К интерпретационной конфликтологии: от Хайдеггера к Марксу
/ предыдущий блок /... Поскольку Маркс, осмысливая отчуждение, проникает в сущностное измерение истории, постольку марксистский взгляд на историю превосходит другие исторические теории. Поскольку, наоборот, ни Гуссерль, ни, насколько я пока вижу, Сартр не признает существенности исторического аспекта в бытии, постольку ни феноменология, ни экзистенциализм не достигают того измерения, внутри которого впервые оказывается возможным продуктивный диалог с марксизмом.
Для этого, конечно, нужно еще сначала, чтобы люди избавились от наивных представлений о материализме и от дешевых опровержений, якобы призванных его сразить. Существо материализма заключается не в утверждении, что все есть материя, но в метафизическом определении, в согласии с которым все сущее предстает как материал труда.
Мартин Хайдеггер. Письмо о гуманизме
В предыдущем блоке намечен путь развязывания проблемно-тематического узла, включающего в себя язык, истину, гуманизм. Подчеркнем, что процесс и результат этого развязывания осуществимы, в конце конов, только в жизненной и общественной практике. А все предлагаемые здесь далее выкладки будут лишь дальнейшей прорисовкой ранее намеченного, осуществляющей настройку концептуальной оптики, в которой нуждаются осмысление и реализация этого сложного пути.
Теперь зафиксируем то, что в выкладках предыдущего блока является ключевым для этой настройки.
Итак, изложение имело характер предварительного наведения, будучи подчинено задаче, решение которой будет предпринято в данном блоке. Это - задача выстраивания концептуального моста между бытийно-исторической проблематизацией трёх обозначенных узловых моментов (языка/истины/гуманизма) у Хайдеггера и проблемой отчуждения у Маркса. А тем самым предпринятое в рамках этого цикла формирование интерпретационно-конфликтологического подхода будет соотнесено с неогуманистической перспективой исторического развития, выступив в качестве возможной путеводной нити осмысления этой перспективы.
Прежде всего, философский проект Хайдеггера был достаточно обстоятельно рассмотрен на предмет тех, по инерции сохраняющихся, недоразумений, в соответствии с которыми он представляется как "контр-модернистский" и "антигуманистический" проект ницшеанского толка, подразумевающий в своём концептуально-методологическом аппарате дихотомию "эзотерического/экзотерического". Подобные черты находятся в кардинальном противоречии с самой нацеленностью бытийно-исторического дела мысли на то, чтобы осветить исторический путь, встав на который, человек сможет обрести кров в доме истины Бытия. Этим домом, по способу своего бытия, является язык. Дело в том, чтобы эта собственная способность бытия языка была соотнесена с языком как способом человеческого бытия и выражена в языке как знаково-смысловой системе. И это призвано стать бытийно-историческим свидетельством, в котором Истина откроется для человека в своём предельном существе - непотаенности Бытия.
В этом своём существе истина, очевидно, не является предметом эзотерических созерцаний или ницшеанского проникновения "по ту сторону". Напротив, в осмыслении пути к бытийной истине требуется максимальное вовлечение во всё непосредственнейшее, что наполняет обыденный опыт. В этом опыте сам же человек и ускользает от своих же собственных возможностей быть. Поэтому, требуется осуществлять противоход к плотной толще сокрытий порождаемых этим ускользанием. И тогда само это требование должно стать внятно как собственная забота, чтобы человек смог открыться для требования самого Бытия.
Понимание всего этого возможно благодаря тому, что возможность самого мышления состоит в его укорененности в бытии, соответственно, в расположенности к тому, чтобы внять непотаенности бытия. Фундаментальная ситуация человеческого существования такова, что человек _уже_ отнесен к бытию, и в то же время ему _ещё_ только предстоит исторически сбыться в полноте своего существа, чтобы прийти к бытийной истине. Это задаёт миро-проектирующее отношение человека к реальности. В связи с этим, реальность способна не просто наличествовать для человека, но именно быть, взывая к его способности пред-находить смысл бытия мира и своего в нём пребывания.
Однако, ввиду вышеозначенной тенденции к ускользанию, человеку свойственно отвращаться от этого отношения и сводить бытие к наличествованию. Исторически, это приводит к тому, что сами предельные основания этого наличествования низводятся к Ничто. В перспективе, это чревато самочинным уничтожением человечности и историческим Небытием.
В представленном так бытийном отчуждении нам предстоит увидеть корни отчуждения общественного (суть концептуального моста _Хайдеггера/Маркс_). И, отслеживая эти корни, параллельно, осмыслить возможность интерпретационно-конфликтологического противохода в отношение отчуждающей динамики в таком её сложном существе.
Сначала обратимся к одному материалу (см. здесь), в котором говорилось о Марксовом определении человеческой сущности как ансамбля общественных отношений, и о том, как исчезновение понимаемого так сущностно-человеческого начала из этих отношений проявляется в общественных чувстве и коммуникации.
Коротко, о том, что в этой проблематике значимо для её разработки в рамках интерпретационно-конфликтологического подхода.
Итак, концепт ансамбль подразумевает способ, каким выстроены общественные отношения.
Кстати, подчеркнём, что речь именно об отношениях и их качестве, а не просто о способности субъектов этих отношений образовывать коллективы. Можно, обладая организационными навыками, сплотиться и демонстрировать ту слаженность, которая будет аналогична способности участников музыкального коллектива, играя каждый свою партию, воспроизводить продукт в виде гармонично звучащей музыкальной композиции. Но при этом отношения участников коллектива сами не обязательно будут иметь такое гармонично-композиционное качество.
Так вот, согласно 6-му из Марксовых "Тезисов о Фейербахе", та гармоничность, которая предполагается выстраиванием общественных отношений в виде ансамбля, свидетельствует о присутствии сущности человека в её действительности. Подчеркивание этого говорит о том, что человеческая сущность явлена в её энергии, как практическом действовании. Ибо в практике должен доказать человек истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления (2-й тезис), - чтобы не только объяснять мир, но изменить его (11-й тезис).
