Медицинская этика в онкологическом состоянии
Почти неделю лежу в больнице. Попал с диагнозом двухсторонняя пневмония. Знаете, как это бывает: температуришь себе потихоньку, занимаешься самолечением, а градусы растут и в какой-то момент перестают поддаваться действию ацетилсалициловой кислоты. Жар охватывает все тело, подбираясь к отметке 40, и только тогда ты вызываешь врачей.
ЗИП - это городская больница скорой помощи, куда привозят всех без разбору: с документами или без. Если без документов, то записываю как бомжа. Ремонта тут, кажется, отродясь не было. Кафель в палатах наполовину разбит, штукатурка осыпается, тараканы бегают из угла в угол, кружек в столовой нет. Из-за наплыва пациентов, многие больные лежат в коридоре, ожидая своей очереди заехать в "палаты". При всех недостатках лечат неплохо, а вот с диагностикой и врачебной этикой совсем беда.
Как я уже сказал, привезли меня с пневмонией, но на следующий день, после осмотра многочисленными докторами, ко мне подошла главврач терапевтического отделения Кузнецова Марина Никифоровна, и косясь на рентгеновский снимок, сказала, что не нравится ей большое пятно на легком. С тем недовольством и ушла. За ней проследовала моя мама. О чем они разговаривали, я узнал уже позже. На тот момент мое состояние было ужасным. В атмосфере тотального разложения в антуражах военного госпиталя, мне начал чудиться у себя чуть ли не онкология. Опухоли так и стояли у меня перед глазами. Я причитал: за что мне такое, мне всего двадцать два, работаю, людям помогаю. Короче, вероятность смерти меня напугала, чего я, честно говоря, от себя не ожидал. Последние два года я только и занимался тем, что выстраивал свое отношение к загробной жизни и Бытию в целом, и, мне казалось, что оно стало истинно буддийским. Да не тут то было. Вернулась мама. Плачет. Говорит, докурился я. Мне еще хуже. Хотелось сбежать куда нибудь, но я был пригвожден к кровати капельницей, которая и не собиралась заканчиваться. Тут у меня совсем истерика разыгралась. Лежал и рыдал себе тихо.
В тот же день сказали, что меня запишут на томографию как в докторе Хаусе. Моего соседа по палате на следующей день после такой процедуры спровадили в онколечебницу. Весело в общем. А потом и вовсе выяснилось, что главврач моей маме сказала, что "тут даже идиоту понятно, что на снимке опухоль". Для меня же эта женщина реальность чуть приукрасила: возможно туберкулез. Тоже, замечательно. Шесть месяцев лечения. Обследование всех людей, с которыми я был в контакте. Упущенный диплом. Даже два. И "стыдная" болезнь, которая под жестким контролем у государства. ("Стыдная", потому что считается, что туберкулезом болеют только алкоголики, наркоманы. проститутки, зэки и бездомные).
В субботу пошел на томографию. Результаты появились лишь в понедельник. Зашла в палату мама, вся в слезах, еле держась на ногах и попросила выйти с ней. В таком состоянии я ее никогда не видел. Последние четыре дня она провела в настоящем аду, готовясь меня чуть ли не хоронить. Стоит мама, плачет, и говорит, все хорошо, и вдруг новая волна рыданий. Все и правда хорошо. Томография ничего не обнаружила. Марина Никифоровна это бросила моей маме, когда встретила ее в коридоре. И пошла дальше, как ни в чем не бывало. Не извинилась за свой ошибочно поставленный "диагноз", ни поддержала. Отнеслась как к швали, у которой давление поднялось и потребовался укол.
Неужели врачам позволяют делать такие вещи? Сомнения в этичности этой дамы у меня возникли, когда она при мне посетовала на пятно и отмахнулась, когда я под своей кроватью обнаружил разбитый градусник. Теперь вот маму чуть до инфаркта не довела, хотя все свои сомнения должна была при себе держать до постановки точного диагноза. Разбираться с этой фифой мама мне не позволила. У нее всегда один ответ: Бог ей судья. А я знал, что наша медицина человечностью не страдает, но не знал что настолько.
