А.В.Слёзкин
Два ранних произведения В.А.Покровского (церковь на Шлиссельбургских пороховых заводах и проект церкви в Кашине) и их архитектурный контекст
Опубликовано: Архитектурное наследство. Вып. 55. М., 2011. С. 282-305.
Окончание статьи. Часть 5
Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 Н.В. Васильев. Проект храма-памятника 300-летия Дома Романовых в Петербурге. 1910. Вариант
Разнообразные влияния, идущие от произведений В.А. Покровского, прослеживаются в выполненном Н.В. Васильевым в 1910 году в двух вариантах проекте храма-памятника 300-летия Дома Романовых в Петербурге (Федоровского собора)
[i]. Подобный монастырю-крепости «храм-град» имеет сложную коллажную композицию, разобраться в которой без плана непросто. Трехпрестольный храм на высоком подклете соединен с восточной стороны с корпусом подворья, и пять его апсид выходят во внутренний двор, в который с северной стороны ведут арочные ворота с решеткой. Собственно храм завершен тремя высотными объемами. В первом варианте, представленном чертежами фасадов и получившем первую премию, шатром завершается только центральный объем, а боковые (северный и южный приделы) имеют высокие ступенчатые кровли с коньком по оси запад-восток, на которые поставлено по пять декоративных главок.
Во втором варианте, представленном в публикации
[ii] перспективным изображением в северо-западном ракурсе, храм завершается тремя шатрами, вырастающими прямо из четверика, без перехода. Пропорционально и силуэтно эта группа из трех грузных шатров однозначно соотносится с проектом Покровского и Мунца для Кашина. Повторена даже форма боковых куполов - ребристых, закрученных по спирали, как у приделов храма Василия Блаженного. В плановом отношении храм неожиданно оказывается близким к памятникам годуновского времени. Если у Покровского и Мунца внутреннее пространство храма единое, то у васильева оно расчленено пилонами, образующими «внутренний восьмерик». Дополнительные квадратные столбы поддерживают крестовые своды приделов. Налицо стремление автора к архаизации интерьера и театральному гротеску внешней архитектуры.
В композицию храма включены башни-звонницы над западным притвором, трактованным как вход в крепость (прорисовка завершений башен и деталей в двух вариантах разная). Корпус подворья с южной стороны примыкает к храму непосредственно, а с северной соединяется с ним надвратным переходом. Верхняя часть корпуса имеет деревянную надстройку с кубоватым навершием над северо-восточным углом с помещением трапезной. Решение этой башни, а также «крепостные стены» бойницами и зубцами, переходы, придающие храму с подворьем вид, несколько напоминающий деревянный царский дворец в Коломенском, характер оконных наличников, контрастными пятнами выделяющимися на фоне гладких стен, Васильев позаимствовал из еще одного нереализованного, но очень важного для истории неорусского стиля проекта Покровского - Военно-исторического музея в Петербурге (1907). Следует отметить, что у Покровского в проекте музея, несмотря на явную и намеренную «разноголосицу» элементов, все же нет такой высокой степени гротеска. Утрированные Васильевым формы первоисточников усиливают в проекте Федоровского собора модерновое начало и приближают его по характеру стилизации и образному решению к Ярославскому вокзалу Шехтеля. Комплекс музея Покровского не пытается казаться городком - он им является. Храм Васильева, так же, как и ярославский вокзал, компактная, но преувеличенно монументальная постройка, визуально кажущаяся сложнее, чем на самом деле.