В аналогичном ключе, Хайдеггер, усматривает возможность мышления в могущем бытии, которое в своем существе рас-положено как могущее не только производить то или это, но и о-существлять что-либо в его изначальности. Причем, свидетельствуясь из любовной привязанности мысли к бытию и открываясь в дарении бытия, такое осуществление относится к историческому воплощению сущности человека (см. выдержки из "Письма о гуманизме" в предыдущем блоке по ссылке в подзаголовке данного поста).
Принципиально для нас здесь то, что и сфера практического действия в широком смысле (нравственных поступков, художественного творчества, материального производства), и мыслительное воспроизведение концептуальных конструкций и интерпретаций, и в целом, культурно-историческое творчество, все эти формы деятельности в её наличном измерении могут быть осмыслены в контексте бытийно-исторического осуществления человека (см. в тему - о наличном и бытийно-энергийном измерениях деятельности). Тем самым знание о всех этих формах удостоверяется в возможности своего метафизического обоснования, благодаря чему, интерпретации заключенного в этих формах содержания могут удостоверяться в своей онтологической истинности.
Кстати, что касается "философы лишь различным образом объясняли мир ...". В оригинале присутствует интерпретировали: "Die Philosophen haben die Welt nur verschieden interpretiert ..."! "Объяснять", - по-немецки: erklären, - термин общеупотребимый в философской традиции, в том числе, современной Марксу. Но философ выбирает глагол "интерпретировать" - interpretieren, - каковой термин тоже известен философской традиции того времени, но более употребим в рамках герменевтической школы, на тот момент, ещё не выдвинувшейся в качестве чего-то магистрального в развитии этой традиции (см. в первом блоке этого материала - фрагмент о проблеме истины в связи с внутренней спецификой научного знания, и далее, о герменевтике).
Стало быть, и здесь тот же упрощенческий след. Мы увидели, что для "переводчиков" с языка авангардной теории на язык убийства её авангардных смыслов оказывается предпочтительней говорить об аморфной "совокупности" общественных отношений там, где речь о гармонично слаженном "ансамбле" таких отношений. Говорить так, видимо, по той формальной причине, что "совокупность" звучит наукообразнее "ансамбля". Так же и с "объяснением" вместо "интерпретации". Дескать, есть "какие-то там субъективные интерпретации", и есть "научное объяснение". И, дескать, ну, ладно, Маркс, с высоты своего величия, мог себе позволить обозвать все предшествующие ему философские рассуждения "интерпретациями", но, дескать, нам-то, скромным продолжателям дела Маркса, надо снизойти до признания того, что авторы тех рассуждений таки что-то "объясняли". И в любом случае, дескать, теперь, благодаря Марксу, мы, наконец-то, избавлены от всех этих теоретизирующих заморочек, и поэтому, как не переводи, это только оформление практики, в которой "всё и так уже ясно". Дескать, "за работу, товарищи!".
Однако, в чём мы тоже убедились, объяснение есть лишь один из вариантов интерпретации (ср. фрагмент второго блока этого материала - о классической парадигме научного мышления, представляющего реальность как "книгу написанную на языке математики"). Есть многогранность интерпретаций, происходящая из многогранности способов бытия и самоистолкования человека, где научное объяснение есть лишь модификация способа бытия в качестве субъекта познания и истолкования себя в этом качестве (см. там же). И это отнюдь НЕ субъективизирует истинность научного знания и не релятивизирует научную картину мира и человека, НО обращает рефлексию на пред-структурированность научного мышления понимающим бытием человека, тем самым, обеспечивая научные знание и мировоззрение рефлексией на их метафизически предельные основания.
Для Маркса же, в связи с его концептуальным решением, очевидно, требуется не только утвердить примат практики по отношению к теории, но, утверждая это, так адресоваться к практике, чтобы она, применительно к интерпретациям, осуществляемым в теоретическом осмыслении и неизбежно вступающим во взаимную конфронтацию, указывала бы этим осмыслению и полемике единое реальное основание. И чтобы, при этом, основание усматривалось в том целеполагании, которое связано с историческим воплощением сущности человека, как прорывом из царства необходимости в царство свободы.
И здесь же - то принципиальное, что у Хайдеггера говорится по поводу языка (т.ж. см. выдержки из "Письма о гуманизме" в предыдущем блоке по ссылке в подзаголовке данного поста). Там говорится о том, что язык превращен в "орудие господства голой воли над сущим". И в означенном качестве язык используется для того чтобы представить сущее как "действительное внутри причинно-следственной цепи", которое подлежит объяснительному выведению его из возможного, как потенциалов этого сущего. И далее замечается, что, в случае отсутствия объяснения, "мы воображаем, что стоим перед тайной". И что этому сопутствует такое концептуальное (пред)решение, при котором будто бы "раз навсегда решено, что истина бытия в принципе держится на причинах и объяснительных основаниях".
Отождествление возможности понимания с объяснением причин, распространяемое на всё и вся, вплоть до предельных оснований сущего и мышления о нём. При таком подходе, - и теоретически, и практически, - царство необходимости становится достаточным основанием познания и деятельности. В результате этого, происходит отождествление свободы с самополаганием, а миро-проектного отношения к реальности - с совокупностью её полаганий, в которой стирается грань между объективным отражением и субъективной проекцией. И это, во-первых, минус историчность человеческого бытия в её сущностной связи с духовным измерением этого бытия, как источником миро-проектного целеполагания; во-вторых, минус способность к самоорганизации в индивидуальном и коллективном опыте (см. подробнее). В глобальном масштабе, это - путь в царство мутакапиталистического тоталитаризма (см. подробнее).
Итак, то ключевое в мышлении Хайдеггера и Маркса, благодаря чему усматривается возможность диалога между их философскими учениями, и что в свою очередь позволяет объединить их подходы в рамках интерпретационно-конфликтологического противохода к отчуждению:
- действительность человеческой сущности, явленной в качестве ансамбля общественных отношений благодаря той возможности мышления, которая обретается в связи с нацеленностью на творческое преобразование мира (Маркс)
- событие исторического осуществления человеческой сущности, явленное в своей бытийной возможности через мышление, которое нацелено на творческий поиск языка как дома истины Бытия (Хайдеггер).
