(no subject)
и когда он пытается меня утешать, я отталкиваю его и ору ало
ало, ты не видишь, я тону! я тону и ты ничего с этим не сделаешь. я тону, ты тонешь, они тонут, мы тонем. меня не утешить, я разбитая ёлочная игрушка, отсутствие содержания, медиум вместо месседжа, я помехи на связи, а тщилась быть не связью а сообщением, может быть, даже, источником голоса. я след от гвоздя, какой то дурацкий, барахлящий гудок, который только и может что орать, когда не хрипит. у меня закончились каникулы и мне опять тошно. от всего и собственной несбыточности, несбывшести, от пустоты на том месте, где должна была быть, например, я. от неумения, неуклюжести, угловатости, от того что я во всем истерична, и особенно, в первую, кажется, очередь - в любви. от того что я не понимаю как, я влюблена до ора и я _не знаю_ почему это произошло со мной, не знаю, почему это началось и когда (если/почему/вдруг) это пройдет, сейчас это просто больно жжётся и всё, никаких бенефитов; а еще я не перестаю любить своего королевича, и когда он зовёт меня я не могу не обернуться и стать соляной скульптурой там, где стояла - ни туда ни сюда; и я нежно лелею, вот уже сколько лет лелеяла, дивный акт мифотворчества, представленный мне в одном человеке, о, слишком наглядно представленный. я всю свою силу собрала чтоб смотреть на него как на миф и у меня получилось, и теперь, зато, я вообще ни в кого не верю, и ни во что, только - из последних сил - в мифотворчество как последнюю соломинку, чтоб не разочароваться насовсем. потому что тогда уж точно всё.
в рамках мифотворчеста я много смеюсь в быту, ношу пёстрые платья, утешаю, так же, наверное, неуклюже, как утешают меня, играю с детьми и работаю, как будто бы я живой человек, а не яма среди степей, как будто не вру, когда говорю, что жить - отличный план. в 17, что ли, лет, я прочтитала свой единственный роман Воннегута и запомнила, во-первых, что он вогнал меня в абсолютный, панический ужас, а во-вторых, что там были два солдата, которым по-череди стирали память (чтоб не шумели) и вот тот, кому еще не, брал второго и обязательно должен был успеть показать ему, где спрятан дневник с их общими воспоминаниями и планами, что-то такое. меня именно это заворожило - успеть показать дневник. потому что если один из них один раз не успеет то всё. всё.
да, моя золотая звезда, раз за разом мы тонем по очереди и я сейчас покажу тебе все, что вижу отсюда, что успею показать, пока сама не ушла под воду целиком, а потом у меня еще будет маленький миг, чтоб успеть понадеяться, что теперь ты меня вытащишь, и ткнёшь носом в наш общий дневник, и покажешь дорогу на сушу. и когда мир милостив ко мне, тогда мне не достает времени успеть разглядеть тебя и понять, что нет у тебя сил, что ты никогда не достанешь меня из-под воды, и успеть отчаяться и испугаться. но мир не всегда милостив. кажется, так я и научилась не бояться. либо нечего, либо поздно, говорила я, и когда я доверяю (потому что опций, на самом деле, нет), тогда бояться точно поздно.
вот я щебечу и говорю о любви и переливаюсь всеми цветами, чтобы выманить его на свет. и я не успею узнать, сработало или нет, потому что теперь я тону, потому что, пока махала руками, я оступилась и падаю спиной вперед, головой вниз и больше никого и ничего не вижу и могу только тщиться успеть, извернуться и увидеть, или представить, что он выкарабкивается где-то там уже бесконечно далеко. и падать себе дальше уже не имея ничего общего ни с ним, ни с той, которая ему щебетала. и кто-то (другой) неожиданно ловит меня и утешает меня, и говорит эти странные слова, которые, кажется, когда то имели смысл, а я отталкиваю его и ору.
(и выкараюкиваюсь, а он падает и дай то бог, чтобы кто-то его поймал)
я очень злая, очень поломанная сейчас, и сейчас мне кажется, что любовь - это про то чтоб не дать утонуть, (не потерять _для всех_ тайник с дневником/ не допустить чтоб никто не запомнил и мог рассказать) и едва ли один человек может сделать другому больше. едва ли он может сделать и это, но без мифотворчества я сейчас совсем пропаду, оставим мне его. в таких условиях количество любимых не то чтобы не важно (если вас только двое, может быть, вам спокойнее или надежнее или удобнее; если вас больше - кажется, это то, что я внутри себя называла любовью ко многим людям (даже иногда полиаморией) скорее, более наглядно иллюстрирует то, как я (оказывается) представляю - зачем нужны люди. вытаскивать друг друга обратно, всё.
