Джеймс Хант, очерки о жизни. Часть 4-я - 1976. "Макларен".
Вау, мы дошли до легендарного сезона Формулы-1 - 1976 года! Драма! Трагедия! Катастрофы! Дружба! Скандалы! Оставайтесь с нами. ;)
Текст получился слишком большим, поэтом разбиваю на два поста.
Предыдущие части:
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Распад команды «Хескет» оставил Джеймса без работы в самое неудобное время - за два месяца до начала гоночного сезона. Будучи верен команде, Джеймс не искал никаких вакансий на стороне и теперь оказался в весьма сложной ситуации. Но судьба в очередной раз улыбнулась ему: аккурат накануне сезона Эмерсон Фиттипальди, ведущий пилот команды «Макларен», не продлил контракт и ушёл, чтобы основать собственную команду. «Макларен», оставшись в безвыходной ситуации, позвонили Джеймсу - кроме него, ни одного свободного пилота высшего класса не было.
Казалось, контракт у него в кармане - но Джеймс неожиданно заупрямился. Знаете, почему? Основным спонсором «Макларен» была компания «Мальборо», и по контракту обязывала всех своих пилотов прилично выглядеть на публичных мероприятиях - блейзер, галстук, приличные брюки. Джеймс, увидев это условие, возмутился: «Ни за что! Не буду я надевать блейзер. Нельзя так загонять людей в рамки. Молодому поколению это не нужно. Они не хотят, чтобы все поголовно ходили, как Джеки Стюарт!»
И упёрся намертво. Гонщик, готовый рисковать своим будущим в спорте из-за такой мелочи, как внешний вид? Но для Джеймса это было делом принципа: оставаться верным себе и делать только то, что он хотел делать. И никто не имел права принуждать его к чему-либо! В конце концов друг Джеймса Джон Хоган, занимавший в «Мальборо» не последнее место, уговорил упрямого гонщика подписать контракт, клятвенно пообещав, что никто не будет заставлять его носить блейзеры с галстуками. «Три с половиной года головной боли для компании! - вспоминает Хоган. - Он являлся на приёмы, собрания менеджмента, банкеты, коктейль-вечеринки и прочее в джинсах, потёртой толстовке и иногда босиком. В таком виде пожимал руки важным персонам - и очаровывал их всех».
Контракт был успешно подписан. Но Тедди Майер, директор «Макларен», тогда ещё не знал, какой экземпляр ему достался. Позднее он вспоминал: «В смысле чисто физических способностей Джеймсу не было равных. И того, что сейчас называют талантом, у него было предостаточно. Но время от времени он позволял своим эмоциям вставать на пути у необходимой гонщику дисциплины. Это было на самом деле странно, потому что он обладал аналитическим умом. Он умел отстранённо взглянуть на ситуацию и объективно оценить её, но в то же время очевидно не мог контролировать свои спонтанные эмоциональные реакции. Его вспышки порой ставили всех в неловкое положение и вызывали немало поднятых бровей».
И на первом же Гран-при сезона, в Бразилии, брови Тедди взлетели к самым волосам. Во-первых, вторым пилотом «Макларена» был Йохен Масс, из-за которого Джеймса в своё время уволили из команды «Марч», и Джеймс немедленно ощетинился - и из-за Масса лично, и из-за того, что не привык к конкуренции. Во-вторых, Джеймсу не нравился выданный ему болид McLaren M23 - высокому гонщику было в нём тесно, колени задирались к подбородку. На квалификации на трассе Интерлагос Джеймс постоянно раздражался из-за машины и наконец наорал на Тедди Майера, не сойдясь с ним во мнениях по поводу подготовки машины к гонке. «Он говорит мне: “Так нельзя”. А я сказал, что это я за рулём чёртова болида, прекрасно знаю, что мне нужно, и не позволю себе указывать. Это было в гараже, на виду у всех механиков. Я вышел на трек и первым же кругом заработал первый поул в своей карьере. Я был очень доволен, и ребята, конечно, тоже впечатлились . Им нравились те, кто готов прямо высказывать своё мнение начальству, и я после этого стал для них номером один».
С поула, Джеймс, однако, стартовал осторожно, боясь сжечь сцепление, и некоторое время держал уверенную вторую позицию за Ники Лаудой. В итоге ему пришлось выйти из-за проблем с инжектором, и гонку выиграл Ники, мировой чемпион прошлого года. Однако было ясно, что Джеймс способен заставить с собой считаться. Самого Джеймса тоже грызли подспудные сомнения о том, сможет ли он достойно выступать в такой престижной команде, как «Макларен», но теперь он был вполне уверен в себе. Тедди Майер тоже всё ему простил, убедившись, что, несмотря на все свои особенности, пилот Джеймс хороший.
Алистер Колдуэлл, менеджер команды, поначалу был тоже не слишком высокого мнения о Джеймсе, но после Бразилии это изменилось. «Бедный старина Йохен [Масс] ужасно расстроился, потому что он был номером один, и тут какой-то неизвестный парень явился и его подвинул. Но хоть ты у себя на лбу номер один нарисуй, хоть напиши на всём теле, это не считается. Если ты второй по скорости, ты будешь вторым, и точка. Так всегда во всех командах, даже самых профессиональных. <…> Джеймс немедленно показал себя очень быстрым, и мы все были счастливы до соплей. Механикам тоже нравилось работать с таким эксцентриком. Мне кажется, Джеймс специально поддерживал такой имидж - ходил в неконвенционном виде, совершал всякие сумасбродные выходки, обеспечивал себе имя в прессе и всё такое. Но это привлекало внимание к команде, а всем нравится работать на кого-то известного».
В этом Колдуэлл, вероятно, ошибался - Джеймс никогда не культивировал вокруг себя шумиху сознательно. Он просто был тем, кем был, и внимание к себе привлекал по факту своего существования. А уж когда его жена Сюзи завела роман со знаменитым актёром Ричардом Бёртоном, журналисты накинулись на Джеймса и команду «Макларен», как коршуны.
Друзья пригласили Джеймса и Сюзи провести праздничную рождественскую неделю на швейцарском горном курорте, и Джеймс охотно принял приглашение, желая вывести Сюзи «в свет» и познакомить с новыми людьми. Оставив её там, он улетел на Гран-при в Бразилию, а когда вернулся домой в Испанию, Сюзи позвонила ему и сказала, что останется в Швейцарии ещё на какое-то время, ей там нравится. Джеймс отпустил её с лёгким сердцем, а сам полетел на следующее Гран-при в Кьялами, Южная Африка, где нашёл себе очередное увлечение в лице португальской красавицы-модели Кармен Жарден. Их роман, правда, был недолог, и Кармен говорила: «Вряд ли хоть какая-нибудь женщина сможет оторвать Джеймса от его машины. Когда он свободен, с ним очень хорошо, но попробуйте его удержать! Это невозможно».
В Кьялами орды журналистов осаждали Джеймса, желая узнать, как он относится к роману своей жены с Ричардом Бёртоном, с которым она познакомилась в Швейцарии, а потом отправилась к нему в Нью-Йорк. Для Джеймса это не было новостью - Сюзи звонила ему и спрашивала, не будет ли он возражать, если она слетает к Бёртону в Нью-Йорк («Я сказал ей - конечно, давай, вперёд и с песней, в общем, что-то в таком духе, и она улетела»). Джеймс этому даже обрадовался, потому что искренне желал Сюзи счастья, но на публике был осторожен в высказываниях и отговаривался тем, что в данный момент для него важнее всего сконцентрироваться на гонке.
Пребывавший в приподнятом настроении Джеймс квалифицировался в Южной Африке на поул-позиции, а в гонке пришёл вторым следом за своим другом Ники Лаудой из «Феррари». Джеймс и Ники радостно поздравляли друг друга, но больше всех радовалась команда «Макларен», осыпая своего нового пилота сердечными поздравлениями. Теперь они были окончательно уверены, что Джеймс окажется ничуть не хуже, а то и лучше покинувшего их Фиттипальди.
В середине марта Джеймс блестяще выиграл Гонку Чемпионов на Брэндс-Хэтч, но журналистов и в этот раз больше интересовали его семейные дела, тем более что после гонки Джеймс собирался лететь на Гран-при в США и планировал встретиться в Нью-Йорке с Сюзи. На другом конце Атлантики, в аэропорту Кеннеди, «мистера Сюзи Хант» встречала толпа человек в 200, но ему окончательно надоело назойливое внимание к его личной жизни, о чём он заявил прямо: «О гонках я готов говорить весь день, но обсуждать свои семейные дела не намерен». Пресса окончательно пришла в недоумение, когда Джеймс после встречи с Сюзи лично отвёз её в отель к Бёртону, но при этом они нежно обнялись и расцеловались на прощание.