Что здесь присутствует в качестве, собственно, ключевого связующего звена?
В ходе осмысления общественных отношений в связи с сущностью субъекта этих отношений и процессами отчуждения, была указана ключевая роль интенциональности в понимании этих отношений и процессов (см. заключительную часть поста _без Ансамбля_).
Самое понятие отношения синонимично понятию интенции. Однако, поскольку эти понятия принадлежат разным философско-методологическим традициям ("общественные отношения" - марксистской, "интенциональность" - феноменологической), постольку требуется их специальное соотнесение. Благодаря этому соотнесению удостоверяется принадлежность этих концептов тому единству, которое предполагается там, где речь идет о сущности.
Сегодня, как в выкладках философского характера, так и в злободневно ориентированных публичных дискурсах, часто встречается такая псевдо-апория, в соответствии с которой надо выбирать: либо "не умножать сущности", либо оказываться в патовой ситуации "у каждого своя правда". А какие-либо иные позиции представляются либо попытками эклектического примирения "правд", либо отказом от сущностей и постмодернистским растеканием по бесконечной поверхности.
С позиций же интерпретационно-конфликтологического подхода, здесь уже на входе свидетельствуется именно псевдо-апория. А значит, и попытки разрешить эти мнимые противоречия заведомо бессмысленны. Тем не менее, не было бы надобности и в самом интерпретационно-конфликтологическом подходе, если бы даже бестолковые казусы не были, в определенном смысле, значимы и информативны с позиций этого подхода.
Что же касается разбираемой здесь проблематики, в ней, если и присутствует нечто бестолково-казуистическое в деталях, то, в своём целом, она содержит ту высокую степень трагизма, которая требует почтительного и вдумчивого внимания ко всему, что включено в контекст этого целого или соотнесено с ним. Такое внимание способно проникнуть сквозь путаницу мнимых противоречий к противоречиям действительным. И через обстоятельное осмысление прийти к возможностям разрешения этих противоречий.
Вот, что, в этом смысле, даёт опыт интерпретационно-конфликтологического разбора этой самой трагически значимой проблематики.
Итак, собственно, высвеченная в этом опыте возможность продуктивного диалога марксистской и феноменологической школ. Возможность, высвеченная по путеводной нити интенциональности общественных отношений.
Прежде всего, следующее. _Концептуальная множественность_, как многогранность форм постижения, выражения и интерпретации заключенного в концептах содержания, которое исходно обретается в многогранности способов толкования человеком своего бытия в мире, - всё множественное это соотносится с _сущностным единством_.
Здесь, прежде всего, фиксируется единство сущностно-человеческой энергии, принадлежащей всем субъектам общественных отношений, при множественности и различиях, с одной стороны, самих этих субъектов, с другой стороны, типов их отношений и взаимодействия.
Соответственно, при той множественности, которая присутствует в нашем мировосприятии и мотивации в связи с их обусловленностью множеством факторов на биологическом, психологическом и социальном уровнях нашего бытия, во всём этом присутствует возможность единства, как _единомыслия, возникающего из со-переживания и со-присутствия_ друг другу в духовно-экзистенциальном измерении этого бытия.
Соприсутствие в этом измерении есть совместное бытие к смыслу. Соприсутствующие субъекты объединены миро-проектирующим отношением каждого из них к смыслу как интенциональному референту, пред-находимому на фоне многообразной и изменяющейся действительности.
Вместе с тем, возникающее в этом _со-бытии́ к_ множество таких референций образует смысловую взаимосвязь, складывающуюся в каркас, на котором держится всё многообразие форм деятельности и связанных с ней форм речевого выражения.
Насколько в своем бытии субъекты открыты смыслам и возможности делать их взаимосвязь каркасом, на котором основаны совместно осуществляемая деятельность, настолько общественные отношения способны обретать качество ансамбля. Благодаря этому, деятельность и коммуникация помещаются в тот контекст, в котором их формы и содержания фиксируются в той кристальной отчетливости, которая необходима для полноценного функционирования и развития общества и его институтов.
Теперь, конкретнее настраивая интерпретационно-конфликтологическую оптику, будем двигаться, вновь обращаясь к социально-политически злободневной конкретике (см. начало цикла). А предварительно вернёмся к моментам, послужившим отправными пунктами в этом блоке нашего обстоятельного разбирательства.
Итак, концептуальный нюанс, связанный с заменой слова "ансамбль" на слово "совокупность", а т.ж. "интерпретаций" - на "объяснение" в русско-советском переводе ключевых положений учения Маркса.
Нюанс, вроде бы, совсем на очень больших любителей филологии и, поэтому, вроде как, имеющий очень опосредованное отношение к общественно-исторической действительности. И уж совсем, вроде бы, не имеющий никакой значимости в политическом и идеологическом смысле. Тем не менее, разбирая этот нюанс, мы увидели в нём выражение той фундаментальной подмены, которая произошла именно что в действительности и именно что общественно-исторической.
Это было воспроизведением превращенных форм на уровне идеологии и её концептуально-методологического обеспечения (см. в тему). Маркс говорил о таком превращении применительно к политико-экономическому аспекту общественных отношений в капиталистической системе. Но где-то у него ещё было определение идеологии, оформлявшей эту систему. Согласно этому определению, идеология выражала "социальное лицемерие эпохи".
Так вот, по чрезвычайно коварной иронии судьбы, это пагубное лицемерие, прокравшись и в новейшую эпоху, - собственно, открытую благодаря всесилию учения Маркса, - закралось в само это учение. Точнее - в тот вариант его развития и практического воплощения, который осуществлялся в СССР. И закравшись туда, это фундаментальное лицемерие вскоре отменило и политико-идеологическую, и ценностно-мировоззренческую, и историософско-метафизическую значимость идейного содержания, которое возвещало Весну Человечества.
Этот демарш был сопровожден брезгливой гримасой, демонстрирующей, что это, дескать, вовсе и не демарш, а просто "мы же серьезные люди" (см. по теме).
И вот, собственно, то, что было итогом нашего разбора (в посте _без Ансамбля_) этих, с виду, "безобидных" словесных нюансов - связка:
"серьезные" люди - без ансамбля.
