Любить, чтобы понять (продолжение-6)
В предыдущем пункте были осуществлено сопоставление западной и альтернативно-западной культурно-цивилизационных парадигм во внимании к их идентичностно-кодовой специфике (см. 3.3.4.). Учитывая логоцентричность христианского мира, в рамках которого исторически сформировались эти идентичностные матрицы, внимание было заострено на том, что с-казывается в логосе каждой из этих парадигм в качестве парадигмообразующего начала. В этом ключе были зафиксированы следующим образом акцентированные констелляции:
слово/вещь - в рамках западной парадигмы (ЗП),
слово/дело - в рамках альтернативно-западной парадигмы (АЗП).
Исторически возникающие в русле этих акцентировок метафизические и мировоззренческие контр-позиции фиксируются следующим образом:
в онтологии и гносеологии - субстанциализм и монизм (ЗП) vs. энергизм и холизм (АЗП),
в аксиологии и общественно-политической сфере - корпоративизм (ЗП) vs. коллективизм (АЗП).
На данный момент, эти парадигмы обозначают постмодернизационную (ЗП) и сверхмодернизационную (АЗП) перспективы исторического развития, в глобальном масштабе ведущие мир, соответственно, к деградации и регрессу или к восхождению и неогуманизму. И если постмодернизационный вариант уже реализуется полным ходом, то сверхмодернизационная перспектива остается под вопросом, ввиду того, что Русский мир (АЗП) в самом своем ядре (России) пребывает в расколотом состоянии в политико-практическом и мировоззренческом отношении. Суть проблемы была усмотрена в возможности преодолеть противоречия, возникающие в вопросе о революционном понимании исторического развития и его политико-идеологического проекта.
Всё это - в ключе последовательного формирования контекста для осмысления феномена мгновения ока, как настоящего момента в структуре экзистенциальной временности, имеющего ключевое значение в понимании восходящей динамики исторического развития. Завершая прорисовку этого контекста, обрисуем в общих чертах экзистенциальную структуру временности и акцентируем внимание на её мгновенно-очном элементе.
3.3.5. О времени вовне себя
Сначала ещё раз о различии онтического/онтологического планов понимания бытия (см. фрагмент 3.3.2.). Это различие производится в связи с выделением двух исходных форм интенциональности:
- предметное полагание реальности, бытие которой мыслится тогда только как наличествование,
- миро-проектирование субъектом своих возможностей быть на реальность, бытие которой тогда мыслимо как горизонт её бытийствования.
Осмысление этого горизонта было осуществлено в рамках философского проекта Хайдеггера, фактически впервые открывшего этот горизонт, ввиду забвения бытия (Seinsvergessenheit) в рамках классически метафизической традиции, в самых истоках которой парадигмально утвердилось предметно-полагающее мышление (о сущем как только сущем).
Вся метафизическая классика, чем больше она вперивалась вдумчивым взором во всё то сложное и многообразное, что заключено в бытии как _наличествовании_ (ср. заключительный фрагмент 3.3.2. - о "неумолимой загадочности", с какой своё фактическое вот "вперилось" в Dasein через его настроение), и чем очевиднее и шире тогда раскрывались возможности и границы человеческой мысли, рефлексивно вперивавшейся в себя и извлекающей новые концептуальные ракурсы представления о мире и пребывании в нём человека, тем настойчивей обходилась стороной самая _бытийственность_ бытия и та возможность его мышления, которая заключена в конкретнейшем _вот_ экзистирования человека. И чем настойчивей эссенциальное _что_ утверждалось в качестве незыблемого основания (суб-станции), тем неотвратимей оно растворялось в многообразных вариациях его полагания. Вариациях, возможно, бесконечных для интеллектуальной игры, но исторически исчерпывающихся. А посему, там, где классически метафизическая мысль встречалась вперивающимся взглядом с наличествующим _вот_, ныне оттуда паноптически взирает ничтожнейшее Ничто.
Для религиозного мировоззрения непостижимость Божественного _Что_ восполняется присутствием Его энергий, действительная причастность которым, однако, требует сначала веры, чтобы обрести в ней путь к зримости этих энергий для разума и чувства. Для научно основанного мировоззрения, методически последовательно и всесторонне очистившегося от "спекулятивно-схоластических" вопрошаний о _что_, как о предельных основаниях наблюдаемой реальности, путь к постижению этих оснований всегда лежит через причастность энергиям естества, а степень этой причастности измеряется возможностями извлечения потенциалов. И так же, как в естественнонаучном и научно-технологическом обеспечении процессов этого извлечения метафизическое _что_ исчезает в необозримом множестве процессуальных _как_, аналогичным образом, это _что_ ускользает и от гуманитарного познания, которое, будучи открыто всякому вопрошанию и поиску путей ответа, воспроизводит столь же и ещё более необозримое множество интерпретационных _как_ этого увлекательного путешествия.