На городской трассе в Лонг-Бич Джеймс квалифицировался третьим и встал за «Тирреллом» француза Патрика Депайе и «Феррари» Клэя Регаццони. Джеймс поначалу обошёл Депайе, но из-за небольшой технической проблемы снова отстал. На третьем круге француз слегка задел барьер и принялся по внешней дуге заходить на поворот. Джеймс немедленно воспользовался открывшейся возможностью и попытался обойти его по внутренней, но тут «Тиррелл» сдвинулся вбок и буквально выпихнул «Макларен» к барьеру. Взбешённый Джеймс, чьё лицо сравнялось по цвету с красным комбинезоном, выскочил из машины, выбежал прямо на трек и всякий раз, когда Депайе проезжал мимо, потрясал в его сторону кулаком и выкрикивал ругательства. Даже через два часа, когда гонка завершилась, Джеймс не успокоился. На пресс-конференции после гонки он разразился бурной тирадой в адрес недоумевающего Депайе, которому потребовался переводчик для того, чтобы оценить экспансивную англосаксонскую речь во всей красе. «Это была чудовищная глупость! - бушевал Джеймс. - Я поравнялся с тобой, и ты меня видел, но ты придвинулся и просто выпихнул меня с дороги! Ты облажался на том повороте, а когда лажаешь, то первое, что надо делать - смотреть, где в этот момент находятся другие! Сначала научись водить машину, чёрт тебя дери!»
Депайе оправдывался тем, что отвлёкся на проблемы с тормозами и не заметил Джеймса. Он очень извинялся, но праведный гнев Джеймса это не смягчило. Он возмущённо вылетел из комнаты, бормоча что-то про «психованных лягушатников». Тем временем механики привели его «Макларен» на пит-стоп, и единственным повреждением оказалась слегка помятая передняя часть. Многие считали, что если бы Джеймс не дал волю своему гневу, то вполне мог бы вернуться на трассу и продолжить гонку. Позднее Джеймс признавал, что с его стороны это было ошибочное решение, но по-прежнему считал, что Депайе заслужил обрушенную на него гневную отповедь.
Парадоксальным образом (впрочем, для Джеймса такие выверты были совершенно нормальным явлением) инцидент в Лонг-Бич позволил Джеймсу лучше разобраться в себе. Он понял, что для того, чтобы показывать наилучший результат, ему необходимо как можно сильнее заводиться перед гонкой. Он намеренно начинал себя накручивать уже в среду, чтобы к воскресенью дойти до той кондиции, когда его тошнило перед стартом. Меньше считалось недостаточным. «Я очень нервничаю, но нервничать нужно до определённой степени. Я дошёл до той стадии, когда могу это контролировать. Если я нервничаю недостаточно, то специально начинаю думать о гонке, но если нервное напряжение слишком сильное, я останавливаюсь. Для этого требуется много ментальных усилий, много концентрации и внутренних размышлений. Когда ты за рулём , необходимо полностью контролировать свои эмоции. Чистая практическая работа. Иначе это становится опасным».
Алистер Колдуэлл вспоминал, что никогда не видел более нервного пилота, чем Джеймс. Перед стартом он «ходил туда-сюда по гаражу, курил сигареты одну за одной, надевал и снимал шлем, и почти каждый раз его тошнило». Ещё хуже было, когда болид выводили на стартовую решётку, и Джеймс залезал в кокпит. Его колотило так, что машина буквально тряслась. И, разумеется, при таком настрое, если вдруг выйти из гонки, гуляющий в крови адреналин срочно требовалось куда-то выплеснуть, так что Джеймсу в таких ситуациях лучше было не попадаться под руку.
В апреле Джеймс завоевал блестящую победу в соревновании «Международный трофей Грэма Хилла» на Сильверстоуне. Победа имени Грэма Хилла, английского гонщика, двукратного чемпиона мира, сделала Джеймса британским национальным героем. В немалой степени этому способствовал и его имидж бунтаря, ловеласа, выпускника частной школы, в общем, суперзвезды, как его метко прозвал лорд Хескет.
После Сильверстоуна Джеймс улетел домой в Марбелью, чтобы наконец уладить все дела с Сюзи. Они мило и по-дружески поговорили, Сюзи сообщила Джеймсу, что они с Ричардом Бёртоном намерены пожениться, и она хотела бы получить развод. Джеймс немедленно согласился и добавил, что всегда поможет ей и поддержит, если вдруг будет нужно. Они быстро оформили развод, и Сюзи вышла замуж за Бёртона, с которым прожила несколько лет. А Джеймс вернулся к своим изматывающим физическим тренировкам перед гонками, разгульным вечеринкам и соревнованиям.
Джеймс, Сюзи и Ричард Бёртон, встретившиеся несколько лет спустя.
Четвёртой гонкой сезона было Гран-при Испании на трассе Харама под Мадридом. Главным соперником Джеймса, как всегда с прошлого года, был Ники Лауда на своём «Феррари», но Ники недавно сломал два ребра, и болезненная травма могла плохо повлиять на его выступление. По итогам квалификации Джеймс опередил Ники и занял поул-позицию, его товарищ по команде Йохен Масс стал третьим, и «Феррари» Ники оказался между двумя «Макларенами». Лауда вёл гонку 31 круг, потом начал уставать, и Джеймс вырвался вперёд. Йохен Масс также опередил Ники, и одно время казалось, что и первое, и второе места достанутся «Макларенам», но потом у Масса полетел движок, и немец выбыл. Джеймс финишировал первым, принеся команде «Макларен» первое Гран-при в этом году.
Король Испании Хуан Карлос вручил Джеймсу венок победителя, а Джеймс, стоя на подиуме, пожал руку Ники, мужественно сражавшемуся и завоевавшему второе место, и отдал должное его решимости. Затем счастливый победитель отправился в паддок команды «Макларен», чтобы насладиться празднованием. Однако радость длилась недолго.
После гонки болид Джеймса увезли на обычную в таких случаях инспекцию, и теперь было объявлено, что машина не соответствует требованиям и дисквалифицируется - расстояние между задними шинами оказалось на 1,8 см шире, чем нужно. Тедди Майер, директор команды, был в ярости и заявил, что дисквалифицировать за такую мелочь - это всё равно что приговаривать к расстрелу за неправильную парковку. Особенно его возмутило то, что та же самая инспекция перед гонкой, причём проведённая дважды, почему-то не выявила никаких отклонений. Майер даже намекнул, что, возможно, такое решение было принято под влиянием команды «Феррари», опасавшейся конкурента в лице Джеймса и команды «Макларен». Он подал апелляцию и потребовал пересмотреть решение, но на рассмотрение апелляции требовалось время, а пока что титул победителя испанского Гран-при перешёл к Ники Лауде.
Реакция Джеймса на инцидент была смешанной. С одной стороны, он нашёл всю эту возню «утомительной», с другой - обвинил «Макларен» в недостаточно тщательной подготовке машины, и Алистер Колдуэлл принял ответственность за просчёт.
Чтобы машина соответствовала требованиям, Колдуэлл и главный конструктор «Макларен» решили перенести охладители масла, опустить заднее антикрыло и чуть передвинуть его вперёд, и, разумеется, сузить шасси на требуемые 1,8 см. Результат оказался плачевным: переделки уменьшили сцепление задних колёс болида с дорогой и, по мнению Джеймса, сделали машину «совершенно безнадёжной». На бельгийском Гран-при Джеймс сражался с управлением, как мог, но машина виляла, как бешеная. Когда полетела коробка передач, и «Макларен» выбыл, это стало для всех участников гонки большим облегчением. Патрик Депайе, которого Джеймс недавно ругал за неустойчивое вождение, теперь смог отплатить ему той же монетой.
Гран-при Монако оказалось ничуть не лучше, но поломка двигателя избавила Джеймса от долгих мучений. В Швеции «Макларен» шесть (!) раз закрутило на практике и квалификации, но в гонке Джеймс путём невероятных усилий удержался на трассе и пришёл пятым, хоть и «на абсолютно неуправляемой машине», получив два очка в чемпионском рейтинге.
К французскому Гран-при в июле машины «Макларен» вернулись к прежней спецификации и нормальной аэродинамике, и ободрённый Джеймс кинулся в бой, несмотря на неважное самочувствие - накануне за обедом он неумеренно употребил фуа-гра. Впрочем, его соперник Ники страдал от простуды, так что преимущества не было ни у кого. Джеймс занял поул-позицию, но после старта Ники сумел его обойти. Но через несколько кругов у австрийца полетел двигатель, первая поломка «Феррари» в этом сезоне, и не имевший других серьёзных соперников Джеймс без проблем пришёл первым.