Первый элемент этой связки - нынешняя политическая элита, второй - бессубъектное состояние, в котором пребывает общество в результате проводимого этой элитой курса.
Одной из черт, характеризующих эту социально-политическую систему, является формула: "важны не намерения, а потенциалы" (см., подробнее, девиз Бисмарка, озвучиваемый устами Президента РФ).
Намерения, измеряемые потенциалами. Актуализируй, нарасти, словом, тем или иным образом, обрети потенциалы. И предоставь их для встраивания в определенный расклад. Тот расклад, который устроен согласно намерениям "серьезных" людей. У этих последних уже имеются потенциалы. То бишь, потенциалы, определенным образом, ими уже обретены, благодаря чему эти люди могут себе позволить роскошь исходить из своих намерений. На то ведь они и "серьезные" люди.
Именно таким двусмысленным образом сегодня прочитывается формула: по форме - приоритет потенциалов перед намерениями; а по сути, намерения первичны, - разумеется, с той существенной оговоркой, что они должны стать "серьезными". А таковыми они становятся только при наличии "серьезных" притязаний на обладание потенциалами. Ведь, скорее, не наличие потенциалов, но, наоборот, их всегдашний недостаток оказывается импульсом к тому, чтобы намерения активировались и начали, по мере сопутствующего нарастания притязаний, подтягивать под себя потенциалы, обретать и наращивать их.
Обретать и наращивать тем или иным образом, всё равно каким, главное - "серьезность" намерений. С одной стороны, так сказать, "прихватизировать", или как это сегодня называется, "осваивать", и прежде всего, совершать это в отношение ресурсов, как источника извлечения и увеличения потенциалов. С другой стороны, притягивать, вовлекая других обладателей ресурсов/потенциалов в орбиту своих, опять-таки, "серьезных" интересов. Притягивать/вовлекать - через озвучивание серьезных намерений и подкрепление этих заявок демонстрацией властных потенциалов, как определенной хватки в обращении с материальными и организационными ресурсами.
В таком общественно-государственном устройстве, одним - "корешки" борьбы за средства существования, при нехватке насущных ресурсов и изматывании имеющихся потенциалов; другим - "вершки" выгодополучения в процессе потенциалоёмкой реализации намерений.
Таков человекопожирательный формат, обеспечиваемый той серьезностью, суть которой заключается в ставке на ничто, проявляющейся в изъятии из общественных отношений сущностно человеческого, как духовного стержня этих отношений и культуро-творческого источника исторического развития.
В рамках этого формата обретается специфическая несерьезность. Представляясь в виде специфических "курьёзов" и поставляясь развлекательной шоу-машинерией на поток, эта несерьезность выгодно оттеняет человекопожирательно серьезный порядок. В то же время, попутно, бросая тень "ущербности" на серьезность духовно-экзистенциальную.
Эта фундаментально двусмысленная ситуация наблюдается и сейчас. Патриотические умонастроения, очевидно, всерьёз овладевшие подавляющей частью общества и наиболее влиятельной частью политикума, имеют вид диффузно-стихийного облака. И насколько отрадным является возрастающий масштаб этих умонастроений и связанных с ними общественных действий, настолько тревожащим выглядит их организационное качество. И тем легковесней оказывается заявляемая приверженность, чем очевидней на поверку недостаток намерений, серьезность которых определялась бы духовно-экзистенциальными потенциалами и действительным наличием сущностно человеческого в отношениях.
Помимо того что духовно-экзистенциальная серьезность, в принципе, составляет условие возможности общественно-исторического развития, она т.ж. востребована сегодня самой ситуацией в стране и мире. Востребована как кристальная отчетливость, которая должна присутствовать в артикуляции злободневной повестки и в организации гражданско-политического действа, чтобы общество смогло адекватно и соразмерно ответить на реальные вызовы этой ситуации. И эти адекватность и соразмерность заключаются в том, чтобы ответы содержали в себе решающее для спасения страны и мира (см., коротко, по теме - свидетельства о наличествующем и подоплека в бытийствующем).
Эта кристальная отчетливость, чтобы проявиться в конкретных формах и содержании актов, составляющих мышление и чувства, деятельность и коммуникацию, для такого проявления эта кристальная отчетливость должна быть воспроизведена в виде кристаллически структурированных общественных отношений. От этого зависит качество социальной ткани образуемой общественными отношениями. Эта ткань
либо обретает такую прочность, при которой она выдержит любое обрушение надстроечных элементов общественно-государственного устройства,
либо рвется и тем самым обрушивает всё это устройство, включая базисные элементы, выдержавшие века (при наличии прочной социальной ткани).
Таким образом, суть отчуждения с позиций интерпретационно-конфликтологического подхода концентрированно выражается в противоречии:
риторически озвученные и внешне демонстрируемые благие намерения при реальном сохранении отчужденческой динамики в способах задействования потенциалов.
Ключевым элементом в осмыслении проблемы является интенциональность. Конкретные, предметно направленные интенциональные акты, включенные в контекст повседневной коммуникации, в то же время пред-структурированы миро-проектированием (см., подробнее, о предметной vs. миро-проектной интенциональности). В миро-проектной интенциональности проявляются духовно-экзистенциальные потенциалы субъектов общественных отношений. Благодаря таким потенциалам эти субъекты способны концентрировать энергию своих намерений на смысле как возможности пред-находимой в мире. Пред-находится в этом качестве смысл прежде, чем он становится элементом публичной коммуникации и осуществляемых в ней интерпретаций.
Тогда в фокусе интерпретационно-конфликтологической оптики суть проблемы усматривается в возможности такого задействования языка, в котором он, как средство означиваний предметно данной реальности и артикуляции присутствующих в этих актах значений, способен выразить то, что посредством речи, как способа бытия в мире, становится внятно, исходя из фактически-расположенной настроенности на то, чтобы обрести пред-находимые на фоне этой фактичности смыслы (см., там же, заключительный фрагмент - о настроении, которое, в неразрывной связи с пониманием, образует целокупную способность быть).
