ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА "Про это"
Про это
Вчерашний день прошел бездарно. Буду считать его нулевым. Я стал очень замедленным. Долго собирался, все время забывал какие-то мелочи. Идя из дома на прогулку, прочти заветные слова: проверь ключи, проверь мобильник, проверь, на месте ль голова? Уехал в Москву за суетой. За суетой и провел весь день. Вернулся в Матвеевское поздно вечером. Никак не мог рассчитаться с администраторшей. Бегал по всему дома в поисках человека, который разменял бы мне тысячу. Таковым неожиданно оказалась дама из соседнего номера. Пока она рылась в кошельке, я скромно топтался в дверях, появилась старушка-вековушка в одной ночной рубашке чуть пониже пупка. Бедняга забыла свое имя, номер комнаты и помнила только, что ее бросили. По счастью нашлась нянечка, которая водворила потерявшуюся старушку в ее прибежище. Вот так грустно закончился день. Ночью мне скверно спалось, и я думал о странном совпадении, ведь героя поэмы «Про это» тоже бросили.
К Владим Владимычу навечно приклеился эпитет «лучший, талантливейший», я бы добавил еще наихристианнейший. Почему? Поймете по ходу моего рассказа.Здесь, в Матвеевском, у меня нет справочных материалов, и об обстоятельствах написании поэмы я буду говорить по памяти. Потому заранее прошу извинения за возможные неточности.
Как мне представляется, в конце двадцать второго года ради преодоления душевного кризиса и переоценки ценностей поэт решил на месяц заключить себя в «добровольную тюрьму», недопускавшую никаких контактов с внешним миром. Допускались только телефонные звонки Лилечке, и то лишь в случае болезни и тому подобных форс-мажорных обстоятельств. Как раз в это время, на рубеже двадцать второго и двадцать третьего года, пишется поэма «Про это». Причем начало ее связано с этими самыми непредвиденными обстоятельствами. Лилечка заболела.
«Он и она, - говорит поэт, - баллада моя. Не страшно нов я. Страшно то, что "он" - это я и то, что "она" - моя». Раз поэт так решил, не станем ему перечить. У него (Маяковского) отношения с ней (Лилей) крайне напряжены. И тут случается такая штука: то ли коммунальная катастрофа с протекшей ванной, то ли Вл.Вл. наплакал море слез, то ли полу-сон, полу-бред, но в результате поэт поплыл на подушке-льдине и оказался под невским мостом. Семь лет тому назад была написана поэма «Человек». Лирический герой поэмы т.е. сам Маяковский был оставлен автором у перил моста. И тот, из прошедших лет, кричит нынешнему:
- Владимир!
Остановись!
Не покинь!
Зачем ты тогда не позволил мне
броситься!
С размаху сердце разбить о быки?
Семь лет я стою.
Я смотрю в эти воды,
к перилам прикручен канатами строк.
Семь лет с меня глаз эти воды не сводят.
Когда ж,
когда ж избавления срок?
..........................................
Не думай! -
Рука наклоняется вниз его.
Грозится
сухой
в подмостную кручу.
- Не думай бежать!
Это я
вызвал.
Найду.
Загоню.
Доконаю.
Замучу!
..............................................
Пока
по этой
по Невской
по глуби
спаситель-любовь
не придет ко мне,
скитайся ж и ты,
и тебя не полюбят.
Греби!
Тони меж домовьих камней! -…
Льдина уносит Маяковского, и он только успевает крикнуть: «Спасите! Спасите! Спасите! Спасите! Там на мосту на Неве человек!».
Поэту, как будто, повезло, ему кажется, что встретил Спасителя, т.е. Христа. Но подошел поближе, оказалось не Иисус, а безусый комсомолец. И также, как тот на мосту, в ситуации суицида (НЭП. Разочарование в затормозившей мировой революции. Волна самоубийств среди молодых коммунаров). Юноша оставляет записку: «Прощайте, кончаю, прошу никого не винить». От этого ужаса Маяковский бежит к маме и сестрам.
…Родные!
Любимые!
Ведь вы меня любите?
Любите?
Да?
Так слушайте ж!
Тетя!
Сестры!
Мама!
Тушите елку!
