевая демаркация средств в политико-экономическом и экзистенциально-метафизическом смысле адресует к возможности справедливого распределения материально-технических средств жизне-обеспечения всех на основе способности каждого быть средством реализации Высших Смыслов. Эта способность состоит в том, чтобы граждане, скрепляя свои отношения идентичностным единством своего народа и сущностным единством человеческого рода, максимально задействовали бы себя в реализации большого общественно-исторического миро-проекта (см. ещё фрагмент одного из материалов этой серии).
Ещё одна демаркационная линия относится к направленности миро-проектного целеполагания, соответственно, к пониманию жизненных ориентиров и способов приуготовления себя как средства на пути общественно-исторического развития. Эта линия, отчётливо прочерченная в крайнем из материалов этой серии (см. по ссылке в подзаголовке данного поста), отделяет восхождение к Высшим Смыслам от кардинально противоположного пути. А именно - от втягивания в омут отчуждения, который образуется жизнью, низведённой в своих предельных основаниях до приуготовления к смерти. В актуальном же своём течении жизнь тогда фактически отождествляется с выживанием, а человек - со средством в среде удовлетворения потребностей и обеспечения услуг. А тогда общественные отношения начинают образовывать тотальную систему расчеловечивания, то есть - систему жизни НЕ по средствам в экзистенциально-метафизическом смысле. Какими бы благими скрепами эти отношения не освящались, они всё равно замкнуты на те способы действия, мышления и переживания, которые подчинены смертоносному диктату языка сервиса.
Возможность прорыва из этой системы обретается на тернистом пути приуготовления Победы Любви над Смертью, - в чём, собственно, заключена суть восхождения к Высших Смыслам. И это - путь самоочищения от пут отчужденческого образа жизни и мысли (также см. материал по ссылке в подзаголовке данного поста). Самоочищение же сущностно сопряжено с обретением языка ответственности (там же - предварительные слова вначале материала).
Тут напрашивается резонное замечание. Дескать, одно дело - начертить концептуальные демаркации; другое - конкретная практика и множество нюансов. Тех каверзных нюансов, которые на каждом шагу как раз и будут связаны с ситуациями, где реализация благих намерений, как и самые артикуляция и прочтение этих намерений в процессе их формулировки и обсуждения, будут уже на входе укладываться в прокрустово ложе превращенных форм. Тех деятельностных и речевых форм, посредством которых повсеместно и тотально воспроизводится отчуждённая среда.
Отмечая это каверзное обстоятельство, мы затрагиваем проблемно-тематическую линию цикла-диалога _К возможности нового нарратива_ (см. 1-й блок цикла). Возможность, о которой там говорится, собственно и есть путеводная нить, настраивающая интенциональную активность каждого из нас в перспективе Высших Смыслов. Эта перспектива представляет собой макро-коллективный миро-проект, выраженный в нарративе - как большом рассказе, в котором разнородные представления и идеи, в их отношении к реальности и процессам в ней, взаимоувязываются таким образом, чтобы общественные отношения, взимодействие и коммуникация граждан друг с другом скреплялись единомыслием. А инструментом, посредством которого осуществляются эти взаимоувязывание идей и представлений и их соотнесение с реальностью, являются концепты (см. также 2-й блок - предварительные слова с кратким содержанием 1-го блока).
Здесь особенно важна вот эта связка обеспечиваемая концептами. Органично сопрягая внутренний и внешний, мыслительный и деятельностный, дольний и горний планы нашего бытия, эта связка помещает их в фокус восходящего макро-коллективного миро-проектирования. Это - живая, творческая связь, в которой субъективная/объективная, теоретическая/практическая сферы, зачастую представляемые как обособленные и являющиеся предметом разных специализаций и компетенций, концентрируются в своей органичной нераздельности и неслиянности.
Будучи ориентирована на Высшие Смыслы, как на сверх-личностное (коллективное) и даже сверх-социальное (мета-коллективное) измерение исторического бытия, концептуально-нарративная связка может и должна составлять конкретные интенциональные акты каждого индивидуально и в пределах межличностных или межгрупповых взаимосвязей. Составлять именно в качестве инструмента, и именно в живом, творческом процессе. Тогда конкретные ситуации индивидуального и группового усмотрения смыслов-возможностей образовывали бы конкретные слагаемые макро-коллективного миро-проекта, ориентированного на Высшие Смыслы. Это особенно важно, если иметь в виду проблему всё того же порочно-кругового ступора, когда единомыслие, которое в макроколлективном масштабе ещё только требуется достичь, в то же время оказывается уже актуально необходимым, для того чтобы стал возможен процесс этого достижения. Выход из этого тупика состоит в возможности формирования нарративных групп (также см. 2-й блок - основную часть), которые на микро-социальном уровне будут воспроизводить модель общественно-государственной сборки, призванной воспроизводиться в макро-социальном масштабе.
Это путь поступательно-возвратного движения от простого к сложному, от горнего к дольнему. На этом пути все противоречия мировоззренческого и идеологического характера помещаются в такую рамку осмысления и обсуждения, в которой эти противоречия становятся импульсом к достраиванию, творческой трансформации противоречащих позиций, если не преодолеваясь, то по крайней мере не порождая деструктивных процессов. Откровенно же деструктивные позиции перемещаются по ту сторону этой рамки. Соответственно, появляется возможность преодоления в структуре и динамике общественно-государственного устройства тех центробежных тенденций, при которых даже благо-намеренные акции и проекты работают на распыление этого устройства. А значит и та, конечно же, благородная энергия, которая ныне наполняет множащиеся день ото дня волонтёрские движения, найдет более достойное применение. Более достойное, нежели то, в котором эта энергия канализируется в русле сомнительных, возможно, регрессивных и деструктивных "альтернатив государственного строительства".