ало, ты не видишь, я тону! я тону и ты ничего с этим не сделаешь. я тону, ты тонешь, они тонут, мы тонем. меня не утешить, я разбитая ёлочная игрушка, отсутствие содержания, медиум вместо месседжа, я помехи на связи, а тщилась быть не связью а сообщением, может быть, даже, источником голоса. я след от гвоздя, какой то дурацкий, барахлящий гудок, который только и может что орать, когда не хрипит. у меня закончились каникулы и мне опять тошно. от всего и собственной несбыточности, несбывшести, от пустоты на том месте, где должна была быть, например, я. от неумения, неуклюжести, угловатости, от того что я во всем истерична, и особенно, в первую, кажется, очередь - в любви. от того что я не понимаю как, я влюблена до ора и я _не знаю_ почему это произошло со мной, не знаю, почему это началось и когда (если/почему/вдруг) это пройдет, сейчас это просто больно жжётся и всё, никаких бенефитов; а еще я не перестаю любить своего королевича, и когда он зовёт меня я не могу не обернуться и стать соляной скульптурой там, где стояла - ни туда ни сюда; и я нежно лелею, вот уже сколько лет лелеяла, дивный акт мифотворчества, представленный мне в одном человеке, о, слишком наглядно представленный. я всю свою силу собрала чтоб смотреть на него как на миф и у меня получилось, и теперь, зато, я вообще ни в кого не верю, и ни во что, только - из последних сил - в мифотворчество как последнюю соломинку, чтоб не разочароваться насовсем. потому что тогда уж точно всё.
в рамках мифотворчеста я много смеюсь в быту, ношу пёстрые платья, утешаю, так же, наверное, неуклюже, как утешают меня, играю с детьми и работаю, как будто бы я живой человек, а не яма среди степей, как будто не вру, когда говорю, что жить - отличный план. в 17, что ли, лет, я прочтитала свой единственный роман Воннегута и запомнила, во-первых, что он вогнал меня в абсолютный, панический ужас, а во-вторых, что там были два солдата, которым по-череди стирали память (чтоб не шумели) и вот тот, кому еще не, брал второго и обязательно должен был успеть показать ему, где спрятан дневник с их общими воспоминаниями и планами, что-то такое. меня именно это заворожило - успеть показать дневник. потому что если один из них один раз не успеет то всё. всё.
да, моя золотая звезда, раз за разом мы тонем по очереди и я сейчас покажу тебе все, что вижу отсюда, что успею показать, пока сама не ушла под воду целиком, а потом у меня еще будет маленький миг, чтоб успеть понадеяться, что теперь ты меня вытащишь, и ткнёшь носом в наш общий дневник, и покажешь дорогу на сушу. и когда мир милостив ко мне, тогда мне не достает времени успеть разглядеть тебя и понять, что нет у тебя сил, что ты никогда не достанешь меня из-под воды, и успеть отчаяться и испугаться. но мир не всегда милостив. кажется, так я и научилась не бояться. либо нечего, либо поздно, говорила я, и когда я доверяю (потому что опций, на самом деле, нет), тогда бояться точно поздно.
вот я щебечу и говорю о любви и переливаюсь всеми цветами, чтобы выманить его на свет. и я не успею узнать, сработало или нет, потому что теперь я тону, потому что, пока махала руками, я оступилась и падаю спиной вперед, головой вниз и больше никого и ничего не вижу и могу только тщиться успеть, извернуться и увидеть, или представить, что он выкарабкивается где-то там уже бесконечно далеко. и падать себе дальше уже не имея ничего общего ни с ним, ни с той, которая ему щебетала. и кто-то (другой) неожиданно ловит меня и утешает меня, и говорит эти странные слова, которые, кажется, когда то имели смысл, а я отталкиваю его и ору.
(и выкараюкиваюсь, а он падает и дай то бог, чтобы кто-то его поймал)
я очень злая, очень поломанная сейчас, и сейчас мне кажется, что любовь - это про то чтоб не дать утонуть, (не потерять _для всех_ тайник с дневником/ не допустить чтоб никто не запомнил и мог рассказать) и едва ли один человек может сделать другому больше. едва ли он может сделать и это, но без мифотворчества я сейчас совсем пропаду, оставим мне его. в таких условиях количество любимых не то чтобы не важно (если вас только двое, может быть, вам спокойнее или надежнее или удобнее; если вас больше - кажется, это то, что я внутри себя называла любовью ко многим людям (даже иногда полиаморией) скорее, более наглядно иллюстрирует то, как я (оказывается) представляю - зачем нужны люди. вытаскивать друг друга обратно, всё.