Заприте дом!
Я вас поведу...
вы пойдете...
Мы прямо...
сейчас же...
все
возьмем и пойдем.
Не бойтесь -
это совсем недалёко -
600 с небольшим этих крохотных верст.
Мы будем там во мгновение ока.
Он ждет.
Мы вылезем прямо на мост…
Но родные и любимые не понимают поэта. Рождественская круговерть заносит Вл.Вл. на Пресню к знакомым - тот же результат. «Слушали, улыбаясь, именитого скомороха, катали по столу хлебные мякиши…». Осталось, переступив запрет и собственное самолюбие, отправиться к Лилечке. И вот Вл.Вл. уже у ее порога, а за стеной Лилины гости судачат о нем: «Один тут сломал ногу, так вот веселимся, чем бог послал, танцуем себе понемногу... Должен огорчить вас, как ни грустно, не треснул, говорят, а только хрустнул…». (Помните у Фамусова о Чацком: «Стаканами и пребольшими, нет, бочками сороковыми…».) Маяковский и этим готов пренебречь: «Вбегу на трель,
на гаммы. в упор глазами в цель! Гордясь двумя ногами, Ни с места! - крикну. - Цел!...». Но не тут то было. Подобно тайфуну появляется тот с невского моста и преграждает поэту дорогу.
- Стой!
Я пришел из-за семи лет,
из-за верст шести ста,
пришел приказать:
Нет!
Пришел повелеть:
Оставь!
Оставь!
Не надо
ни слова,
ни просьбы.
Что толку -
тебе
одному
удалось бы?
Жду,
чтоб землей обезлюбленной
вместе,
чтоб всей
мировой
человечьей гущей.
Семь лет стою,
буду и двести
стоять пригвожденный,
этого ждущий.
У лет на мосту
на презренье,
на смех,
земной любви искупителем значась,
должен стоять,
стою за всех,
за всех расплачусь,
за всех расплачусь. -
Прошли года. Состарившийся Маяковский в Париже на Монмартре. Дамы полусвета на его призыв отвечают : «Не пойдем. Дудки! Мы - проститутки…». Обывателям, сил нет, как осточертел докучливый надоеда. В конце концов, «со всех винтовок, со всех батарей» его расстреливают просто так, чтоб отвязался и не мешал существовать.
Почему же Маяковский все таки наихристианнейший? Господь сказал: возлюбите ближнего, как самого себя. Вл.Вл. предлагает возлюбить ближнего семилетней давности. Любим мы себя , или не любим, но ощущаем целостно. Я - десятилетнего и я - двадцатилетнего и сорокалетнего сливаются в одно. Между сегодняшним и вчерашним нет преград. Но как быть с ближним? Не с тем, каким мы его видим сегодня, а с тем, каким он был семь лет тому назад, и как того, виртуального, возлюбить??? По Маяковскому получается, что заповедь Христа на сегодняшний день человечество исполнить не в силах.
Как видите, Вл.Вл. оказался папее Папы Римского. Мои рассуждения можно счесть за шутку, а можно и принять всерьез. Решайте, как угодно, воля ваша. Но факт остается фактом: человечество не готово следовать правилам, предложенным Христом, и это, скорее всего, предопределяет конец трагедии.
А что было бы, если бы состоялся разговор Маяковского с Лилечкой? Думаю, что для Маяковского-человека такой разговор был бы невозможен. Сказано же: «…Дорогая, стихами громя обыденщины жуть, имя любимое оберегая, тебя в проклятьях моих обхожу». Маяковскому-поэту разговор с любимой, тем более, не нужен. Он сломал бы всю драматургию поэмы. Иное дело я. Ведь я не он, и она не моя. Ради поэтической игры я написал в подражание поэту «Пропущенный разговор В.В.Маяковского с Лилечкой» и прилагаю эту вещицу к моим заметкам. У меня только просьба к любознательному читателю, прочесть сперва не ее, а перечесть поэму великого поэта.
Пропущенный разговор В.В. Маяковского с Лиличкой
Вариация на тему "Про это"
Стоял - вспоминаю.
Был этот блеск.
И это
тогда
называлось Невою.
Маяковский, “Человек"
(13 лет работы, т.2, стр. 77)
Она
Володя!