Несмотря на ещё одно Гран-при для Джеймса, Ники Лауда к этому моменту уверенно лидировал в чемпионате. Возвращение Джеймсу по итогам апелляции победы в испанском Гран-при и девяти очков вместе с ней продвинуло гонщика «Макларен» на второе место, но до конца сезона оставалось всего восемь гонок, и надежды обогнать Ники по очкам были невелики.
Следующим Гран-при было британское, на трассе Брэндс-Хэтч. На родине Джеймса буквально носили на руках - приглашали на все мыслимые мероприятия, показывали по телевидению и брали интервью для всех газет. Когда он, поклонник Rolling Stones, пошёл на их концерт, то привлёк едва ли не больше внимания, чем Мик Джаггер на сцене.
На Брэндс-Хэтч в этот солнечный июльский день собрались 77 тысяч зрителей, и большинство из них пришли посмотреть на Джеймса Ханта, британского национального героя. Нет нужды говорить, что Джеймс был твёрдо настроен оправдать возложенные на него надежды. На стартовой решётке он оказался вторым, отстав от Ники Лауды всего на каких-то 0,06 секунды. Гонка обещала быть великолепной, но через пять секунд после старта всё полетело в хаос. Две красные «Феррари» внезапно столкнулись (как выразился Джеймс, «у Клэя Регаццони на первом повороте случился серьёзный приступ разжижения мозгов, и он въехал в собственного товарища»), их бешено завертело, раздался удар, и среди клубов дыма и пыли было видно, как в синее небо взмывает и почти лениво планирует бело-красный болид… Пролетевший по воздуху «Макларен» довольно сильно ударился о трек, но, к счастью, не перевернулся, а остальные машины сумели уклониться и не врезались в него. Но трасса была усеяна обломками и мусором, и гонку остановили. Джеймс, оставшийся целым и невредимым, не считая потянутых связок в большом пальце правой руки, очень обрадовался: «У меня не было времени испугаться или подумать, что я едва не перевернулся, я только огорчился, что успел проехать всего 150 ярдов Гран-при, которое был намерен выиграть. <…> И тут красные флаги. Я аж завопил от счастья. Словно наступили все мои дни рождения сразу! Только что я был в отчаянии, а теперь получил второй шанс».
Джеймс срезал дорогу в паддок, привёл помятую машину на пит-стоп, и механики стали готовить к старту запасной болид. «Феррари» Регаццони и «Лижье» Жака Лаффита также вышли из строя, и их команды тоже вывели запасные.
Тем временем организаторы гонок под надзором Королевского автомобильного клуба совещались, какую процедуру применить. То ли начать гонку заново - тогда запасные болиды допускаются к участию, то ли продолжить прерванную, но тогда могут участвовать только уже стартовавшие машины. Выбрали вторую опцию, что означало, что гонщики, не завершившие круг до появления красного флага, к участию не допускаются. По громкой связи было объявлено, что гонка продолжится, но без Клэя Регаццони, Жака Лаффита… и Джеймса Ханта.
Последнее известие вызвало такой возмущённый рёв, какого никто никогда не слышал за все три четверти века истории британских автогонок. Трибуны тряслись от криков и свиста разгневанных болельщиков, в сторону контрольной башни летели скомканные пакеты и пустые банки. Назревала угроза настоящего восстания, и изрядно обеспокоенные организаторы принялись спорить о том, можно ли допускать запасные машины. Рёв толпы стал совсем оглушительным, и всем было ясно, что успокоить бушующих болельщиков можно только одним способом - допустив к гонке Джеймса Ханта.
Тедди Майер и Алистер Колдуэлл сначала спорили, что нужно допустить запасные болиды, хотя и знали, что это неправильно. Но они специально тянули время, и когда увидели, что механики «Макларен» выводят на стартовую решётку отремонтированный прежний болид, стали утверждать, что поскольку машина была на ходу во время появления красного флага, Джеймс имеет право на участие. Уставшие и напуганные организаторы махнули рукой и согласились.
Второй старт был более сдержанным, Лауда вёл гонку, Хант и Регаццони за ним. Когда Регаццони и Лаффит выбыли из-за поломок, и проблема их участия решилась сама собой, организаторы испустили коллективный вздох облегчения.
Когда Хант начал маневрировать в попытках обойти Лауду, трибуны стали выражать свою поддержку так же активно, как до того - неодобрение. Рёв был настолько громким, что Джеймс слышал его даже сквозь шум мотора. Такая горячая поддержка воодушевила его, и на 45-м круге («Я просто зажмурился и ринулся вперёд!») ему удалось обойти «Феррари». Оставшиеся 30 кругов он уверенно вёл гонку и, пересекая финишную черту, вскинул обе руки в победном жесте.
Джеймс празднует победу на Брэндс-Хэтч.
Угроза дисквалификации, однако, продолжала маячить на горизонте. Пока Джеймс на подиуме ликующе разбрызгивал шампанское, команды «Феррари», «Тиррелл» и «Коперсукар» подали официальные протесты. «Тиррелл» и «Коперсукар» позже их отозвали, но «Феррари» упорствовала и угрожала подать дело на рассмотрение FIA, Международной автомобильной федерации.
Джеймс тем временем получил ещё девять очков, теперь у него их было 35 против 58 у Лауды. Что важнее, победа на Брэндс-Хэтч окончательно завоевала сердца даже его требовательного начальства в «Макларен». Они сравнивали его с Джимом Кларком и Джеки Стюартом, британскими чемпионами прошлых лет, и Джеймсу, конечно, это льстило.
До конца сезона оставалось семь гонок, и последовавшее напряжённое соперничество Ханта и Лауды за чемпионский титул навеки вошло в историю «Формулы-1».
В конце августа команды «Формулы-1» прибыли на Гран-при Германии, проходившее на трассе Нюрбургринг. 22,8 км, 177 поворотов, неровная местность, почти постоянная морось и туман - британский чемпион Джеки Стюарт не зря прозвал Нюрбургринг «Зелёным адом». Со дня её открытия в 1927 году трасса забрала жизни 130 пилотов, а о количестве аварий и говорить нечего. Нюрбургринг заслуженно считалась самой опасной гоночной трассой в мире, и многие гонщики считали, что её следует закрыть.
Ники Лауда, в прошлом году поставивший рекорд круга на Нюрбургринге, ещё тогда убедился в опасности трассы и в этом году поставил на голосование вопрос о бойкотировании гонки: «Я придерживаюсь мнения, что на Нюрбургринге сейчас просто опасно ездить. На любой из современных трасс, если у меня случится поломка, шансы, что я останусь цел или погибну, составляют 70 на 30. Но здесь, если что-то сломается, это стопроцентная смерть! Я сейчас не говорю про ошибки, я говорю именно про поломки. Если я сам сделаю ошибку и разобьюсь насмерть, ну что ж, бывает».
Но пилоты не прислушались к Ники, и гонка должна была состояться. Джеймс честно признавался, что тоже боится, но квалифицировался первым, заняв поул-позицию. Ники отстал от него на секунду, и их болиды встали рядом на стартовой решётке.
Остальные гонщики квалифицировались значительно медленнее, и гонка обещала стать очередным поединком Ханта и Лауды. Ирония заключалась в том, что ни тот, ни другой не испытывали никакого энтузиазма, только мрачную решимость и чувство долга. К тому же в небе над трассой сгустились тучи и стали ронять на трек капли дождя.
Все пилоты, кроме Йохена Масса, местного уроженца, знавшего о переменчивости здешней погоды, выбрали дождевую резину. Решение Масса оказалось верным: к концу первого круга трасса стала высыхать, и он вырвался на ведущую позицию, опередив Джеймса и Ники. Стало ясно, что нужно менять резину. Джеймс перед тем, как заехать на пит-стоп, ловко обманул Ронни Петерсона: незадолго до пит-лейна слегка замедлил скорость и пропустил шведа вперёд, а сам резко свернул на пит-лейн, вынудив Петерсона ехать ещё целый круг с бесполезной дождевой резиной.
Джеймс вернулся в гонку вторым и принялся нагонять Масса. Но в конце 2-го круга впереди показались красные флаги, сигнализировавшие об остановке гонки из-за серьёзной аварии…
Ники Лауда, сменив резину, быстро навёрстывал упущенное время, как вдруг его «Феррари» на скорости более 200 км/ч резко слетел с дороги, врезался в ограждение, от сильного удара отлетел обратно на трек и вспыхнул, как факел. Первому гонщику, шедшему следом, удалось избежать столкновения, но затем «Сёртис» Бретта Ланджера врезался в пылающий «Феррари», а «Хескет» Харальда Эртля задел обе столкнувшиеся машины.