Тем самым в интерпретационно-конфликтологическом фокусе схватывается структура языка как инструмента культурно-исторического смысло-творчества. Зафиксировав внимание на языке как средстве такого "производства", перейдем к проблеме отчуждения у Маркса и её рассмотрению в неогуманистической перспективе исторического развития.Следующий блок »»» ...
Для этого, конечно, нужно еще сначала, чтобы люди избавились от наивных представлений о материализме и от дешевых опровержений, якобы призванных его сразить. Существо материализма заключается не в утверждении, что все есть материя, но в метафизическом определении, в согласии с которым все сущее предстает как материал труда.
Мартин Хайдеггер. Письмо о гуманизме
В предыдущем блоке намечен путь развязывания проблемно-тематического узла, включающего в себя язык, истину, гуманизм. Подчеркнем, что процесс и результат этого развязывания осуществимы, в конце конов, только в жизненной и общественной практике. А все предлагаемые здесь далее выкладки будут лишь дальнейшей прорисовкой ранее намеченного, осуществляющей настройку концептуальной оптики, в которой нуждаются осмысление и реализация этого сложного пути.
Теперь зафиксируем то, что в выкладках предыдущего блока является ключевым для этой настройки.
Итак, изложение имело характер предварительного наведения, будучи подчинено задаче, решение которой будет предпринято в данном блоке. Это - задача выстраивания концептуального моста между бытийно-исторической проблематизацией трёх обозначенных узловых моментов (языка/истины/гуманизма) у Хайдеггера и проблемой отчуждения у Маркса. А тем самым предпринятое в рамках этого цикла формирование интерпретационно-конфликтологического подхода будет соотнесено с неогуманистической перспективой исторического развития, выступив в качестве возможной путеводной нити осмысления этой перспективы.
Прежде всего, философский проект Хайдеггера был достаточно обстоятельно рассмотрен на предмет тех, по инерции сохраняющихся, недоразумений, в соответствии с которыми он представляется как "контр-модернистский" и "антигуманистический" проект ницшеанского толка, подразумевающий в своём концептуально-методологическом аппарате дихотомию "эзотерического/экзотерического". Подобные черты находятся в кардинальном противоречии с самой нацеленностью бытийно-исторического дела мысли на то, чтобы осветить исторический путь, встав на который, человек сможет обрести кров в доме истины Бытия. Этим домом, по способу своего бытия, является язык. Дело в том, чтобы эта собственная способность бытия языка была соотнесена с языком как способом человеческого бытия и выражена в языке как знаково-смысловой системе. И это призвано стать бытийно-историческим свидетельством, в котором Истина откроется для человека в своём предельном существе - непотаенности Бытия.
В этом своём существе истина, очевидно, не является предметом эзотерических созерцаний или ницшеанского проникновения "по ту сторону". Напротив, в осмыслении пути к бытийной истине требуется максимальное вовлечение во всё непосредственнейшее, что наполняет обыденный опыт. В этом опыте сам же человек и ускользает от своих же собственных возможностей быть. Поэтому, требуется осуществлять противоход к плотной толще сокрытий порождаемых этим ускользанием. И тогда само это требование должно стать внятно как собственная забота, чтобы человек смог открыться для требования самого Бытия.
Понимание всего этого возможно благодаря тому, что возможность самого мышления состоит в его укорененности в бытии, соответственно, в расположенности к тому, чтобы внять непотаенности бытия. Фундаментальная ситуация человеческого существования такова, что человек _уже_ отнесен к бытию, и в то же время ему _ещё_ только предстоит исторически сбыться в полноте своего существа, чтобы прийти к бытийной истине. Это задаёт миро-проектирующее отношение человека к реальности. В связи с этим, реальность способна не просто наличествовать для человека, но именно быть, взывая к его способности пред-находить смысл бытия мира и своего в нём пребывания.
Однако, ввиду вышеозначенной тенденции к ускользанию, человеку свойственно отвращаться от этого отношения и сводить бытие к наличествованию. Исторически, это приводит к тому, что сами предельные основания этого наличествования низводятся к Ничто. В перспективе, это чревато самочинным уничтожением человечности и историческим Небытием.
В представленном так бытийном отчуждении нам предстоит увидеть корни отчуждения общественного (суть концептуального моста _Хайдеггера/Маркс_). И, отслеживая эти корни, параллельно, осмыслить возможность интерпретационно-конфликтологического противохода в отношение отчуждающей динамики в таком её сложном существе.
Сначала обратимся к одному материалу (см. здесь), в котором говорилось о Марксовом определении человеческой сущности как ансамбля общественных отношений, и о том, как исчезновение понимаемого так сущностно-человеческого начала из этих отношений проявляется в общественных чувстве и коммуникации.
Коротко, о том, что в этой проблематике значимо для её разработки в рамках интерпретационно-конфликтологического подхода.
Итак, концепт ансамбль подразумевает способ, каким выстроены общественные отношения.
Кстати, подчеркнём, что речь именно об отношениях и их качестве, а не просто о способности субъектов этих отношений образовывать коллективы. Можно, обладая организационными навыками, сплотиться и демонстрировать ту слаженность, которая будет аналогична способности участников музыкального коллектива, играя каждый свою партию, воспроизводить продукт в виде гармонично звучащей музыкальной композиции. Но при этом отношения участников коллектива сами не обязательно будут иметь такое гармонично-композиционное качество.
Так вот, согласно 6-му из Марксовых "Тезисов о Фейербахе", та гармоничность, которая предполагается выстраиванием общественных отношений в виде ансамбля, свидетельствует о присутствии сущности человека в её действительности. Подчеркивание этого говорит о том, что человеческая сущность явлена в её энергии, как практическом действовании. Ибо в практике должен доказать человек истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления (2-й тезис), - чтобы не только объяснять мир, но изменить его (11-й тезис).
В аналогичном ключе, Хайдеггер, усматривает возможность мышления в могущем бытии, которое в своем существе рас-положено как могущее не только производить то или это, но и о-существлять что-либо в его изначальности. Причем, свидетельствуясь из любовной привязанности мысли к бытию и открываясь в дарении бытия, такое осуществление относится к историческому воплощению сущности человека (см. выдержки из "Письма о гуманизме" в предыдущем блоке по ссылке в подзаголовке данного поста).