Ты нарушил запрет.
Но раз пришел -
говори,
не мучай -
Не смог испытания выдержать?
Поэт
Нет.
Несчастный случай!..
Бежим скорей!..
Там лед, как слюда,
Поблескивает
в полыньях под луною,
И в положении
туда-сюда
Стоит человек,
оставленный мною.
В миг,
когда часы его пробили,
И время пришло топиться,
Неутомим, как перпетуум-мобиле,
Вечный самоубийца.
Прыгай!
- Отста!..
Прыгай
- Отста-
вить! На пределе отчаяния.
Покачиваясь,
на перилах моста,
И так до веков скончания!
Она
А люди?
Поэт
Не замечают.
Некстати
с ним встреча
рабочему люду и праздному.
Все дальше и дальше идут от моста
те люди,
не замечая, по-разному.
К своим вигвамам,
к своим дымам,
расползаются по домам.
И в каждой из миллионов комнат -
его не хотят!
Не знают!
Не помнят!
Она
Ты все это сочинил:
Вода...
И это тогда называлось Невою...
Поэт
Любимая,
Ты угадала!
Да!
Конечно же, говорю про него я.
Она
Какой он?
Какая Нева?!
Там нет никого совсем.
Все это слова:
том два,
страница семьдесят семь.
Как это низко! Будить меня
Из-за какого-то фантома...
Поэт
Он - это я.
Она
Галиматья
Это строка из второго тома.
Поэт
Поэты
на имеют привычки
Жить
поэзии изменя.
Не делай, Лиличка,
удивленного личика,
он - это лучшее
из меня!
Допустим, мне плохо -
я стану охать.
В душе грязища
и грязь на роже...
А он не слыхал,
что такое похоть,
И грязи нет на нем -
он без кожи!
Вот ты говоришь,
у меня талант.
Если и есть,
то чуть-чуть,
не более...
А он взвалил на себя -
Атлант -
Миллионы тонн
человеческой боли.
Это
не словесный тонкий ход,
не метафора,
не шарада.
Он, как Гамлет,
или Дон Кихот -
Дон Кихоту
помочь надо?
Пойми,
он же не вымогает.
Просить не будет
хлеба и денег.
Ты только скажи ему,
дорогая,
как мне когда-то:
“Волосик, Щеник”.
Она
Володя!
У тебя в голове туман.
В Одессе был пожар сердца,
теперь пожар ума.
Ты впал в детство.
Поэт
Он хотел быть понят
большой страной,
Я согласен был
баш на баш.
Я хотел быть понят тобой одной -
Оказалось, и это блажь!
Она
Знаешь,
это все слова, слова, слова...
Поэт
Вначале было слово.
Вчерашний день прошел бездарно. Буду считать его нулевым. Я стал очень замедленным. Долго собирался, все время забывал какие-то мелочи. Идя из дома на прогулку, прочти заветные слова: проверь ключи, проверь мобильник, проверь, на месте ль голова? Уехал в Москву за суетой. За суетой и провел весь день. Вернулся в Матвеевское поздно вечером. Никак не мог рассчитаться с администраторшей. Бегал по всему дома в поисках человека, который разменял бы мне тысячу. Таковым неожиданно оказалась дама из соседнего номера. Пока она рылась в кошельке, я скромно топтался в дверях, появилась старушка-вековушка в одной ночной рубашке чуть пониже пупка. Бедняга забыла свое имя, номер комнаты и помнила только, что ее бросили. По счастью нашлась нянечка, которая водворила потерявшуюся старушку в ее прибежище. Вот так грустно закончился день. Ночью мне скверно спалось, и я думал о странном совпадении, ведь героя поэмы «Про это» тоже бросили.
К Владим Владимычу навечно приклеился эпитет «лучший, талантливейший», я бы добавил еще наихристианнейший. Почему? Поймете по ходу моего рассказа.Здесь, в Матвеевском, у меня нет справочных материалов, и об обстоятельствах написании поэмы я буду говорить по памяти. Потому заранее прошу извинения за возможные неточности.