Фундаментальная двусмысленность ситуации проявляется в том, что, чем непримиримей стремятся утвердить примат веры, тем выше возносятся в гордыне по отношению к "безбожному" прогрессу; чем принципиальнее стоят на позициях НТП, тем упорней ввергают себя в мракобесный догматизм; и чем настойчивей прочат спасительность диалога между всеми и во всём, тем прочнее запираются в интеллектуальном гетто, лишь умножая общую какофонию монологов, где каждая "каша сама себя хвалит".
И вот, перед лицом этого фундаментального вызова, в горизонте бытийно-исторического мышления было увидено нечто спасительное. И наиболее сущностно это спасительное было связано с экстатическим характером временности, в котором обреталась самая возможность ви́дения этого спасительного горизонта.
Суть в следующем.
Губительное предстало в качестве Ничто предельных оснований, изничтожаемых какофонией интерпретационных _как_ в толковании наличного _что_. И это обнаруживает возможное Небытие самого События Истории. Причём, такая возможность свидетельствуется тем, что историческая событийность мыслится в ключе статически чтойного толкования (которое оказывается проблематично в смысле предельных оснований). И поскольку губительность в своём существе такова, постольку спасительное усматривается в вопрошании о _как_ бытийствования всякого наличного _что_. Это вопрошание осуществляется в миро-проектно всеохватывающем круге Заботы, которая, в противоходе замыкающему бытию как некто, сообщает интерпретационным _как_ их смысл из экстатически мыслимой исторической событийности (см. по интерпретационно-конфликтологической проблематике 3.3.3.).
Потому и приходится прибегать ко всем таким, внешне "вычурным", словоформам, как _вопрошание бытийствования_, что необходимо настроить концептуальную оптику в такт той процессуальности, в которой скажется действительный ток времени - экстатика, - в противоположность только статике, в которой сказывается только механическая процессуальность _наличествования_.
Именно так. Временной рок дела, животворящий энергизм - в противоположность мертвенному рокоту субстанциально обездвиженных вещей (о чём в 3.3.4.). Действительность, на фоне которой усматриваются бытийно-исторические смыслы-возможности, сообщая речевой энергии перспективу выражения решающего в симфоническом осмыслении насущных "что?" и "как?", "откуда?" и "куда?" и пр., - в противоположность превращению действительности в непроницаемый фон, поглощающий смысл и оставляющий только какофоническое сплетение ропота "слабых" и диктата "сильных" (см. в тему - о метафизиогномике проекта "великий Инквизитор").
Бытийно-историческое мышление, с его нетривиальными ходами и противоходами, в плане выявления его революционного, ибо авангардно метафизического характера, было всесторонне освещено в цикле _Отстоять Хайдеггера_ (см. материалы параграфов 2.3. и 3.3.).
Отослав к этим материалам, и не вдаваясь в концептуальные детали осмысления экзистенциальной временности в её связи с достаточно обширным массивом онтологической проблематики времени, наработанным в рамках философского проекта Хайдеггера, мы отметим лишь наиболее ключевое в этом опыте для нашего наброска, акцентируясь на периоде "Бытия и времени".
Фундаментально-онтологическая задача состоит в том, чтобы увидеть время как горизонт понятности бытия (Horizont des Seinsverständnisses). Увидеть так время можно, прежде всего, отмежевавшись от его классической концепции, где оно предстаёт в качестве однонаправленного, необратимого и дробящегося на моменты "теперь", физического времени. Эта концепция времени строится на субстанциальных аналогах, источником которых является бытие вещей. Двусмысленность состоит в том, что само это бытие не наделяется временностью, но при этом вещи помещаются внутрь "мирового" времени, образ которого строится в соответствии с операциями человека в мироокружном пространстве своего повседневного обихода. Эта внутривременность (Innerzeitlichkeit) заслоняет исходную временность (Zeitlichkeit) человеческого бытия, а значит, становится препятствием в понимания бытия в целом. Всё сложное сооружение аналитики Dasein подчинено цели высвобождения возможности мыслить эту временность, чтобы из неё вступить в горизонт понятности бытия. И тем самым обеспечить фундаментально-онтологическое обоснование всякого мышления, притязающего на истинность в метафизическом и научном смысле.