Не пострадавшие Ланджер и Эртль выбрались из болидов и побежали к горящему «Феррари» Лауды. Англичанин Гай Эдвардс и итальянец Артуро Мерцарио тоже остановили машины и бросились на помощь. Кинувшись прямо в огонь, четверо гонщиков пытались вытащить Ники, но его удерживал в кокпите ремень безопасности. Ланджер подхватил Ники за плечи, а Мерцарио, отчаянно ругаясь по-итальянски, пытался расстегнуть механизм ремня. В суматохе с Ники слетел шлем, и огненные языки стали подбираться к лицу. Подбежавший с огнетушителем Эртль слегка сбил пламя, но оно скоро запылало с новой силой. Наконец Мерцарио удалось расстегнуть ремни, Ланджер вытащил Ники из горящего кокпита, и оба повалились на траву. Ники, ко всеобщему удивлению, был в сознании и с помощью товарищей сумел отойти на противоположную сторону трека и прилечь там.
Видео аварии Ники.
Джеймс и другие гонщики, не видевшие аварии собственными глазами, были ободрены известием, что Ники в сознании и отошёл от машины на своих ногах. Но Лауда, почти две минуты находившийся посреди бушевавшего пламени, пострадал куда серьёзнее, чем казалось на первый взгляд. Его лицо было сильно обожжено, и Мерцарио с Ланджером, снимая с него обугленную балаклаву, увидели у себя на руках кровь.
Ники увезли в больницу, а Джеймс и другие пилоты стали готовиться к рестарту гонки. Правда, один из них, новозеландец Крис Эймон, после аварии Ники решил, что с него хватит, и вышел.
Джеймс, направив всё своё внимание на трассу, решительно вырвался вперёд и уверенно привёл болид к финишу после 14 кругов безупречной и уверенной гонки. Однако принимая заслуженный венок победителя, Джеймс беспокоился о своём друге Ники и всей душой желал ему скорейшего выздоровления.
Несмотря на всё своё соперничество в 1975 и 1976 годах, Ники и Джеймс всегда относились друг к другу с большим теплом и уважением. Саймон Тэйлор, комментатор Би-би-си: «…Причина, по которой Джеймс и Ники так сдружились - а они были очень, очень хорошими друзьями, - заключалась в том, что каждый видел в другом равного себе по интеллектуальному уровню, который значительно превышал средний уровень большинства прочих гонщиков. В основном все были как Ронни [Петерсон], который гонял блестяще, потому что не умел делать ничего другого, но к нему невозможно было подойти и попросить проанализировать, как он это делает.
Хотя Джеймс и Ники всегда работали в разных командах и долго соперничали за чемпионский титул, они всегда питали дружеское, доброжелательное уважение друг к другу. Во время Гран-при они часто ходили обедать вместе. <…> Сейчас такое невозможно себе представить, а тогда это было совершенно естественно».
Увы, состояние Ники было очень тяжёлым. У него были переломы нескольких рёбер, ключицы и скуловой кости, сильные ожоги лица и запястий, и что хуже всего - были обожжены трахея и лёгкие, из-за чего в лёгких накапливалась жидкость, представляя угрозу для жизни.
Джеймс, узнав об этом, чувствовал себя «совершенно бесполезным и беспомощным. Я не мог прийти к нему лично и послал телеграмму. Не помню точно, что я написал, но что-то провокационное, чтобы позлить его. Я велел ему бороться, потому что знал, что если он рассердится и будет бороться, то выживет, а если расслабится и сдастся, то, скорее всего, умрёт. Нужно обязательно быть в сознании и физически бороться, и я знал, что Ники это понимает. <…> Мне вдруг стало очень важно, чтобы Ники выжил. Я только тогда осознал, как мне это важно, и чувствовал себя ужасно, потому что не мог ничем помочь».
Джеймс Хант и Ники Лауда.
Ники Лауде было настолько плохо, что через два дня после аварии к его постели пригласили священника, чтобы тот помазал умирающего. Но Ники силой воли и решимостью ничуть не уступал Джеймсу, и миропомазание его невероятно рассердило. «Священник не сказал ничего утешительного, ни слова о том, что я могу поправиться. Это очень плохо. Нужно давать какое-то ободрение. Я так разозлился, что мне хотелось заорать: “Эй, прекратите, это худшая фигня, которую вы могли сделать в вашей жизни! Я не собираюсь умирать!”»
По словам врачей, Ники выбрался из кризиса на одной силе воли и упрямстве. На четвёртый день он оказался вне опасности. Ему сделали несколько пересадок кожи и более-менее починили лицо, но правое ухо так и осталось наполовину сгоревшим. Через две недели Ники поправился достаточно, чтобы посмотреть по телевизору следующее Гран-при, в своей родной Австрии.
На поул-позиции снова стоял Джеймс, но вскоре после начала гонки произошло несколько аварий. В самой крупной из них «Тиррелл» Джоди Шектера буквально разнесло на части (пилот, к счастью, не пострадал), и «Макларен» Джеймса слегка повредило обломками. Впрочем, Джеймс не выбыл и привёл болид к финишу четвёртым, установив - на повреждённой машине! - рекорд скорости круга.
Гран-при досталось британцу Джону Уотсону из команды «Пенске». Уотсон был хорошим пилотом и очень уважал Джеймса: «У него была хорошая команда и хорошая машина, но главное, что обеспечивало ему победы - его собственная решимость. Он также был очень умным человеком и с успехом применял свой интеллект в гонках». Джеймс платил Уотсону взаимностью и считал его одним из лучших соперников.
Следующим состязанием было Гран-при Нидерландов. Именно на Зандворте Джеймс завоевал своё первое Гран-при в прошлом году. В этот раз ему предстояло выступить против Джона Уотсона, находившегося в отличной форме, и Клэя Регаццони из «Феррари».
Перед гонкой Джеймс и Ники несколько раз перезванивались. Ники шутил, что без уха ему теперь гораздо удобнее говорить по телефону, и они с Джеймсом, как обычно, перебрасывались взаимными подколками. Но Джеймс не мог избавиться от тягостного ощущения, будто всегда нависающая над гонщиками смертельная опасность вдруг подошла ближе. Ники был одним из его лучших друзей среди гонщиков, они были знакомы ещё со времён «Формулы-3», и Джеймс задумался о том, не изменит ли ему однажды удача так же, как изменила Ники. «Мысль о том, что ты можешь погибнуть, всегда нависает над тобой, как тень. Она как туча над головой, даже если ты не всегда смотришь вверх. Гонки - это огромный, ужасный риск, и я осознаю его всякий раз, когда выхожу на трассу. Я не хочу погибнуть за рулём. <…> Гонки делают меня живым, но они же до смерти меня пугают».
Но, как всегда, позитивный настрой возобладал. На квалификации перед голландским Гран-при Джеймс жаловался на плохую управляемость машины, но всё же сумел встать в первый ряд, рядом с «Марчем» Ронни Петерсона на поул-позиции. После старта Петерсон сорвался с места, как стрела, Джеймс из-за плохо управляемой машины немного отстал, и вторую позицию занял Джон Уотсон на «Пенске». «Макларен» Джеймса обнаружил ещё одну мелкую поломку, и Джеймсу ничего не оставалось, кроме как ждать, не совершит ли ошибку кто-нибудь из лидеров. Его терпение оправдалось: болид Петерсона вильнул в сторону, Уотсон тут же занял ведущую позицию, а Джеймс перешёл на второе место. Уотсон вёл гонку недолго: он слишком широко зашёл на поворот, и Джеймс тут же обогнал его. Однако Уотсон не собирался легко сдаваться, и несколько раз ему удавалось поравняться с Джеймсом. Они напряжённо сражались почти до самого финала, но Джеймс держался стойко. В конце концов у Уотсона сломалась коробка передач, и он выбыл. Теперь Джеймса стал нагонять «Феррари» Клэя Регаццони. Оставалось всего пять кругов, и Джеймс сконцентрировался только на том, чтобы не утратить скорости до финиша. Он пересёк финишную черту с отрывом в 0,8 секунды, но эта победа далась ему нелегко.
В день гонки Джеймсу исполнилось 29 лет, и организаторы преподнесли ему огромный праздничный торт в виде трассы Зандворт. На праздновании в тот вечер присутствовали мать Джеймса Сью и его младший брат Дэйв. Все пели и веселились вокруг горящего костра, провозглашая тосты за здоровье победителя и именинника.
