ноль
Мне почти 25 и у меня нет детей, мужа, дома, денег, работы, еды и зимнего пальто. Вау.
У меня есть мастерская, настоящие, действительно настоящие друзья, инициатический опыт, путешествия, которые научили меня всему, о чем я просила, проекты, которыми я по-настоящему горжусь, золотая, почти-сбывшаяся мечта уровня чуда, и очень, невероятно много любви. У меня есть опыт настоящего страха, боли, разрушения, созидания, счастья и бесстрашия. Я сознательно оказалась там, где я оказалась сейчас и горжусь этим. Лучший из моих домов я променяла на сумасшедший концентрат любви и смерти, свою замечательную работу - на дела и проекты, которые действительно была задумана делать, стабильное пропитание - на невероятные приключения и ужины в отличной компании, свою почти-семейную жизнь - на утверждение права принадлежать только себе и любить больше и сильнее, чем регламентировано, а зимнего пальто у меня и не было никогда.
Кажется, уже давно переставшая (для меня) быть линейной сетка причин и следствий вообще лишена свойства последовательности. Нечто происходит из-за того, что давеча случилось это, а потом окажется то, и потому что прямо сейчас там-так. Я училась крутить огненные пои в 16 лет, потому что болталась с бродячим цирком по Ирландии в 21, носила цветастые юбки в 14, потому что меня взяли к себе индийские ахори в 22, ходила в байдарочные походы в 14, потому что строила мастерскую месяц назад, учила французский в школе, потому что пела марсельезу в 24, на темной ночной дороге между Котором и Перастом, видела Котор с горы, потому что он снился мне, потому что я вернулась туда, боялась в детстве всего на свете, потому что не сейчас почти совсем не боюсь, я оказалась здесь, чтобы делать все это тогда, чтобы сделать еще лучше потом.
Я так боялась терять, и так искренне наслаждаюсь тем, что вроде бы теряю, и тем, что на самом деле я ничего не могу потерять. то есть не могу потерять то неформулироемое единственное, что имеет значение. Все, что нужно, всегда при мне.
Год назад я жила в той огромной гулкой квартире на китай-городе, готовила чертовы ужины, носила брекеты, бездельничала и боялась смерти. За год я переехала вместе со всеми вещами, то есть грузовиками, коробками, заворачиванием бокалов и развешиванием штор, четыре раза, а без вещей, то есть взяв самое необходимое и живя где-нибудь дольше трех недель - еще пять раз. я научилась ценить вещи и не дорожить хламом. Рабочий ноутбук, блокнот и хорошая обувь. Все. Я бросила вообще все, сняла брекеты, подружилась со своим телом, разобралась с тем, что действительно важно, пережила чувств качества и амплитуды больше, чем когда-либо до, выучилась искусству, конструкции и деконструкции образов, мифотворчеству и искренности, спасала людей, была спасена, любила и была любима, так, как никогда раньше, сделала проекты, которые могла сделать только будучи таковой, только в таких условиях, и это хорошие проекты, прыгала вниз головой в море, бездну, новую жизнь, дошла до нуля, шагнула за него и вернулась. Последнее время я живу в остановившем заводе, который в любой момент могут снести, в мастерской, из которой меня в любой момент могут выставить, ем, когда меня кормят, работаю больше и лучше чем когда-либо и вообще мало чего боюсь.
Меня окружают люди завораживающей глубины, и я каким-то чудом достойна видеть лучшее, живейшее, что в них есть, они показывают это мне и смотреть можно бесконечно. Я так люблю людей. Самые закрытые, бронебойные ребята оказываются нежнейшими, львиными сердцами. Человек, отвративший меня враньем и страхом, и действительно полный их, успел научить меня видеть правду и не бояться. Действительно научил ведь, по-настоящему. Человек, пытающийся (сознательно ли - не ли) заставить меня вообще перестать чувствовать, научил на своем примере величайшей нежности, сильнее вообще любой смерти. Человек, изменяющий декларируемым принципам, подстилающийся, грубый и невнимательный, научил меня скрупулезно работать, быть честной с собой и игнорировать авторитеты. Человек, не признающий мира кроме себя, авторитарный и дикий, научил меня великодушию, аскезе и целительству. Случайный прохожий турист, загородивший мне закат, чтоб его сфотографировать, оказался лучшим из живых мне знакомых художников и научил играть, всегда, во все. Бестактный мальчишка, простой и вообще ничем не обремененный, научил филигранно чувствовать, улавливать и реагировать на эмоции, улыбаться самым сердцем, делать большие дела, следить за собой, смеяться над собой и плясать под любые звуки. Человек, сомневающийся в божьем милосердии и спасении для всех, спас ту самую часть меня, когда я вернулась в москву разорванная в клочья, напоровшись на настоящее разочарование, почти без души, в ледяное никуда, и была встречена, прямо с самолета, и оказалась не просто в тепле и безопасности, но еще и там, где меня, и вообще всех каким то удивительным образом понимают лучше, чем они сами, на уровне глубочайшего внимания, в хрустальном раю для таких вот бродяжек, отогреть, накормить, обнять, рассказать о тебе, что там с тобой на самом деле происходит и отправить дальше. Тот факт, что я действительно понята вся, целиком, именно я, а не идеи обо мне, принята и любима, во сто крат ценнее крыши с едой, которая мне тоже тогда досталась. Именно эти первые полтора московских месяца дали мне на самом деле сил пережить все случившееся, встать, успокоиться и начаться заново. Черт его знает, как бы иначе я выкарабкалась. Спасение души во-первых, возможно одним человеком для другого и во вторых есть прямо здесь.