Будучи взятой как феномен - существующее по себе и для себя самого, - временность есть исходное "вне-себя" (Zeitlichkeit ist das ursprüngliche "Außer-sich" an und für sich selbst, - Бытие и время. §65). Именно это бытийно исходное качество временности, в соответствии с греческим εκστατικóν, фиксируется как экстатичность.
Суть именно в том, чтобы в осмыслении исходить из того экзистенциально основополагающего факта, что человеческое существование НЕ обнаруживает себя внутри временного потока, НО само временится (zeitigen). В качестве экстазисов, будущее - как настающее (Zukunft), настоящее - как актуальность (Gegenwart), прошлое - как бывшесть (Gewesencheit), - в этом качестве основные структурные элементы времени образуют более сложную темпоральную организацию, нежели внутривременная. Сущностно отличительной особенностью экстазисов является их взаимоустремленность друг к другу: Настающее не позже чем бывшесть и эта последняя не раньше чем актуальность. Временность временит как бывшествующе-актуализирующее настающее (см. _Отстоять Хайдеггера_: 2.3.3.). Именно благодаря такой взаимообращаемости экстазисов временность конституирует бытие Dasein в качестве единой структуры, являясь условием понимания его тождественности и целостности. Это характеризует временность как онтологический смысл заботы (der ontologische Sinn der Sorge).
Каждый из трёх структурных элементов заботы, будучи связан с одним из трёх способов бытия (пониманием, настроением, речью), имеет свою основу в одном из временных экстазисов (о трёхсложном устройстве экзистенциальной структуры заботы см., подробнее, в цикле _Отстоять Хайдеггера_):
- понимающе-набрасывающее вперед-себя-бытие (Sich-vorweg-Sein) связано с будущим как для себя наставанием (Auf-sich-zu);
- настроенное-брошенное уже-бытие-в-мире (schon-Sein-in-der-Welt) основано в прошлом, осуществляясь как возврат к (Zuruck auf);
- изрекаемое бытие-при (Sein-bei) происходит как допущение встречи с (Begegnenlassens von), а именно - с внутримирно встречными вещами, образующими подручно-мироокружную взаимосвязь средств в целом имения дела (первичность _как_ деятельного обращения с вещами и производность представления вещей как наличествующего _что_, - см. в том же цикле, подробнее).
Целокупность для-себя-наставания/возврата к/допущения встречи с представляет собой формально-общую структуру экстатической временности. Как таковая, эта структура объемлет собственные (eigentliche) и несобственные (uneigentliche) модификаций временности.
Эти модификации различаются, соответственно, так:
- для себя наставание - как заступание (Vorlaufen) vs. ожидание (Gewärtigen),
- возврат к - как возобновление (Wiederholung) vs. забывание (Vergessen),
- допущение встречи с - как мгновение-ока (Augen-blik) vs. актуализация (Gegenwärtigen)
(Бытие и время. §68).
Таким образом, собственная временность есть заступающе-возобновляющее мгновение-ока, несобственная временность - ожидающе-забывающая актуализация.
В отношение настоящего момента, надо специально оговорить, что его экзистенциальная несобственность является доминирующей по преимуществу, ввиду того, что, в целом, временность по преимуществу протекает в состоянии падения (Verfallen), как состояния, в котором озаботивший окружающий мир заслоняет целое заботы и её собственнейшую возможность как заступающей решимости (Vorlaufende Entschlossenheit). В этой связи, поскольку формально понятое, всякое настоящее актуализирующе, но не всякое "мгновенно-очно" (там же), постольку необходимо вводить дополнительный экзистенциал, и говорить о несобственном моменте как беспочвенности (Aufenthaltslosigkeit).
Через подстегивающее ожидание актуализация оказывается все больше и больше предоставлена себе самой. Она актуализирует ради актуальности. Так, в самой себе запутываясь, рассеянная несобранность становится беспочвенностью. Этот модус актуальности есть феномен предельно противоположный мгновению-ока. В первой бытие-вот повсюду и нигде. Второе вводит экзистенцию в ситуацию и размыкает собственное "вот".
Чем несобственнее настоящее, т.е. чем больше актуализация обращена на себя "саму", тем больше ускользает она, замыкаясь от какой-то определенной бытийной возможности, но тем меньше тогда будущее способно вернуться к брошенному сущему. В "отталкивании" актуальности лежит вместе с тем растущее забывание.