ЗИП - это городская больница скорой помощи, куда привозят всех без разбору: с документами или без. Если без документов, то записываю как бомжа. Ремонта тут, кажется, отродясь не было. Кафель в палатах наполовину разбит, штукатурка осыпается, тараканы бегают из угла в угол, кружек в столовой нет. Из-за наплыва пациентов, многие больные лежат в коридоре, ожидая своей очереди заехать в "палаты". При всех недостатках лечат неплохо, а вот с диагностикой и врачебной этикой совсем беда.
Как я уже сказал, привезли меня с пневмонией, но на следующий день, после осмотра многочисленными докторами, ко мне подошла главврач терапевтического отделения Кузнецова Марина Никифоровна, и косясь на рентгеновский снимок, сказала, что не нравится ей большое пятно на легком. С тем недовольством и ушла. За ней проследовала моя мама. О чем они разговаривали, я узнал уже позже. На тот момент мое состояние было ужасным. В атмосфере тотального разложения в антуражах военного госпиталя, мне начал чудиться у себя чуть ли не онкология. Опухоли так и стояли у меня перед глазами. Я причитал: за что мне такое, мне всего двадцать два, работаю, людям помогаю. Короче, вероятность смерти меня напугала, чего я, честно говоря, от себя не ожидал. Последние два года я только и занимался тем, что выстраивал свое отношение к загробной жизни и Бытию в целом, и, мне казалось, что оно стало истинно буддийским. Да не тут то было. Вернулась мама. Плачет. Говорит, докурился я. Мне еще хуже. Хотелось сбежать куда нибудь, но я был пригвожден к кровати капельницей, которая и не собиралась заканчиваться. Тут у меня совсем истерика разыгралась. Лежал и рыдал себе тихо.
В тот же день сказали, что меня запишут на томографию как в докторе Хаусе. Моего соседа по палате на следующей день после такой процедуры спровадили в онколечебницу. Весело в общем. А потом и вовсе выяснилось, что главврач моей маме сказала, что "тут даже идиоту понятно, что на снимке опухоль". Для меня же эта женщина реальность чуть приукрасила: возможно туберкулез. Тоже, замечательно. Шесть месяцев лечения. Обследование всех людей, с которыми я был в контакте. Упущенный диплом. Даже два. И "стыдная" болезнь, которая под жестким контролем у государства. ("Стыдная", потому что считается, что туберкулезом болеют только алкоголики, наркоманы. проститутки, зэки и бездомные).
В субботу пошел на томографию. Результаты появились лишь в понедельник. Зашла в палату мама, вся в слезах, еле держась на ногах и попросила выйти с ней. В таком состоянии я ее никогда не видел. Последние четыре дня она провела в настоящем аду, готовясь меня чуть ли не хоронить. Стоит мама, плачет, и говорит, все хорошо, и вдруг новая волна рыданий. Все и правда хорошо. Томография ничего не обнаружила. Марина Никифоровна это бросила моей маме, когда встретила ее в коридоре. И пошла дальше, как ни в чем не бывало. Не извинилась за свой ошибочно поставленный "диагноз", ни поддержала. Отнеслась как к швали, у которой давление поднялось и потребовался укол.
Неужели врачам позволяют делать такие вещи? Сомнения в этичности этой дамы у меня возникли, когда она при мне посетовала на пятно и отмахнулась, когда я под своей кроватью обнаружил разбитый градусник. Теперь вот маму чуть до инфаркта не довела, хотя все свои сомнения должна была при себе держать до постановки точного диагноза. Разбираться с этой фифой мама мне не позволила. У нее всегда один ответ: Бог ей судья. А я знал, что наша медицина человечностью не страдает, но не знал что настолько.