Следующая часть
Текст получился слишком большим, поэтом разбиваю на два поста.
Предыдущие части:
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Распад команды «Хескет» оставил Джеймса без работы в самое неудобное время - за два месяца до начала гоночного сезона. Будучи верен команде, Джеймс не искал никаких вакансий на стороне и теперь оказался в весьма сложной ситуации. Но судьба в очередной раз улыбнулась ему: аккурат накануне сезона Эмерсон Фиттипальди, ведущий пилот команды «Макларен», не продлил контракт и ушёл, чтобы основать собственную команду. «Макларен», оставшись в безвыходной ситуации, позвонили Джеймсу - кроме него, ни одного свободного пилота высшего класса не было.
Казалось, контракт у него в кармане - но Джеймс неожиданно заупрямился. Знаете, почему? Основным спонсором «Макларен» была компания «Мальборо», и по контракту обязывала всех своих пилотов прилично выглядеть на публичных мероприятиях - блейзер, галстук, приличные брюки. Джеймс, увидев это условие, возмутился: «Ни за что! Не буду я надевать блейзер. Нельзя так загонять людей в рамки. Молодому поколению это не нужно. Они не хотят, чтобы все поголовно ходили, как Джеки Стюарт!»
И упёрся намертво. Гонщик, готовый рисковать своим будущим в спорте из-за такой мелочи, как внешний вид? Но для Джеймса это было делом принципа: оставаться верным себе и делать только то, что он хотел делать. И никто не имел права принуждать его к чему-либо! В конце концов друг Джеймса Джон Хоган, занимавший в «Мальборо» не последнее место, уговорил упрямого гонщика подписать контракт, клятвенно пообещав, что никто не будет заставлять его носить блейзеры с галстуками. «Три с половиной года головной боли для компании! - вспоминает Хоган. - Он являлся на приёмы, собрания менеджмента, банкеты, коктейль-вечеринки и прочее в джинсах, потёртой толстовке и иногда босиком. В таком виде пожимал руки важным персонам - и очаровывал их всех».
Контракт был успешно подписан. Но Тедди Майер, директор «Макларен», тогда ещё не знал, какой экземпляр ему достался. Позднее он вспоминал: «В смысле чисто физических способностей Джеймсу не было равных. И того, что сейчас называют талантом, у него было предостаточно. Но время от времени он позволял своим эмоциям вставать на пути у необходимой гонщику дисциплины. Это было на самом деле странно, потому что он обладал аналитическим умом. Он умел отстранённо взглянуть на ситуацию и объективно оценить её, но в то же время очевидно не мог контролировать свои спонтанные эмоциональные реакции. Его вспышки порой ставили всех в неловкое положение и вызывали немало поднятых бровей».
И на первом же Гран-при сезона, в Бразилии, брови Тедди взлетели к самым волосам. Во-первых, вторым пилотом «Макларена» был Йохен Масс, из-за которого Джеймса в своё время уволили из команды «Марч», и Джеймс немедленно ощетинился - и из-за Масса лично, и из-за того, что не привык к конкуренции. Во-вторых, Джеймсу не нравился выданный ему болид McLaren M23 - высокому гонщику было в нём тесно, колени задирались к подбородку. На квалификации на трассе Интерлагос Джеймс постоянно раздражался из-за машины и наконец наорал на Тедди Майера, не сойдясь с ним во мнениях по поводу подготовки машины к гонке. «Он говорит мне: “Так нельзя”. А я сказал, что это я за рулём чёртова болида, прекрасно знаю, что мне нужно, и не позволю себе указывать. Это было в гараже, на виду у всех механиков. Я вышел на трек и первым же кругом заработал первый поул в своей карьере. Я был очень доволен, и ребята, конечно, тоже впечатлились . Им нравились те, кто готов прямо высказывать своё мнение начальству, и я после этого стал для них номером один».
С поула, Джеймс, однако, стартовал осторожно, боясь сжечь сцепление, и некоторое время держал уверенную вторую позицию за Ники Лаудой. В итоге ему пришлось выйти из-за проблем с инжектором, и гонку выиграл Ники, мировой чемпион прошлого года. Однако было ясно, что Джеймс способен заставить с собой считаться. Самого Джеймса тоже грызли подспудные сомнения о том, сможет ли он достойно выступать в такой престижной команде, как «Макларен», но теперь он был вполне уверен в себе. Тедди Майер тоже всё ему простил, убедившись, что, несмотря на все свои особенности, пилот Джеймс хороший.
Алистер Колдуэлл, менеджер команды, поначалу был тоже не слишком высокого мнения о Джеймсе, но после Бразилии это изменилось. «Бедный старина Йохен [Масс] ужасно расстроился, потому что он был номером один, и тут какой-то неизвестный парень явился и его подвинул. Но хоть ты у себя на лбу номер один нарисуй, хоть напиши на всём теле, это не считается. Если ты второй по скорости, ты будешь вторым, и точка. Так всегда во всех командах, даже самых профессиональных. <…> Джеймс немедленно показал себя очень быстрым, и мы все были счастливы до соплей. Механикам тоже нравилось работать с таким эксцентриком. Мне кажется, Джеймс специально поддерживал такой имидж - ходил в неконвенционном виде, совершал всякие сумасбродные выходки, обеспечивал себе имя в прессе и всё такое. Но это привлекало внимание к команде, а всем нравится работать на кого-то известного».
В этом Колдуэлл, вероятно, ошибался - Джеймс никогда не культивировал вокруг себя шумиху сознательно. Он просто был тем, кем был, и внимание к себе привлекал по факту своего существования. А уж когда его жена Сюзи завела роман со знаменитым актёром Ричардом Бёртоном, журналисты накинулись на Джеймса и команду «Макларен», как коршуны.
Друзья пригласили Джеймса и Сюзи провести праздничную рождественскую неделю на швейцарском горном курорте, и Джеймс охотно принял приглашение, желая вывести Сюзи «в свет» и познакомить с новыми людьми. Оставив её там, он улетел на Гран-при в Бразилию, а когда вернулся домой в Испанию, Сюзи позвонила ему и сказала, что останется в Швейцарии ещё на какое-то время, ей там нравится. Джеймс отпустил её с лёгким сердцем, а сам полетел на следующее Гран-при в Кьялами, Южная Африка, где нашёл себе очередное увлечение в лице португальской красавицы-модели Кармен Жарден. Их роман, правда, был недолог, и Кармен говорила: «Вряд ли хоть какая-нибудь женщина сможет оторвать Джеймса от его машины. Когда он свободен, с ним очень хорошо, но попробуйте его удержать! Это невозможно».
В Кьялами орды журналистов осаждали Джеймса, желая узнать, как он относится к роману своей жены с Ричардом Бёртоном, с которым она познакомилась в Швейцарии, а потом отправилась к нему в Нью-Йорк. Для Джеймса это не было новостью - Сюзи звонила ему и спрашивала, не будет ли он возражать, если она слетает к Бёртону в Нью-Йорк («Я сказал ей - конечно, давай, вперёд и с песней, в общем, что-то в таком духе, и она улетела»). Джеймс этому даже обрадовался, потому что искренне желал Сюзи счастья, но на публике был осторожен в высказываниях и отговаривался тем, что в данный момент для него важнее всего сконцентрироваться на гонке.
Пребывавший в приподнятом настроении Джеймс квалифицировался в Южной Африке на поул-позиции, а в гонке пришёл вторым следом за своим другом Ники Лаудой из «Феррари». Джеймс и Ники радостно поздравляли друг друга, но больше всех радовалась команда «Макларен», осыпая своего нового пилота сердечными поздравлениями. Теперь они были окончательно уверены, что Джеймс окажется ничуть не хуже, а то и лучше покинувшего их Фиттипальди.
В середине марта Джеймс блестяще выиграл Гонку Чемпионов на Брэндс-Хэтч, но журналистов и в этот раз больше интересовали его семейные дела, тем более что после гонки Джеймс собирался лететь на Гран-при в США и планировал встретиться в Нью-Йорке с Сюзи. На другом конце Атлантики, в аэропорту Кеннеди, «мистера Сюзи Хант» встречала толпа человек в 200, но ему окончательно надоело назойливое внимание к его личной жизни, о чём он заявил прямо: «О гонках я готов говорить весь день, но обсуждать свои семейные дела не намерен». Пресса окончательно пришла в недоумение, когда Джеймс после встречи с Сюзи лично отвёз её в отель к Бёртону, но при этом они нежно обнялись и расцеловались на прощание.