Хайдеггер М. Указ. соч.
§ 68. Временность разомкнутости вообще. в) Временность падения
Здесь мы вплотную подошли к тому, столь долго и тернисто достигавшемуся, моменту, когда, наконец, можно включить феномен мгновения ока в контекст нашего наброска. Но потребуется ещё один штрих дорисовки этого контекста, чтобы осуществить это включение.
3.3.6. Мгновенно-очно решающее в преодолении решительного самообмана
Итак, в классической метафизике происходила физикализация времени, его опространствливание. Всё это исходно предполагает представление о времени как становящемся, и о бытии - как пребывающем. Образ времени схватывается по аналогии с пространственными качествами сущего. Отсюда - индифферентность к принципиальному различию временно́й статики/экстатики.
В рамках этой парадигмы настоящее мыслится как момент "теперь", то есть - по аналогии с точкой, пространственным феноменом, к тому же, по сути, являющимся, что называется, "идеальным объектом". И в любом случае, это - всего лишь аналог налично представляемого бытия (кстати, об апориях Зенона - см. предварительное к 3.3.3.), и об антиномиях западной парадигмы - см. фрагмент 3.3.4.).
Поскольку в таком понимании настоящего не выражена временна́я экстатика, постольку это понимание оказывается совершенно индифферентным к различию экзистенциально собственного/несобственного (мгновения ока/беспочвенности, соответственно). Разбирая эту проблематику в работе "Основные проблемы феноменологии", Хайдеггер следующим образом оговаривает то принципиальное, что связано с возможностью проводить это различие:
Принадлежащее временности Dasein настоящее не имеет характера мгновения ока постоянно, т.е. Dasein экзистирует не постоянно как решительное, более того, ближайшим образом и по преимуществу оно нерешительно, отрешено от своей самой собственной способности быть, т.е. определено в способе набрасывания своих возможностей первично не из самой собственной способности быть. Временность Dasein временит себя не постоянно из его собственно-своего будущего. Это непостоянство экзистенции, то, что она нерешительна, все же не означает, что Dasein по временам недостает будущего; это говорит только об одном: сама временность в отношении своих различных экстазисов, в особенности - экстазиса будущего, переменчива. Нерешительное экзистирование вовсе не есть не-экзистирование, так что именно нерешительность характеризует повседневную действительность Dasein.
Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии. СПб.:
Высшая религиозно-философская школа, 2001. § 20. Временность и темпоральность.
в) Временная интерпретация экзистентно собственного и не собственного понимания
Вот такая, грубо говоря, пунктирность экзистенциального миро-проектирования, связанная с таким, тоже очень грубо и условно говоря, чередованием собственного/несобственного как, соответственно, решительного/нерешительного эк-зистирования.
Подчеркнем, (не)решительность понимается здесь именно в экзистенциальном смысле, при строгом отмежевании от психологических трактовок. Есть экзистенциальная (existenziale) временность, как универсальное целое, в контексте которого предстают (авто)интерпретации экзистентного (existenzielle) в виде многообразных частных аспектов бытия самости (Selbstsein), связанных с теми или иными сторонами и сферами этого бытия.
В этой связи, дело в том, что демонстрируемая личностно-психологическая решительность, вкупе со всеми сопутствующими атрибутами эффективности, коммуникабельности и всяческой активности, всё это, зачастую, обретается ценой ухода от того, чрезвычайно обязывающего, что связано с решительностью в экзистенциальном смысле (чрезвычайно распространенный сегодня тренд: минимизация рисков ради сиюминутного или ближнесрочного обретения выгод).
И наоборот, то, что внешне будет выглядеть как "нерешительность", "неуверенность", "закомплексованность" и т.п., может быть сопряжено с экзистенциальной решительностью и присущим ей стратегическим, долгосрочно ориентированным приуготовлением (ср. в тему: "люди книги vs. люди экрана").
Кстати, и самое это осмысление, осуществляемое в рамках данного цикла, как в своём намерении, так и в своём вот таком филигранном выражении, как в сообщении, так и в прочтении своего содержания, это осмысление тоже востребует решимости. И, кстати же, можно ли, и в каком смысле, признать "(не)решительным" отказ от того, чтобы вникать в эти мыслительные ходы сквозь леса аналитических конструкций, воздвигаемых на основе таких концептуальных решений?... Отказ, который, вполне вероятно, сам мог бы сопровождаться приписыванием "практической нерешительности" тому, кто совершает этот путь мысли. И в целом, этот конфликт интерпретаций воспроизвел бы всё ту же ситуацию тотальной власти разделения перед лицом предельно-осно́вного Ничто.