Принципиально для нас здесь то, что и сфера практического действия в широком смысле (нравственных поступков, художественного творчества, материального производства), и мыслительное воспроизведение концептуальных конструкций и интерпретаций, и в целом, культурно-историческое творчество, все эти формы деятельности в её наличном измерении могут быть осмыслены в контексте бытийно-исторического осуществления человека (см. в тему - о наличном и бытийно-энергийном измерениях деятельности). Тем самым знание о всех этих формах удостоверяется в возможности своего метафизического обоснования, благодаря чему, интерпретации заключенного в этих формах содержания могут удостоверяться в своей онтологической истинности.
Кстати, что касается "философы лишь различным образом объясняли мир ...". В оригинале присутствует интерпретировали: "Die Philosophen haben die Welt nur verschieden interpretiert ..."! "Объяснять", - по-немецки: erklären, - термин общеупотребимый в философской традиции, в том числе, современной Марксу. Но философ выбирает глагол "интерпретировать" - interpretieren, - каковой термин тоже известен философской традиции того времени, но более употребим в рамках герменевтической школы, на тот момент, ещё не выдвинувшейся в качестве чего-то магистрального в развитии этой традиции (см. в первом блоке этого материала - фрагмент о проблеме истины в связи с внутренней спецификой научного знания, и далее, о герменевтике).
Стало быть, и здесь тот же упрощенческий след. Мы увидели, что для "переводчиков" с языка авангардной теории на язык убийства её авангардных смыслов оказывается предпочтительней говорить об аморфной "совокупности" общественных отношений там, где речь о гармонично слаженном "ансамбле" таких отношений. Говорить так, видимо, по той формальной причине, что "совокупность" звучит наукообразнее "ансамбля". Так же и с "объяснением" вместо "интерпретации". Дескать, есть "какие-то там субъективные интерпретации", и есть "научное объяснение". И, дескать, ну, ладно, Маркс, с высоты своего величия, мог себе позволить обозвать все предшествующие ему философские рассуждения "интерпретациями", но, дескать, нам-то, скромным продолжателям дела Маркса, надо снизойти до признания того, что авторы тех рассуждений таки что-то "объясняли". И в любом случае, дескать, теперь, благодаря Марксу, мы, наконец-то, избавлены от всех этих теоретизирующих заморочек, и поэтому, как не переводи, это только оформление практики, в которой "всё и так уже ясно". Дескать, "за работу, товарищи!".
Однако, в чём мы тоже убедились, объяснение есть лишь один из вариантов интерпретации (ср. фрагмент второго блока этого материала - о классической парадигме научного мышления, представляющего реальность как "книгу написанную на языке математики"). Есть многогранность интерпретаций, происходящая из многогранности способов бытия и самоистолкования человека, где научное объяснение есть лишь модификация способа бытия в качестве субъекта познания и истолкования себя в этом качестве (см. там же). И это отнюдь НЕ субъективизирует истинность научного знания и не релятивизирует научную картину мира и человека, НО обращает рефлексию на пред-структурированность научного мышления понимающим бытием человека, тем самым, обеспечивая научные знание и мировоззрение рефлексией на их метафизически предельные основания.
Для Маркса же, в связи с его концептуальным решением, очевидно, требуется не только утвердить примат практики по отношению к теории, но, утверждая это, так адресоваться к практике, чтобы она, применительно к интерпретациям, осуществляемым в теоретическом осмыслении и неизбежно вступающим во взаимную конфронтацию, указывала бы этим осмыслению и полемике единое реальное основание. И чтобы, при этом, основание усматривалось в том целеполагании, которое связано с историческим воплощением сущности человека, как прорывом из царства необходимости в царство свободы.
И здесь же - то принципиальное, что у Хайдеггера говорится по поводу языка (т.ж. см. выдержки из "Письма о гуманизме" в предыдущем блоке по ссылке в подзаголовке данного поста). Там говорится о том, что язык превращен в "орудие господства голой воли над сущим". И в означенном качестве язык используется для того чтобы представить сущее как "действительное внутри причинно-следственной цепи", которое подлежит объяснительному выведению его из возможного, как потенциалов этого сущего. И далее замечается, что, в случае отсутствия объяснения, "мы воображаем, что стоим перед тайной". И что этому сопутствует такое концептуальное (пред)решение, при котором будто бы "раз навсегда решено, что истина бытия в принципе держится на причинах и объяснительных основаниях".
Отождествление возможности понимания с объяснением причин, распространяемое на всё и вся, вплоть до предельных оснований сущего и мышления о нём. При таком подходе, - и теоретически, и практически, - царство необходимости становится достаточным основанием познания и деятельности. В результате этого, происходит отождествление свободы с самополаганием, а миро-проектного отношения к реальности - с совокупностью её полаганий, в которой стирается грань между объективным отражением и субъективной проекцией. И это, во-первых, минус историчность человеческого бытия в её сущностной связи с духовным измерением этого бытия, как источником миро-проектного целеполагания; во-вторых, минус способность к самоорганизации в индивидуальном и коллективном опыте (см. подробнее). В глобальном масштабе, это - путь в царство мутакапиталистического тоталитаризма (см. подробнее).
Итак, то ключевое в мышлении Хайдеггера и Маркса, благодаря чему усматривается возможность диалога между их философскими учениями, и что в свою очередь позволяет объединить их подходы в рамках интерпретационно-конфликтологического противохода к отчуждению:
- действительность человеческой сущности, явленной в качестве ансамбля общественных отношений благодаря той возможности мышления, которая обретается в связи с нацеленностью на творческое преобразование мира (Маркс)
- событие исторического осуществления человеческой сущности, явленное в своей бытийной возможности через мышление, которое нацелено на творческий поиск языка как дома истины Бытия (Хайдеггер).
Что здесь присутствует в качестве, собственно, ключевого связующего звена?
В ходе осмысления общественных отношений в связи с сущностью субъекта этих отношений и процессами отчуждения, была указана ключевая роль интенциональности в понимании этих отношений и процессов (см. заключительную часть поста _без Ансамбля_).