Они бесценны, и как же я до слез счастлива оказаться среди них, встречать их, видеть, как они светят, и пусть себе ведут себя как хотят, потому что я знаю, какие они изначально. Я вижу это прямо сейчас. Это стоит вообще всего.
Настоящая жизнь происходит прямо со мной, прямо сейчас. Я только очень мерзну с тех пор, как оказалась в Москве, как-то неестественно сильно мерзну каждый день, и точно знаю, что зимовать надо не здесь, но может быть все решается зимним пальто. Когда становится совсем холодно, или когда в этот день или пару дней не случается еды, или когда работа перестает получаться, или когда не хватает денег на метро и я собираю их по дороге, я почти плачу, потому что так не должно быть всегда, ни с кем. но во-первых, ни за что ни за что я не отмотаю обратно и во-вторых, так точно не будет всегда. Сейчас - так, это закономерно и это очень круто. Это, на самом деле, значит, что я все делаю правильно. Моя упоительная жизнь складывается так, как я решила и я горжусь ей. Мир пульсирует и сияет, любви вокруг меня хватило бы на всю эту планету, и в этой всепожирающей нежности я стою таким Яромиром Хладиком перед выстрелившими солдатами, и сочиняю свою идеальную историю. Со стороны кажется, просто стою.
У меня есть мастерская, настоящие, действительно настоящие друзья, инициатический опыт, путешествия, которые научили меня всему, о чем я просила, проекты, которыми я по-настоящему горжусь, золотая, почти-сбывшаяся мечта уровня чуда, и очень, невероятно много любви. У меня есть опыт настоящего страха, боли, разрушения, созидания, счастья и бесстрашия. Я сознательно оказалась там, где я оказалась сейчас и горжусь этим. Лучший из моих домов я променяла на сумасшедший концентрат любви и смерти, свою замечательную работу - на дела и проекты, которые действительно была задумана делать, стабильное пропитание - на невероятные приключения и ужины в отличной компании, свою почти-семейную жизнь - на утверждение права принадлежать только себе и любить больше и сильнее, чем регламентировано, а зимнего пальто у меня и не было никогда.
Кажется, уже давно переставшая (для меня) быть линейной сетка причин и следствий вообще лишена свойства последовательности. Нечто происходит из-за того, что давеча случилось это, а потом окажется то, и потому что прямо сейчас там-так. Я училась крутить огненные пои в 16 лет, потому что болталась с бродячим цирком по Ирландии в 21, носила цветастые юбки в 14, потому что меня взяли к себе индийские ахори в 22, ходила в байдарочные походы в 14, потому что строила мастерскую месяц назад, учила французский в школе, потому что пела марсельезу в 24, на темной ночной дороге между Котором и Перастом, видела Котор с горы, потому что он снился мне, потому что я вернулась туда, боялась в детстве всего на свете, потому что не сейчас почти совсем не боюсь, я оказалась здесь, чтобы делать все это тогда, чтобы сделать еще лучше потом.
Я так боялась терять, и так искренне наслаждаюсь тем, что вроде бы теряю, и тем, что на самом деле я ничего не могу потерять. то есть не могу потерять то неформулироемое единственное, что имеет значение. Все, что нужно, всегда при мне.