На городской трассе в Лонг-Бич Джеймс квалифицировался третьим и встал за «Тирреллом» француза Патрика Депайе и «Феррари» Клэя Регаццони. Джеймс поначалу обошёл Депайе, но из-за небольшой технической проблемы снова отстал. На третьем круге француз слегка задел барьер и принялся по внешней дуге заходить на поворот. Джеймс немедленно воспользовался открывшейся возможностью и попытался обойти его по внутренней, но тут «Тиррелл» сдвинулся вбок и буквально выпихнул «Макларен» к барьеру. Взбешённый Джеймс, чьё лицо сравнялось по цвету с красным комбинезоном, выскочил из машины, выбежал прямо на трек и всякий раз, когда Депайе проезжал мимо, потрясал в его сторону кулаком и выкрикивал ругательства. Даже через два часа, когда гонка завершилась, Джеймс не успокоился. На пресс-конференции после гонки он разразился бурной тирадой в адрес недоумевающего Депайе, которому потребовался переводчик для того, чтобы оценить экспансивную англосаксонскую речь во всей красе. «Это была чудовищная глупость! - бушевал Джеймс. - Я поравнялся с тобой, и ты меня видел, но ты придвинулся и просто выпихнул меня с дороги! Ты облажался на том повороте, а когда лажаешь, то первое, что надо делать - смотреть, где в этот момент находятся другие! Сначала научись водить машину, чёрт тебя дери!»
Депайе оправдывался тем, что отвлёкся на проблемы с тормозами и не заметил Джеймса. Он очень извинялся, но праведный гнев Джеймса это не смягчило. Он возмущённо вылетел из комнаты, бормоча что-то про «психованных лягушатников». Тем временем механики привели его «Макларен» на пит-стоп, и единственным повреждением оказалась слегка помятая передняя часть. Многие считали, что если бы Джеймс не дал волю своему гневу, то вполне мог бы вернуться на трассу и продолжить гонку. Позднее Джеймс признавал, что с его стороны это было ошибочное решение, но по-прежнему считал, что Депайе заслужил обрушенную на него гневную отповедь.
Парадоксальным образом (впрочем, для Джеймса такие выверты были совершенно нормальным явлением) инцидент в Лонг-Бич позволил Джеймсу лучше разобраться в себе. Он понял, что для того, чтобы показывать наилучший результат, ему необходимо как можно сильнее заводиться перед гонкой. Он намеренно начинал себя накручивать уже в среду, чтобы к воскресенью дойти до той кондиции, когда его тошнило перед стартом. Меньше считалось недостаточным. «Я очень нервничаю, но нервничать нужно до определённой степени. Я дошёл до той стадии, когда могу это контролировать. Если я нервничаю недостаточно, то специально начинаю думать о гонке, но если нервное напряжение слишком сильное, я останавливаюсь. Для этого требуется много ментальных усилий, много концентрации и внутренних размышлений. Когда ты за рулём , необходимо полностью контролировать свои эмоции. Чистая практическая работа. Иначе это становится опасным».
Алистер Колдуэлл вспоминал, что никогда не видел более нервного пилота, чем Джеймс. Перед стартом он «ходил туда-сюда по гаражу, курил сигареты одну за одной, надевал и снимал шлем, и почти каждый раз его тошнило». Ещё хуже было, когда болид выводили на стартовую решётку, и Джеймс залезал в кокпит. Его колотило так, что машина буквально тряслась. И, разумеется, при таком настрое, если вдруг выйти из гонки, гуляющий в крови адреналин срочно требовалось куда-то выплеснуть, так что Джеймсу в таких ситуациях лучше было не попадаться под руку.
В апреле Джеймс завоевал блестящую победу в соревновании «Международный трофей Грэма Хилла» на Сильверстоуне. Победа имени Грэма Хилла, английского гонщика, двукратного чемпиона мира, сделала Джеймса британским национальным героем. В немалой степени этому способствовал и его имидж бунтаря, ловеласа, выпускника частной школы, в общем, суперзвезды, как его метко прозвал лорд Хескет.
После Сильверстоуна Джеймс улетел домой в Марбелью, чтобы наконец уладить все дела с Сюзи. Они мило и по-дружески поговорили, Сюзи сообщила Джеймсу, что они с Ричардом Бёртоном намерены пожениться, и она хотела бы получить развод. Джеймс немедленно согласился и добавил, что всегда поможет ей и поддержит, если вдруг будет нужно. Они быстро оформили развод, и Сюзи вышла замуж за Бёртона, с которым прожила несколько лет. А Джеймс вернулся к своим изматывающим физическим тренировкам перед гонками, разгульным вечеринкам и соревнованиям.
Джеймс, Сюзи и Ричард Бёртон, встретившиеся несколько лет спустя.
Четвёртой гонкой сезона было Гран-при Испании на трассе Харама под Мадридом. Главным соперником Джеймса, как всегда с прошлого года, был Ники Лауда на своём «Феррари», но Ники недавно сломал два ребра, и болезненная травма могла плохо повлиять на его выступление. По итогам квалификации Джеймс опередил Ники и занял поул-позицию, его товарищ по команде Йохен Масс стал третьим, и «Феррари» Ники оказался между двумя «Макларенами». Лауда вёл гонку 31 круг, потом начал уставать, и Джеймс вырвался вперёд. Йохен Масс также опередил Ники, и одно время казалось, что и первое, и второе места достанутся «Макларенам», но потом у Масса полетел движок, и немец выбыл. Джеймс финишировал первым, принеся команде «Макларен» первое Гран-при в этом году.
Король Испании Хуан Карлос вручил Джеймсу венок победителя, а Джеймс, стоя на подиуме, пожал руку Ники, мужественно сражавшемуся и завоевавшему второе место, и отдал должное его решимости. Затем счастливый победитель отправился в паддок команды «Макларен», чтобы насладиться празднованием. Однако радость длилась недолго.
После гонки болид Джеймса увезли на обычную в таких случаях инспекцию, и теперь было объявлено, что машина не соответствует требованиям и дисквалифицируется - расстояние между задними шинами оказалось на 1,8 см шире, чем нужно. Тедди Майер, директор команды, был в ярости и заявил, что дисквалифицировать за такую мелочь - это всё равно что приговаривать к расстрелу за неправильную парковку. Особенно его возмутило то, что та же самая инспекция перед гонкой, причём проведённая дважды, почему-то не выявила никаких отклонений. Майер даже намекнул, что, возможно, такое решение было принято под влиянием команды «Феррари», опасавшейся конкурента в лице Джеймса и команды «Макларен». Он подал апелляцию и потребовал пересмотреть решение, но на рассмотрение апелляции требовалось время, а пока что титул победителя испанского Гран-при перешёл к Ники Лауде.
Реакция Джеймса на инцидент была смешанной. С одной стороны, он нашёл всю эту возню «утомительной», с другой - обвинил «Макларен» в недостаточно тщательной подготовке машины, и Алистер Колдуэлл принял ответственность за просчёт.
Чтобы машина соответствовала требованиям, Колдуэлл и главный конструктор «Макларен» решили перенести охладители масла, опустить заднее антикрыло и чуть передвинуть его вперёд, и, разумеется, сузить шасси на требуемые 1,8 см. Результат оказался плачевным: переделки уменьшили сцепление задних колёс болида с дорогой и, по мнению Джеймса, сделали машину «совершенно безнадёжной». На бельгийском Гран-при Джеймс сражался с управлением, как мог, но машина виляла, как бешеная. Когда полетела коробка передач, и «Макларен» выбыл, это стало для всех участников гонки большим облегчением. Патрик Депайе, которого Джеймс недавно ругал за неустойчивое вождение, теперь смог отплатить ему той же монетой.
Гран-при Монако оказалось ничуть не лучше, но поломка двигателя избавила Джеймса от долгих мучений. В Швеции «Макларен» шесть (!) раз закрутило на практике и квалификации, но в гонке Джеймс путём невероятных усилий удержался на трассе и пришёл пятым, хоть и «на абсолютно неуправляемой машине», получив два очка в чемпионском рейтинге.
К французскому Гран-при в июле машины «Макларен» вернулись к прежней спецификации и нормальной аэродинамике, и ободрённый Джеймс кинулся в бой, несмотря на неважное самочувствие - накануне за обедом он неумеренно употребил фуа-гра. Впрочем, его соперник Ники страдал от простуды, так что преимущества не было ни у кого. Джеймс занял поул-позицию, но после старта Ники сумел его обойти. Но через несколько кругов у австрийца полетел двигатель, первая поломка «Феррари» в этом сезоне, и не имевший других серьёзных соперников Джеймс без проблем пришёл первым.