Еще один, более органичный проект Н.В. Васильева в жанре церковной архитектуры относится к тому же времени и тоже отталкивается от проекта церкви в Кашине, впрочем, уже от первого его варианта. Проект подворья Калязинского Александро-Невского монастыря в Петербурге, опубликованный в «Зодчем» в 1910 году, относится к числу превосходных произведений графики Васильева
[iii]. Храм имеет почти скульптурный характер. Низкому, распластанному основанию здания противопоставлены динамичные вертикали его завершений. Основной объем трехпрестольного храма увенчан поставленными по оси север - юг тремя главами на ярусах кокошников. Влияние проекта Покровского и Мунца проявилось не только в форме глав и оконных проемов, но и в плане храма, близком к квадрату. Васильев усложнил композицию введением высокой звонницы на юго-западном углу и часовни на северо-западном и гротескно изменил пропорции. Вместо двух ярусов кокошников в основании центральной главы кашинской церкви Покровского у Васильева их четыре, и благодаря вытянутым пропорциям они воспринимаются как подобие шатра, а заостренные очертания куполов зрительно их продолжают. Таким образом, Васильев еще откровеннее стирает грани между четко обозначенными в истории архитектуры формами.
Тем же 1910 годом датирован нереализованный из-за бюрократических проволочек проект Георгиевской церкви Моцкого погоста в Гдовском уезде А.П. Аплаксина, ориентированный уже на проект Калязинского подворья и утративший непосредственную «связь» с проектом Покровского и Мунца
[iv]. Пятиглавый храм с острыми щипцовыми фронтонами ломаных очертаний должен был быть увенчан удивительно вытянутыми куполами, напоминающими по форме застывшее пламя свечи, или же стилизованные воинские шлемы. Этот пример показывает, как стилистика, заданная в проектах Покровского, трансформировалась в гротескном ключе и отдалялась от первоисточника при сохранении «северной» образности. В данный ряд можно поставить интереснейшую Введенскую церковь в селе Пёт Рязанской области (1912-1913), также с заостренными куполами, а кроме того, с двухъярусной апсидой и очень радикально стилизованными лопастями на фасадах с щипцовыми завершениями.
Еще один храм со сходным силуэтом - церковь Алексия митрополита в Тайцах под Петербургом (1913-1921, И.В. Экскузович) может быть соотнесен с обоими вариантами проекта церкви в Кашине благодаря трехглавию по оси север - юг и композициям из строенных окон между контрфорсами на боковых фасадах.
Интересно, что петербургское подворье Калязинского монастыря в итоге начало строиться в 1912 г. по проекту известного исследователя северного зодчества Д.В. Милеева
[v]. Одноглавый храм с главой, отсылающей к церкви Спаса на Нередице, с запада должен был иметь звонницу, завершенную тройным щипцом с крестами, восходящую, несомненно, ко второму варианту проекта церкви в Кашине, а на западной ее стене помещалась контррельефная композиция с силуэтом храма, близкая аналогичной на пилоне ограды церкви на пороховых заводах.
Заимствования на уровне отдельных «подсмотренных» элементов или решений из рассматриваемых проектов Покровского обнаруживаются и во многих памятниках, уровень архитектуры которых откровенно невысок. Лопасти с обрывающимися лопатками присутствуют на фасадах маленькой церкви иконы Богоматери «Нечаянная радость» в подмосковном Деденеве (1910-1911, М.Д. Холмогоров)
[vi], Казанской церкви в пос. Малая Ковшовка (Сусанино) Ленинградской области (1908-1910, Б.Н. Басин)
[vii], старообрядческой церкви Димитрия Солунского в Льгове Курской области
[viii].
Нетрудно заметить, что роль, которую сыграли в развитии иконографии храмостроения неорусского стиля церковь на Шлиссельбургских пороховых заводах и проект церкви в Кашине, принципиально отличается от роли пархомовской церкви. Последняя стала источником вполне конкретных цитат и подражаний на образном и декоративном уровне, но ее базиликальная структура не была воспринята вовсе, а разнообразные аллюзии композиции и форм понимались не во всей полноте. В линии, выстраивающейся от нее, мы не найдем работ крупных мастеров, за исключением И.Е. Бондаренко, но спроектированная им старообрядческая церковь в Малом Гавриковом переулке в Москве включена в эту линию весьма условно.