Как мне представляется, в конце двадцать второго года ради преодоления душевного кризиса и переоценки ценностей поэт решил на месяц заключить себя в «добровольную тюрьму», недопускавшую никаких контактов с внешним миром. Допускались только телефонные звонки Лилечке, и то лишь в случае болезни и тому подобных форс-мажорных обстоятельств. Как раз в это время, на рубеже двадцать второго и двадцать третьего года, пишется поэма «Про это». Причем начало ее связано с этими самыми непредвиденными обстоятельствами. Лилечка заболела.
«Он и она, - говорит поэт, - баллада моя. Не страшно нов я. Страшно то, что "он" - это я и то, что "она" - моя». Раз поэт так решил, не станем ему перечить. У него (Маяковского) отношения с ней (Лилей) крайне напряжены. И тут случается такая штука: то ли коммунальная катастрофа с протекшей ванной, то ли Вл.Вл. наплакал море слез, то ли полу-сон, полу-бред, но в результате поэт поплыл на подушке-льдине и оказался под невским мостом. Семь лет тому назад была написана поэма «Человек». Лирический герой поэмы т.е. сам Маяковский был оставлен автором у перил моста. И тот, из прошедших лет, кричит нынешнему:
- Владимир!
Остановись!
Не покинь!
Зачем ты тогда не позволил мне
броситься!
С размаху сердце разбить о быки?
Семь лет я стою.
Я смотрю в эти воды,
к перилам прикручен канатами строк.
Семь лет с меня глаз эти воды не сводят.
Когда ж,
когда ж избавления срок?
..........................................
Не думай! -
Рука наклоняется вниз его.
Грозится
сухой
в подмостную кручу.
- Не думай бежать!
Это я
вызвал.
Найду.
Загоню.
Доконаю.
Замучу!
..............................................
Пока
по этой
по Невской
по глуби
спаситель-любовь
не придет ко мне,
скитайся ж и ты,
и тебя не полюбят.
Греби!
Тони меж домовьих камней! -…
Льдина уносит Маяковского, и он только успевает крикнуть: «Спасите! Спасите! Спасите! Спасите! Там на мосту на Неве человек!».
Поэту, как будто, повезло, ему кажется, что встретил Спасителя, т.е. Христа. Но подошел поближе, оказалось не Иисус, а безусый комсомолец. И также, как тот на мосту, в ситуации суицида (НЭП. Разочарование в затормозившей мировой революции. Волна самоубийств среди молодых коммунаров). Юноша оставляет записку: «Прощайте, кончаю, прошу никого не винить». От этого ужаса Маяковский бежит к маме и сестрам.
…Родные!
Любимые!
Ведь вы меня любите?
Любите?
Да?
Так слушайте ж!
Тетя!
Сестры!
Мама!
Тушите елку!
Заприте дом!
Я вас поведу...
вы пойдете...
Мы прямо...
сейчас же...
все
возьмем и пойдем.
Не бойтесь -
это совсем недалёко -
600 с небольшим этих крохотных верст.
Мы будем там во мгновение ока.
Он ждет.
Мы вылезем прямо на мост…
Но родные и любимые не понимают поэта. Рождественская круговерть заносит Вл.Вл. на Пресню к знакомым - тот же результат. «Слушали, улыбаясь, именитого скомороха, катали по столу хлебные мякиши…». Осталось, переступив запрет и собственное самолюбие, отправиться к Лилечке. И вот Вл.Вл. уже у ее порога, а за стеной Лилины гости судачат о нем: «Один тут сломал ногу, так вот веселимся, чем бог послал, танцуем себе понемногу... Должен огорчить вас, как ни грустно, не треснул, говорят, а только хрустнул…». (Помните у Фамусова о Чацком: «Стаканами и пребольшими, нет, бочками сороковыми…».) Маяковский и этим готов пренебречь: «Вбегу на трель,
на гаммы. в упор глазами в цель! Гордясь двумя ногами, Ни с места! - крикну. - Цел!...». Но не тут то было. Подобно тайфуну появляется тот с невского моста и преграждает поэту дорогу.
- Стой!
Я пришел из-за семи лет,
из-за верст шести ста,
пришел приказать:
Нет!
Пришел повелеть:
Оставь!
Оставь!
Не надо
ни слова,
ни просьбы.