Самое понятие отношения синонимично понятию интенции. Однако, поскольку эти понятия принадлежат разным философско-методологическим традициям ("общественные отношения" - марксистской, "интенциональность" - феноменологической), постольку требуется их специальное соотнесение. Благодаря этому соотнесению удостоверяется принадлежность этих концептов тому единству, которое предполагается там, где речь идет о сущности.
Сегодня, как в выкладках философского характера, так и в злободневно ориентированных публичных дискурсах, часто встречается такая псевдо-апория, в соответствии с которой надо выбирать: либо "не умножать сущности", либо оказываться в патовой ситуации "у каждого своя правда". А какие-либо иные позиции представляются либо попытками эклектического примирения "правд", либо отказом от сущностей и постмодернистским растеканием по бесконечной поверхности.
С позиций же интерпретационно-конфликтологического подхода, здесь уже на входе свидетельствуется именно псевдо-апория. А значит, и попытки разрешить эти мнимые противоречия заведомо бессмысленны. Тем не менее, не было бы надобности и в самом интерпретационно-конфликтологическом подходе, если бы даже бестолковые казусы не были, в определенном смысле, значимы и информативны с позиций этого подхода.
Что же касается разбираемой здесь проблематики, в ней, если и присутствует нечто бестолково-казуистическое в деталях, то, в своём целом, она содержит ту высокую степень трагизма, которая требует почтительного и вдумчивого внимания ко всему, что включено в контекст этого целого или соотнесено с ним. Такое внимание способно проникнуть сквозь путаницу мнимых противоречий к противоречиям действительным. И через обстоятельное осмысление прийти к возможностям разрешения этих противоречий.
Вот, что, в этом смысле, даёт опыт интерпретационно-конфликтологического разбора этой самой трагически значимой проблематики.
Итак, собственно, высвеченная в этом опыте возможность продуктивного диалога марксистской и феноменологической школ. Возможность, высвеченная по путеводной нити интенциональности общественных отношений.
Прежде всего, следующее. _Концептуальная множественность_, как многогранность форм постижения, выражения и интерпретации заключенного в концептах содержания, которое исходно обретается в многогранности способов толкования человеком своего бытия в мире, - всё множественное это соотносится с _сущностным единством_.
Здесь, прежде всего, фиксируется единство сущностно-человеческой энергии, принадлежащей всем субъектам общественных отношений, при множественности и различиях, с одной стороны, самих этих субъектов, с другой стороны, типов их отношений и взаимодействия.
Соответственно, при той множественности, которая присутствует в нашем мировосприятии и мотивации в связи с их обусловленностью множеством факторов на биологическом, психологическом и социальном уровнях нашего бытия, во всём этом присутствует возможность единства, как _единомыслия, возникающего из со-переживания и со-присутствия_ друг другу в духовно-экзистенциальном измерении этого бытия.
Соприсутствие в этом измерении есть совместное бытие к смыслу. Соприсутствующие субъекты объединены миро-проектирующим отношением каждого из них к смыслу как интенциональному референту, пред-находимому на фоне многообразной и изменяющейся действительности.
Вместе с тем, возникающее в этом _со-бытии́ к_ множество таких референций образует смысловую взаимосвязь, складывающуюся в каркас, на котором держится всё многообразие форм деятельности и связанных с ней форм речевого выражения.
Насколько в своем бытии субъекты открыты смыслам и возможности делать их взаимосвязь каркасом, на котором основаны совместно осуществляемая деятельность, настолько общественные отношения способны обретать качество ансамбля. Благодаря этому, деятельность и коммуникация помещаются в тот контекст, в котором их формы и содержания фиксируются в той кристальной отчетливости, которая необходима для полноценного функционирования и развития общества и его институтов.
Теперь, конкретнее настраивая интерпретационно-конфликтологическую оптику, будем двигаться, вновь обращаясь к социально-политически злободневной конкретике (см. начало цикла). А предварительно вернёмся к моментам, послужившим отправными пунктами в этом блоке нашего обстоятельного разбирательства.
Итак, концептуальный нюанс, связанный с заменой слова "ансамбль" на слово "совокупность", а т.ж. "интерпретаций" - на "объяснение" в русско-советском переводе ключевых положений учения Маркса.
Нюанс, вроде бы, совсем на очень больших любителей филологии и, поэтому, вроде как, имеющий очень опосредованное отношение к общественно-исторической действительности. И уж совсем, вроде бы, не имеющий никакой значимости в политическом и идеологическом смысле. Тем не менее, разбирая этот нюанс, мы увидели в нём выражение той фундаментальной подмены, которая произошла именно что в действительности и именно что общественно-исторической.
Это было воспроизведением превращенных форм на уровне идеологии и её концептуально-методологического обеспечения (см. в тему). Маркс говорил о таком превращении применительно к политико-экономическому аспекту общественных отношений в капиталистической системе. Но где-то у него ещё было определение идеологии, оформлявшей эту систему. Согласно этому определению, идеология выражала "социальное лицемерие эпохи".
Так вот, по чрезвычайно коварной иронии судьбы, это пагубное лицемерие, прокравшись и в новейшую эпоху, - собственно, открытую благодаря всесилию учения Маркса, - закралось в само это учение. Точнее - в тот вариант его развития и практического воплощения, который осуществлялся в СССР. И закравшись туда, это фундаментальное лицемерие вскоре отменило и политико-идеологическую, и ценностно-мировоззренческую, и историософско-метафизическую значимость идейного содержания, которое возвещало Весну Человечества.
Этот демарш был сопровожден брезгливой гримасой, демонстрирующей, что это, дескать, вовсе и не демарш, а просто "мы же серьезные люди" (см. по теме).
И вот, собственно, то, что было итогом нашего разбора (в посте _без Ансамбля_) этих, с виду, "безобидных" словесных нюансов - связка:
"серьезные" люди - без ансамбля.
Первый элемент этой связки - нынешняя политическая элита, второй - бессубъектное состояние, в котором пребывает общество в результате проводимого этой элитой курса.