Влияние Петропавловской церкви и проекта церкви в Кашине оказалось более опосредованным. Возможно, это произошло по причине их большей структурной традиционности, компактности, свойственной большинству знаменитых древнерусских храмов. Заимствование из этих работ даже в очевидных случаях, как правило, нельзя назвать прямолинейным - оно более свободное и интересное в творческом отношении. Наличие среди последователей Покровского таких одаренных зодчих, как Н.В. Васильев, А.П. Аплаксин, Г.Д. Гримм, Д.А. Крыжановский выводит всю эту группу произведений на качественно более высокий уровень. И здесь важно то, что предложенные Покровским композиции, формы и детали органично встраивались в собственные принципы перечисленных мастеров. Поэтому без труда узнается и рука Васильева, и рука Аплаксина.
«Концентрированность» архитектуры ранних работ Покровского позволяла развивать заложенный в них потенциал в разных, зачастую концептуально противоположных направлениях. Отталкиваясь от некоторых его находок, А.В. Щусев пошел по пути усиления архаизации, рукотворности и более ретроспективной стилизации прототипов. В свою очередь к творчеству Щусева в общих чертах примыкают многочисленные постройки и проекты с доминированием новгородско-псковских мотивов. Однако Щусев - мастер той степени самостоятельности, что «выводить» его ярко индивидуальные творческие принципы из нескольких работ Покровского ни в коем случае нельзя. Тем более далеки от принципов Покровского ретроспективисты, идущие вслед за Щусевым. Наоборот, ряды рассмотренных произведений, за исключением некоторых, образуют цельную группу, непосредственно примыкающую к ранним работам Покровского. Образный строй их правильнее всего будет назвать северным, северорусским. Новгородско-псковские, как и всякие другие, аллюзии в них минимизированы, а гротеск заметно усилен, иногда почти до авангардности, как в Алексеевской церкви Г.Д. Гримма. Гипертрофированная монументальность и геометрическая обостренность сближают эту группу произведений с северным модерном, что легко объясняется и природно-географическими, и историко-культурными факторами. Многие петербургские архитекторы работали в этом стиле, и характерно присутствие в их числе Н.В. Васильева, стиравшего в своем творчестве грань, с одной стороны, между северным модерном и неорусским стилем, с другой - между северным модерном и неоклассицизмом.
Очевидно, что стилизации, гротескно и подчеркнуто свободно интерпретирующие северные мотивы в целом, и стилизации, по-ретроспективистски прямолинейно воскрешающие новгородско-псковские формы, концептуально друг от друга далеки (в качестве примеров такой поляризации можно назвать ту же Алексеевскую церковь Гримма и храм-усыпальницу в Осташеве М.М. Перетятковича). В совокупности с большим количеством построек и проектов, наделенных признаками «северной эстетики» это дает основания для выделения внутри всего храмостроения неорусского стиля особой «северной линии», генетически связанной с рассмотренными произведениями В.А.Покровского, несмотря на то, что из их круга к ней может быть отнесена лишь Петропавловская церковь на пороховых заводах.
"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:
AR-SA">[i] Зодчий. 1910. Табл. 34 - 36.
"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:
AR-SA">[ii] Там же.
"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:
AR-SA">[iii] Зодчий. 1910. Табл. 60.
"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:
AR-SA">[iv] ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 30. Д. 26. Опубл. в ст.: Слезкин А.В. Произведения архитектора А.П. Аплаксина... С. 370 - 371.
"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:
AR-SA">[v] Антонов В.В., Кобак А.В. Святыни Санкт-Петербурга. СПб., 2003. С. 308 - 309. Не закончена. Снесена в 1925 г.
"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:
AR-SA">[vi] Памятники архитектуры Московской области. Вып. 1. М., 1998. С. 166. Первоначальное завершение не сохранилось.
"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:
AR-SA">[vii] Земля Невская Православная. Краткий церковно-исторический справочник. СПб., 2006. С. 54. Первоначальное завершение не сохранилось.
"Times New Roman";mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:
AR-SA">[viii] Датировка и авторство не установлены. Первоначальное завершение не сохранилось.