Несмотря на ещё одно Гран-при для Джеймса, Ники Лауда к этому моменту уверенно лидировал в чемпионате. Возвращение Джеймсу по итогам апелляции победы в испанском Гран-при и девяти очков вместе с ней продвинуло гонщика «Макларен» на второе место, но до конца сезона оставалось всего восемь гонок, и надежды обогнать Ники по очкам были невелики.
Следующим Гран-при было британское, на трассе Брэндс-Хэтч. На родине Джеймса буквально носили на руках - приглашали на все мыслимые мероприятия, показывали по телевидению и брали интервью для всех газет. Когда он, поклонник Rolling Stones, пошёл на их концерт, то привлёк едва ли не больше внимания, чем Мик Джаггер на сцене.
На Брэндс-Хэтч в этот солнечный июльский день собрались 77 тысяч зрителей, и большинство из них пришли посмотреть на Джеймса Ханта, британского национального героя. Нет нужды говорить, что Джеймс был твёрдо настроен оправдать возложенные на него надежды. На стартовой решётке он оказался вторым, отстав от Ники Лауды всего на каких-то 0,06 секунды. Гонка обещала быть великолепной, но через пять секунд после старта всё полетело в хаос. Две красные «Феррари» внезапно столкнулись (как выразился Джеймс, «у Клэя Регаццони на первом повороте случился серьёзный приступ разжижения мозгов, и он въехал в собственного товарища»), их бешено завертело, раздался удар, и среди клубов дыма и пыли было видно, как в синее небо взмывает и почти лениво планирует бело-красный болид… Пролетевший по воздуху «Макларен» довольно сильно ударился о трек, но, к счастью, не перевернулся, а остальные машины сумели уклониться и не врезались в него. Но трасса была усеяна обломками и мусором, и гонку остановили. Джеймс, оставшийся целым и невредимым, не считая потянутых связок в большом пальце правой руки, очень обрадовался: «У меня не было времени испугаться или подумать, что я едва не перевернулся, я только огорчился, что успел проехать всего 150 ярдов Гран-при, которое был намерен выиграть. <…> И тут красные флаги. Я аж завопил от счастья. Словно наступили все мои дни рождения сразу! Только что я был в отчаянии, а теперь получил второй шанс».
Джеймс срезал дорогу в паддок, привёл помятую машину на пит-стоп, и механики стали готовить к старту запасной болид. «Феррари» Регаццони и «Лижье» Жака Лаффита также вышли из строя, и их команды тоже вывели запасные.
Тем временем организаторы гонок под надзором Королевского автомобильного клуба совещались, какую процедуру применить. То ли начать гонку заново - тогда запасные болиды допускаются к участию, то ли продолжить прерванную, но тогда могут участвовать только уже стартовавшие машины. Выбрали вторую опцию, что означало, что гонщики, не завершившие круг до появления красного флага, к участию не допускаются. По громкой связи было объявлено, что гонка продолжится, но без Клэя Регаццони, Жака Лаффита… и Джеймса Ханта.
Последнее известие вызвало такой возмущённый рёв, какого никто никогда не слышал за все три четверти века истории британских автогонок. Трибуны тряслись от криков и свиста разгневанных болельщиков, в сторону контрольной башни летели скомканные пакеты и пустые банки. Назревала угроза настоящего восстания, и изрядно обеспокоенные организаторы принялись спорить о том, можно ли допускать запасные машины. Рёв толпы стал совсем оглушительным, и всем было ясно, что успокоить бушующих болельщиков можно только одним способом - допустив к гонке Джеймса Ханта.
Тедди Майер и Алистер Колдуэлл сначала спорили, что нужно допустить запасные болиды, хотя и знали, что это неправильно. Но они специально тянули время, и когда увидели, что механики «Макларен» выводят на стартовую решётку отремонтированный прежний болид, стали утверждать, что поскольку машина была на ходу во время появления красного флага, Джеймс имеет право на участие. Уставшие и напуганные организаторы махнули рукой и согласились.
Второй старт был более сдержанным, Лауда вёл гонку, Хант и Регаццони за ним. Когда Регаццони и Лаффит выбыли из-за поломок, и проблема их участия решилась сама собой, организаторы испустили коллективный вздох облегчения.
Когда Хант начал маневрировать в попытках обойти Лауду, трибуны стали выражать свою поддержку так же активно, как до того - неодобрение. Рёв был настолько громким, что Джеймс слышал его даже сквозь шум мотора. Такая горячая поддержка воодушевила его, и на 45-м круге («Я просто зажмурился и ринулся вперёд!») ему удалось обойти «Феррари». Оставшиеся 30 кругов он уверенно вёл гонку и, пересекая финишную черту, вскинул обе руки в победном жесте.
Джеймс празднует победу на Брэндс-Хэтч.
Угроза дисквалификации, однако, продолжала маячить на горизонте. Пока Джеймс на подиуме ликующе разбрызгивал шампанское, команды «Феррари», «Тиррелл» и «Коперсукар» подали официальные протесты. «Тиррелл» и «Коперсукар» позже их отозвали, но «Феррари» упорствовала и угрожала подать дело на рассмотрение FIA, Международной автомобильной федерации.
Джеймс тем временем получил ещё девять очков, теперь у него их было 35 против 58 у Лауды. Что важнее, победа на Брэндс-Хэтч окончательно завоевала сердца даже его требовательного начальства в «Макларен». Они сравнивали его с Джимом Кларком и Джеки Стюартом, британскими чемпионами прошлых лет, и Джеймсу, конечно, это льстило.
До конца сезона оставалось семь гонок, и последовавшее напряжённое соперничество Ханта и Лауды за чемпионский титул навеки вошло в историю «Формулы-1».
В конце августа команды «Формулы-1» прибыли на Гран-при Германии, проходившее на трассе Нюрбургринг. 22,8 км, 177 поворотов, неровная местность, почти постоянная морось и туман - британский чемпион Джеки Стюарт не зря прозвал Нюрбургринг «Зелёным адом». Со дня её открытия в 1927 году трасса забрала жизни 130 пилотов, а о количестве аварий и говорить нечего. Нюрбургринг заслуженно считалась самой опасной гоночной трассой в мире, и многие гонщики считали, что её следует закрыть.
Ники Лауда, в прошлом году поставивший рекорд круга на Нюрбургринге, ещё тогда убедился в опасности трассы и в этом году поставил на голосование вопрос о бойкотировании гонки: «Я придерживаюсь мнения, что на Нюрбургринге сейчас просто опасно ездить. На любой из современных трасс, если у меня случится поломка, шансы, что я останусь цел или погибну, составляют 70 на 30. Но здесь, если что-то сломается, это стопроцентная смерть! Я сейчас не говорю про ошибки, я говорю именно про поломки. Если я сам сделаю ошибку и разобьюсь насмерть, ну что ж, бывает».
Но пилоты не прислушались к Ники, и гонка должна была состояться. Джеймс честно признавался, что тоже боится, но квалифицировался первым, заняв поул-позицию. Ники отстал от него на секунду, и их болиды встали рядом на стартовой решётке.
Остальные гонщики квалифицировались значительно медленнее, и гонка обещала стать очередным поединком Ханта и Лауды. Ирония заключалась в том, что ни тот, ни другой не испытывали никакого энтузиазма, только мрачную решимость и чувство долга. К тому же в небе над трассой сгустились тучи и стали ронять на трек капли дождя.
Все пилоты, кроме Йохена Масса, местного уроженца, знавшего о переменчивости здешней погоды, выбрали дождевую резину. Решение Масса оказалось верным: к концу первого круга трасса стала высыхать, и он вырвался на ведущую позицию, опередив Джеймса и Ники. Стало ясно, что нужно менять резину. Джеймс перед тем, как заехать на пит-стоп, ловко обманул Ронни Петерсона: незадолго до пит-лейна слегка замедлил скорость и пропустил шведа вперёд, а сам резко свернул на пит-лейн, вынудив Петерсона ехать ещё целый круг с бесполезной дождевой резиной.
Джеймс вернулся в гонку вторым и принялся нагонять Масса. Но в конце 2-го круга впереди показались красные флаги, сигнализировавшие об остановке гонки из-за серьёзной аварии…
Ники Лауда, сменив резину, быстро навёрстывал упущенное время, как вдруг его «Феррари» на скорости более 200 км/ч резко слетел с дороги, врезался в ограждение, от сильного удара отлетел обратно на трек и вспыхнул, как факел. Первому гонщику, шедшему следом, удалось избежать столкновения, но затем «Сёртис» Бретта Ланджера врезался в пылающий «Феррари», а «Хескет» Харальда Эртля задел обе столкнувшиеся машины.