Год назад я жила в той огромной гулкой квартире на китай-городе, готовила чертовы ужины, носила брекеты, бездельничала и боялась смерти. За год я переехала вместе со всеми вещами, то есть грузовиками, коробками, заворачиванием бокалов и развешиванием штор, четыре раза, а без вещей, то есть взяв самое необходимое и живя где-нибудь дольше трех недель - еще пять раз. я научилась ценить вещи и не дорожить хламом. Рабочий ноутбук, блокнот и хорошая обувь. Все. Я бросила вообще все, сняла брекеты, подружилась со своим телом, разобралась с тем, что действительно важно, пережила чувств качества и амплитуды больше, чем когда-либо до, выучилась искусству, конструкции и деконструкции образов, мифотворчеству и искренности, спасала людей, была спасена, любила и была любима, так, как никогда раньше, сделала проекты, которые могла сделать только будучи таковой, только в таких условиях, и это хорошие проекты, прыгала вниз головой в море, бездну, новую жизнь, дошла до нуля, шагнула за него и вернулась. Последнее время я живу в остановившем заводе, который в любой момент могут снести, в мастерской, из которой меня в любой момент могут выставить, ем, когда меня кормят, работаю больше и лучше чем когда-либо и вообще мало чего боюсь.
Меня окружают люди завораживающей глубины, и я каким-то чудом достойна видеть лучшее, живейшее, что в них есть, они показывают это мне и смотреть можно бесконечно. Я так люблю людей. Самые закрытые, бронебойные ребята оказываются нежнейшими, львиными сердцами. Человек, отвративший меня враньем и страхом, и действительно полный их, успел научить меня видеть правду и не бояться. Действительно научил ведь, по-настоящему. Человек, пытающийся (сознательно ли - не ли) заставить меня вообще перестать чувствовать, научил на своем примере величайшей нежности, сильнее вообще любой смерти. Человек, изменяющий декларируемым принципам, подстилающийся, грубый и невнимательный, научил меня скрупулезно работать, быть честной с собой и игнорировать авторитеты. Человек, не признающий мира кроме себя, авторитарный и дикий, научил меня великодушию, аскезе и целительству. Случайный прохожий турист, загородивший мне закат, чтоб его сфотографировать, оказался лучшим из живых мне знакомых художников и научил играть, всегда, во все. Бестактный мальчишка, простой и вообще ничем не обремененный, научил филигранно чувствовать, улавливать и реагировать на эмоции, улыбаться самым сердцем, делать большие дела, следить за собой, смеяться над собой и плясать под любые звуки. Человек, сомневающийся в божьем милосердии и спасении для всех, спас ту самую часть меня, когда я вернулась в москву разорванная в клочья, напоровшись на настоящее разочарование, почти без души, в ледяное никуда, и была встречена, прямо с самолета, и оказалась не просто в тепле и безопасности, но еще и там, где меня, и вообще всех каким то удивительным образом понимают лучше, чем они сами, на уровне глубочайшего внимания, в хрустальном раю для таких вот бродяжек, отогреть, накормить, обнять, рассказать о тебе, что там с тобой на самом деле происходит и отправить дальше. Тот факт, что я действительно понята вся, целиком, именно я, а не идеи обо мне, принята и любима, во сто крат ценнее крыши с едой, которая мне тоже тогда досталась. Именно эти первые полтора московских месяца дали мне на самом деле сил пережить все случившееся, встать, успокоиться и начаться заново. Черт его знает, как бы иначе я выкарабкалась. Спасение души во-первых, возможно одним человеком для другого и во вторых есть прямо здесь.
Они бесценны, и как же я до слез счастлива оказаться среди них, встречать их, видеть, как они светят, и пусть себе ведут себя как хотят, потому что я знаю, какие они изначально. Я вижу это прямо сейчас. Это стоит вообще всего.
Настоящая жизнь происходит прямо со мной, прямо сейчас. Я только очень мерзну с тех пор, как оказалась в Москве, как-то неестественно сильно мерзну каждый день, и точно знаю, что зимовать надо не здесь, но может быть все решается зимним пальто. Когда становится совсем холодно, или когда в этот день или пару дней не случается еды, или когда работа перестает получаться, или когда не хватает денег на метро и я собираю их по дороге, я почти плачу, потому что так не должно быть всегда, ни с кем. но во-первых, ни за что ни за что я не отмотаю обратно и во-вторых, так точно не будет всегда. Сейчас - так, это закономерно и это очень круто. Это, на самом деле, значит, что я все делаю правильно. Моя упоительная жизнь складывается так, как я решила и я горжусь ей. Мир пульсирует и сияет, любви вокруг меня хватило бы на всю эту планету, и в этой всепожирающей нежности я стою таким Яромиром Хладиком перед выстрелившими солдатами, и сочиняю свою идеальную историю. Со стороны кажется, просто стою.