Как бы то ни было, но если исходить из непосредственнейшего вот нашего бытия, здесь будет иметь место извечный "недостаток времени", свойственный нашему повседневному опыту. И вот, тоже весьма кстати, о том, что значит этот "нон-стоп-цейт-нот" в экзистенциальном смысле.
... нерешительность несобственной экзистенции временит в модусе неожидающе-забывающей актуализации. Нерешительный понимает себя из встречных в такой актуализации и переменно теснящих ближайших происшествий и выпавших случаев. Хлопотливо теряя себя на озаботившем, нерешительный теряет на нем свое время. Отсюда характерная для него речь: "у меня нет времени". Как несобственно экзистирующий постоянно теряет время и никогда такового не "имеет", так отличием временности собственной экзистенции оказывается то, что она в решимости никогда не теряет время и "время всегда имеет". Ибо временность решительности имеет в аспекте своего настоящего характер мгновения-ока. Его собственная актуализация ситуации сама не берет водительства, но выдержана в бывшествующем настающем. Мгновенно-очная экзистенция временит как судьбоносно целая протяженность в смысле собственного, историчного постоянства самости. Таким образом временная, экзистенция "постоянно" имеет себе время для того, что от нее требует ситуация. Решительность же размыкает в о т таким способом лишь как ситуацию. Оттого разомкнутое никогда не может встретить решившегося так, что он сможет нерешительно терять на нем свое время.
Фактично брошенное присутствие только потому может "брать" время и терять таковое, что ему как экстатично протяженной временности с основанной в ней разомкнутостью в о т "время " отведено.
Хайдеггер М. Бытие и время. М.: "Ad Marginem", 1997.
§79. Временность присутствия и озабочение временем
Судьбоносно целая протяженность... Как можно заметить, и осмыслению экстатической временности не чужды пространственные (статические) метафоры, - чему будет уделено внимание несколько позже (в следующем, заключительном, пункте).
Пока зафиксируем тот момент, что, при непостоянстве собственно-решающих (мгновенно-очных) актуальных моментов, может иметь место постоянство самости. Это постоянство является возможностью таких моментов, их выдержанностью в заступающем приуготовлении настающего из решимости в бывшествующем. И это суть те из отрезков экзистирующего пунктира, которые выступают краеугольно-образующим в осуществлении целого исторической Судьбы и формировании способности максимально внять Предназначению. Внять судьбоносно предназначенному НЕ как фатальной предопределенности, НО как тому, что настраивает темп миро-проектирования как своевременного решения. Своевременность же определяется тем, что смертность бытия в мире предельным образом свидетельствует именно о том, что время отведено.
В этом суть собственной возможности, как возможности действительно становиться тем, что ты есть (Бытие и время. §31).
Что же касается пробелов в пунктирной линии экзистирования, будучи в своей нерешительности "обусловленными" нехваткой времени и также "обусловливающими" её, они самим своим присутствием свидетельствуют, что собственные возможности фактически уже упущены. И это неизбежно, когда, пред-находясь на фоне многообразной действительности, в совокупности множества ситуативно-фактических обстоятельств, многие такие возможности оказываются упущенными. В этом состоит экзистенциальная суть бытия виновным (Schuldigsein). Вина, в этом исходном качестве, есть именно _факт_ уже упущенных собственных возможностей. Как следует отметить, это является условием возможности того, чтобы вина могла быть действительно осознана как виновность конкретно в чём-то или за что-то, перед кем/чем-либо и т.д. и т.п. (в этом суть различия экзистенциального, как априорного, и экзистентного, как апостериорного).
Так вот, упущенные собственные возможности. И напрашивающийся чрезвычайно насущный и в то же время сущностно фундаментальный вопрос: являются ли такие упущения роковыми, отчуждающими духовно-экзистенциальную собственность от конкретных претендентов на её стяжание? Согласно основополагающим метафизическим и аксиологическим установкам христианского мира - нет. Но каков тогда экзистенциальный смысл подразумеваемой здесь открытости для того, чтобы восполнить упущения по части духовно-экзистенциальной собственности?