Не пострадавшие Ланджер и Эртль выбрались из болидов и побежали к горящему «Феррари» Лауды. Англичанин Гай Эдвардс и итальянец Артуро Мерцарио тоже остановили машины и бросились на помощь. Кинувшись прямо в огонь, четверо гонщиков пытались вытащить Ники, но его удерживал в кокпите ремень безопасности. Ланджер подхватил Ники за плечи, а Мерцарио, отчаянно ругаясь по-итальянски, пытался расстегнуть механизм ремня. В суматохе с Ники слетел шлем, и огненные языки стали подбираться к лицу. Подбежавший с огнетушителем Эртль слегка сбил пламя, но оно скоро запылало с новой силой. Наконец Мерцарио удалось расстегнуть ремни, Ланджер вытащил Ники из горящего кокпита, и оба повалились на траву. Ники, ко всеобщему удивлению, был в сознании и с помощью товарищей сумел отойти на противоположную сторону трека и прилечь там.
Click to viewВидео аварии Ники.
Джеймс и другие гонщики, не видевшие аварии собственными глазами, были ободрены известием, что Ники в сознании и отошёл от машины на своих ногах. Но Лауда, почти две минуты находившийся посреди бушевавшего пламени, пострадал куда серьёзнее, чем казалось на первый взгляд. Его лицо было сильно обожжено, и Мерцарио с Ланджером, снимая с него обугленную балаклаву, увидели у себя на руках кровь.
Ники увезли в больницу, а Джеймс и другие пилоты стали готовиться к рестарту гонки. Правда, один из них, новозеландец Крис Эймон, после аварии Ники решил, что с него хватит, и вышел.
Джеймс, направив всё своё внимание на трассу, решительно вырвался вперёд и уверенно привёл болид к финишу после 14 кругов безупречной и уверенной гонки. Однако принимая заслуженный венок победителя, Джеймс беспокоился о своём друге Ники и всей душой желал ему скорейшего выздоровления.
Несмотря на всё своё соперничество в 1975 и 1976 годах, Ники и Джеймс всегда относились друг к другу с большим теплом и уважением. Саймон Тэйлор, комментатор Би-би-си: «…Причина, по которой Джеймс и Ники так сдружились - а они были очень, очень хорошими друзьями, - заключалась в том, что каждый видел в другом равного себе по интеллектуальному уровню, который значительно превышал средний уровень большинства прочих гонщиков. В основном все были как Ронни [Петерсон], который гонял блестяще, потому что не умел делать ничего другого, но к нему невозможно было подойти и попросить проанализировать, как он это делает.
Хотя Джеймс и Ники всегда работали в разных командах и долго соперничали за чемпионский титул, они всегда питали дружеское, доброжелательное уважение друг к другу. Во время Гран-при они часто ходили обедать вместе. <…> Сейчас такое невозможно себе представить, а тогда это было совершенно естественно».
Увы, состояние Ники было очень тяжёлым. У него были переломы нескольких рёбер, ключицы и скуловой кости, сильные ожоги лица и запястий, и что хуже всего - были обожжены трахея и лёгкие, из-за чего в лёгких накапливалась жидкость, представляя угрозу для жизни.
Джеймс, узнав об этом, чувствовал себя «совершенно бесполезным и беспомощным. Я не мог прийти к нему лично и послал телеграмму. Не помню точно, что я написал, но что-то провокационное, чтобы позлить его. Я велел ему бороться, потому что знал, что если он рассердится и будет бороться, то выживет, а если расслабится и сдастся, то, скорее всего, умрёт. Нужно обязательно быть в сознании и физически бороться, и я знал, что Ники это понимает. <…> Мне вдруг стало очень важно, чтобы Ники выжил. Я только тогда осознал, как мне это важно, и чувствовал себя ужасно, потому что не мог ничем помочь».
Джеймс Хант и Ники Лауда.
Ники Лауде было настолько плохо, что через два дня после аварии к его постели пригласили священника, чтобы тот помазал умирающего. Но Ники силой воли и решимостью ничуть не уступал Джеймсу, и миропомазание его невероятно рассердило. «Священник не сказал ничего утешительного, ни слова о том, что я могу поправиться. Это очень плохо. Нужно давать какое-то ободрение. Я так разозлился, что мне хотелось заорать: “Эй, прекратите, это худшая фигня, которую вы могли сделать в вашей жизни! Я не собираюсь умирать!”»
По словам врачей, Ники выбрался из кризиса на одной силе воли и упрямстве. На четвёртый день он оказался вне опасности. Ему сделали несколько пересадок кожи и более-менее починили лицо, но правое ухо так и осталось наполовину сгоревшим. Через две недели Ники поправился достаточно, чтобы посмотреть по телевизору следующее Гран-при, в своей родной Австрии.
На поул-позиции снова стоял Джеймс, но вскоре после начала гонки произошло несколько аварий. В самой крупной из них «Тиррелл» Джоди Шектера буквально разнесло на части (пилот, к счастью, не пострадал), и «Макларен» Джеймса слегка повредило обломками. Впрочем, Джеймс не выбыл и привёл болид к финишу четвёртым, установив - на повреждённой машине! - рекорд скорости круга.
Гран-при досталось британцу Джону Уотсону из команды «Пенске». Уотсон был хорошим пилотом и очень уважал Джеймса: «У него была хорошая команда и хорошая машина, но главное, что обеспечивало ему победы - его собственная решимость. Он также был очень умным человеком и с успехом применял свой интеллект в гонках». Джеймс платил Уотсону взаимностью и считал его одним из лучших соперников.
Следующим состязанием было Гран-при Нидерландов. Именно на Зандворте Джеймс завоевал своё первое Гран-при в прошлом году. В этот раз ему предстояло выступить против Джона Уотсона, находившегося в отличной форме, и Клэя Регаццони из «Феррари».
Перед гонкой Джеймс и Ники несколько раз перезванивались. Ники шутил, что без уха ему теперь гораздо удобнее говорить по телефону, и они с Джеймсом, как обычно, перебрасывались взаимными подколками. Но Джеймс не мог избавиться от тягостного ощущения, будто всегда нависающая над гонщиками смертельная опасность вдруг подошла ближе. Ники был одним из его лучших друзей среди гонщиков, они были знакомы ещё со времён «Формулы-3», и Джеймс задумался о том, не изменит ли ему однажды удача так же, как изменила Ники. «Мысль о том, что ты можешь погибнуть, всегда нависает над тобой, как тень. Она как туча над головой, даже если ты не всегда смотришь вверх. Гонки - это огромный, ужасный риск, и я осознаю его всякий раз, когда выхожу на трассу. Я не хочу погибнуть за рулём. <…> Гонки делают меня живым, но они же до смерти меня пугают».
Но, как всегда, позитивный настрой возобладал. На квалификации перед голландским Гран-при Джеймс жаловался на плохую управляемость машины, но всё же сумел встать в первый ряд, рядом с «Марчем» Ронни Петерсона на поул-позиции. После старта Петерсон сорвался с места, как стрела, Джеймс из-за плохо управляемой машины немного отстал, и вторую позицию занял Джон Уотсон на «Пенске». «Макларен» Джеймса обнаружил ещё одну мелкую поломку, и Джеймсу ничего не оставалось, кроме как ждать, не совершит ли ошибку кто-нибудь из лидеров. Его терпение оправдалось: болид Петерсона вильнул в сторону, Уотсон тут же занял ведущую позицию, а Джеймс перешёл на второе место. Уотсон вёл гонку недолго: он слишком широко зашёл на поворот, и Джеймс тут же обогнал его. Однако Уотсон не собирался легко сдаваться, и несколько раз ему удавалось поравняться с Джеймсом. Они напряжённо сражались почти до самого финала, но Джеймс держался стойко. В конце концов у Уотсона сломалась коробка передач, и он выбыл. Теперь Джеймса стал нагонять «Феррари» Клэя Регаццони. Оставалось всего пять кругов, и Джеймс сконцентрировался только на том, чтобы не утратить скорости до финиша. Он пересёк финишную черту с отрывом в 0,8 секунды, но эта победа далась ему нелегко.
В день гонки Джеймсу исполнилось 29 лет, и организаторы преподнесли ему огромный праздничный торт в виде трассы Зандворт. На праздновании в тот вечер присутствовали мать Джеймса Сью и его младший брат Дэйв. Все пели и веселились вокруг горящего костра, провозглашая тосты за здоровье победителя и именинника.
Следующая часть