Одной из черт, характеризующих эту социально-политическую систему, является формула: "важны не намерения, а потенциалы" (см., подробнее, девиз Бисмарка, озвучиваемый устами Президента РФ).
Намерения, измеряемые потенциалами. Актуализируй, нарасти, словом, тем или иным образом, обрети потенциалы. И предоставь их для встраивания в определенный расклад. Тот расклад, который устроен согласно намерениям "серьезных" людей. У этих последних уже имеются потенциалы. То бишь, потенциалы, определенным образом, ими уже обретены, благодаря чему эти люди могут себе позволить роскошь исходить из своих намерений. На то ведь они и "серьезные" люди.
Именно таким двусмысленным образом сегодня прочитывается формула: по форме - приоритет потенциалов перед намерениями; а по сути, намерения первичны, - разумеется, с той существенной оговоркой, что они должны стать "серьезными". А таковыми они становятся только при наличии "серьезных" притязаний на обладание потенциалами. Ведь, скорее, не наличие потенциалов, но, наоборот, их всегдашний недостаток оказывается импульсом к тому, чтобы намерения активировались и начали, по мере сопутствующего нарастания притязаний, подтягивать под себя потенциалы, обретать и наращивать их.
Обретать и наращивать тем или иным образом, всё равно каким, главное - "серьезность" намерений. С одной стороны, так сказать, "прихватизировать", или как это сегодня называется, "осваивать", и прежде всего, совершать это в отношение ресурсов, как источника извлечения и увеличения потенциалов. С другой стороны, притягивать, вовлекая других обладателей ресурсов/потенциалов в орбиту своих, опять-таки, "серьезных" интересов. Притягивать/вовлекать - через озвучивание серьезных намерений и подкрепление этих заявок демонстрацией властных потенциалов, как определенной хватки в обращении с материальными и организационными ресурсами.
В таком общественно-государственном устройстве, одним - "корешки" борьбы за средства существования, при нехватке насущных ресурсов и изматывании имеющихся потенциалов; другим - "вершки" выгодополучения в процессе потенциалоёмкой реализации намерений.
Таков человекопожирательный формат, обеспечиваемый той серьезностью, суть которой заключается в ставке на ничто, проявляющейся в изъятии из общественных отношений сущностно человеческого, как духовного стержня этих отношений и культуро-творческого источника исторического развития.
В рамках этого формата обретается специфическая несерьезность. Представляясь в виде специфических "курьёзов" и поставляясь развлекательной шоу-машинерией на поток, эта несерьезность выгодно оттеняет человекопожирательно серьезный порядок. В то же время, попутно, бросая тень "ущербности" на серьезность духовно-экзистенциальную.
Эта фундаментально двусмысленная ситуация наблюдается и сейчас. Патриотические умонастроения, очевидно, всерьёз овладевшие подавляющей частью общества и наиболее влиятельной частью политикума, имеют вид диффузно-стихийного облака. И насколько отрадным является возрастающий масштаб этих умонастроений и связанных с ними общественных действий, настолько тревожащим выглядит их организационное качество. И тем легковесней оказывается заявляемая приверженность, чем очевидней на поверку недостаток намерений, серьезность которых определялась бы духовно-экзистенциальными потенциалами и действительным наличием сущностно человеческого в отношениях.
Помимо того что духовно-экзистенциальная серьезность, в принципе, составляет условие возможности общественно-исторического развития, она т.ж. востребована сегодня самой ситуацией в стране и мире. Востребована как кристальная отчетливость, которая должна присутствовать в артикуляции злободневной повестки и в организации гражданско-политического действа, чтобы общество смогло адекватно и соразмерно ответить на реальные вызовы этой ситуации. И эти адекватность и соразмерность заключаются в том, чтобы ответы содержали в себе решающее для спасения страны и мира (см., коротко, по теме - свидетельства о наличествующем и подоплека в бытийствующем).
Эта кристальная отчетливость, чтобы проявиться в конкретных формах и содержании актов, составляющих мышление и чувства, деятельность и коммуникацию, для такого проявления эта кристальная отчетливость должна быть воспроизведена в виде кристаллически структурированных общественных отношений. От этого зависит качество социальной ткани образуемой общественными отношениями. Эта ткань
либо обретает такую прочность, при которой она выдержит любое обрушение надстроечных элементов общественно-государственного устройства,
либо рвется и тем самым обрушивает всё это устройство, включая базисные элементы, выдержавшие века (при наличии прочной социальной ткани).
Таким образом, суть отчуждения с позиций интерпретационно-конфликтологического подхода концентрированно выражается в противоречии:
риторически озвученные и внешне демонстрируемые благие намерения при реальном сохранении отчужденческой динамики в способах задействования потенциалов.
Ключевым элементом в осмыслении проблемы является интенциональность. Конкретные, предметно направленные интенциональные акты, включенные в контекст повседневной коммуникации, в то же время пред-структурированы миро-проектированием (см., подробнее, о предметной vs. миро-проектной интенциональности). В миро-проектной интенциональности проявляются духовно-экзистенциальные потенциалы субъектов общественных отношений. Благодаря таким потенциалам эти субъекты способны концентрировать энергию своих намерений на смысле как возможности пред-находимой в мире. Пред-находится в этом качестве смысл прежде, чем он становится элементом публичной коммуникации и осуществляемых в ней интерпретаций.
Тогда в фокусе интерпретационно-конфликтологической оптики суть проблемы усматривается в возможности такого задействования языка, в котором он, как средство означиваний предметно данной реальности и артикуляции присутствующих в этих актах значений, способен выразить то, что посредством речи, как способа бытия в мире, становится внятно, исходя из фактически-расположенной настроенности на то, чтобы обрести пред-находимые на фоне этой фактичности смыслы (см., там же, заключительный фрагмент - о настроении, которое, в неразрывной связи с пониманием, образует целокупную способность быть).
Тем самым в интерпретационно-конфликтологическом фокусе схватывается структура языка как инструмента культурно-исторического смысло-творчества. Зафиксировав внимание на языке как средстве такого "производства", перейдем к проблеме отчуждения у Маркса и её рассмотрению в неогуманистической перспективе исторического развития.Следующий блок »»» ...