Поскольку брошенность (Geworfenheit), с которой непосредственно связана фактически неизбежная черта экзистенциальной вины, неотъемлемо сопряжена с наброском (Entwurf) миро-проектирующего бытия, постольку вина сопряжена с волей-иметь-совесть (das Gewissen-haben-wollen), которая высвобождает человека для подлинной ответственности. Подлинность здесь не просто выполнение в поступках, отношениях, образе жизни того, что принято в качестве нормативно правильного в рамках данной цивилизационной общности и закреплено в её культурно-идентичностных кодах. Экзистенциальная подлинность подразумевает, прежде всего, преодоление или недопущение двусмысленных решений, принимаемых не столько для действительного исполнения должного, сколько "ради очистки совести". Подлинное решение должно именно высвободить решающего для возможности поступить, исходя из совести как принадлежащего его бытию свидетельства (Bezeugung), тем самым внимая её зову (Ruf des Gewissens), как вы-(выводящему-“вперед”-)зову в собственнейшие возможности (Указ.соч. Раздел 2. Глава 2).
Метафора пунктира, действительно, очень груба. В ней сказывается линейность и необратимость внутривременного понимания экзистенциальной темпоральности. В ней остаются, в принципе, не ясными те условия возможности, которые, связывают априорно исходное (фактичность, проектность и мгновенно-очное направление актуализации) и апостериорно ситуативное (актуальность в контр-позиции беспочвенного и мгновенно-очного), что составляет целостную бытийную конституцию вины. В контексте этого целого открывается та бытийно искупительная перспектива, в которой то, что выступает пробелом в одной линии, абстрагированной от этого целого, может найти своё позитивное наполнение в другой, обретающейся в этом целом пунктирной линии. Причём, суть не в "многовариантности" возможностей, о которой дежурно рассуждают в рубрике "экзистенциальное". Имея в виду ситуативную конкретику, возможность всегда одна. Принципиальное же здесь именно в том, что речь не об однонаправленной линейности, но о поступательно-возвратном движении, высвечивающем единственно значимое в многообразии обретенного и актуального опыта, включенного в перспективу настающего и поверяемого её беспрецедентной новизной. Перед лицом этой новизны, именно ввиду её беспрецедентности, собственная актуализация ситуации сама не берет водительства, но может только выдерживаться в ней.
Переходя к заключительному пункту цикла, ещё один интерпретационно-конфликтологический момент.
Могут заметить, дескать, чего огород городить, можно взять, отшкалировать ценностную, мотивационную, потенциаловую, ресурсную компоненты той или иной конкретной сферы жизнедеятельности, её временные и организационные параметры, спрогнозировать ближайшие возможности/риски, и там всё предельно отчётливо высветится на предмет решающего в конкретные моменты. Однако, в том-то всё и дело, что, с точки зрения вот этого самого экзистенциально-аналитического "огорода", такой подход совершенно слеп.
Во-первых, слеп по части различия, с одной стороны, того, очень грубо говоря, инструментального, что подразумевается бытием при мироокружной системе подручных средств, с другой стороны, того, что, будучи вторичным к этой сфере, составляет созерцательный план мироотношения, имеющий дело с наличествующим. Калейдоскопическая эклектика абстрактно-теоретического и жизненно-практического в близоруко одномерной оптике пан-инструментализма.
Но, во-вторых, то главное, в чём заключается слепота этого подхода, это изначально присутствующее в нём, просто-таки составляющее самое "системообразующее" его начало, отчуждение от понимания того факта, что временность, составляющая человеческое бытие, совершенно не способна стать предметом вот такой инструментальной калькуляции. И никаким шкалированием невозможно определить ту меру, по которой, ради решающего в ситуациях можно только жертвовать временем, приуготавливая это решающее, и себя к нему - в качестве самой основной части этой жертвы.
И вот, здесь, пожалуй, будет уместна инструментальная метафора. А именно так, что ты сам редуцируешь себя до инструмента, и приуготавливаясь, настраиваешь самого себя, свою душу, всё своё существо, его бытийные способности, для того чтобы, может быть, успеть увидеть и выполнить в нужное время, в нужном месте то, что действительно будет востребовано ситуацией. Именно _может быть_... внять требованию, которое будет адресовано тебе как, возможно, неприметное в своей значимости, но судьбоносное в своей сути.
Теперь к тому решающему, что приуготавливалось всей кропотливой работой формирования контекста, в котором должна быть высвечена возможность усмотрения такого Решающего, в каком всемирно-историческое Предназначение сказывается на мгновенно-очной ставке с исторической Судьбой.Окончание »»» ...