Что толку -
тебе
одному
удалось бы?
Жду,
чтоб землей обезлюбленной
вместе,
чтоб всей
мировой
человечьей гущей.
Семь лет стою,
буду и двести
стоять пригвожденный,
этого ждущий.
У лет на мосту
на презренье,
на смех,
земной любви искупителем значась,
должен стоять,
стою за всех,
за всех расплачусь,
за всех расплачусь. -
Прошли года. Состарившийся Маяковский в Париже на Монмартре. Дамы полусвета на его призыв отвечают : «Не пойдем. Дудки! Мы - проститутки…». Обывателям, сил нет, как осточертел докучливый надоеда. В конце концов, «со всех винтовок, со всех батарей» его расстреливают просто так, чтоб отвязался и не мешал существовать.
Почему же Маяковский все таки наихристианнейший? Господь сказал: возлюбите ближнего, как самого себя. Вл.Вл. предлагает возлюбить ближнего семилетней давности. Любим мы себя , или не любим, но ощущаем целостно. Я - десятилетнего и я - двадцатилетнего и сорокалетнего сливаются в одно. Между сегодняшним и вчерашним нет преград. Но как быть с ближним? Не с тем, каким мы его видим сегодня, а с тем, каким он был семь лет тому назад, и как того, виртуального, возлюбить??? По Маяковскому получается, что заповедь Христа на сегодняшний день человечество исполнить не в силах.
Как видите, Вл.Вл. оказался папее Папы Римского. Мои рассуждения можно счесть за шутку, а можно и принять всерьез. Решайте, как угодно, воля ваша. Но факт остается фактом: человечество не готово следовать правилам, предложенным Христом, и это, скорее всего, предопределяет конец трагедии.
А что было бы, если бы состоялся разговор Маяковского с Лилечкой? Думаю, что для Маяковского-человека такой разговор был бы невозможен. Сказано же: «…Дорогая, стихами громя обыденщины жуть, имя любимое оберегая, тебя в проклятьях моих обхожу». Маяковскому-поэту разговор с любимой, тем более, не нужен. Он сломал бы всю драматургию поэмы. Иное дело я. Ведь я не он, и она не моя. Ради поэтической игры я написал в подражание поэту «Пропущенный разговор В.В.Маяковского с Лилечкой» и прилагаю эту вещицу к моим заметкам. У меня только просьба к любознательному читателю, прочесть сперва не ее, а перечесть поэму великого поэта.
Пропущенный разговор В.В. Маяковского с Лиличкой
Вариация на тему "Про это"
Стоял - вспоминаю.
Был этот блеск.
И это
тогда
называлось Невою.
Маяковский, “Человек"
(13 лет работы, т.2, стр. 77)
Она
Володя!
Ты нарушил запрет.
Но раз пришел -
говори,
не мучай -
Не смог испытания выдержать?
Поэт
Нет.
Несчастный случай!..
Бежим скорей!..
Там лед, как слюда,
Поблескивает
в полыньях под луною,
И в положении
туда-сюда
Стоит человек,
оставленный мною.
В миг,
когда часы его пробили,
И время пришло топиться,
Неутомим, как перпетуум-мобиле,
Вечный самоубийца.
Прыгай!
- Отста!..
Прыгай
- Отста-
вить! На пределе отчаяния.
Покачиваясь,
на перилах моста,
И так до веков скончания!
Она
А люди?
Поэт
Не замечают.
Некстати
с ним встреча
рабочему люду и праздному.
Все дальше и дальше идут от моста
те люди,
не замечая, по-разному.
К своим вигвамам,
к своим дымам,
расползаются по домам.
И в каждой из миллионов комнат -
его не хотят!
Не знают!
Не помнят!
Она
Ты все это сочинил:
Вода...
И это тогда называлось Невою...
Поэт
Любимая,
Ты угадала!
Да!
Конечно же, говорю про него я.
Она
Какой он?
Какая Нева?!
Там нет никого совсем.
Все это слова:
том два,
страница семьдесят семь.
Как это низко! Будить меня
Из-за какого-то фантома...
Поэт
Он - это я.
Она
Галиматья
Это строка из второго тома.
Поэт
Поэты
на имеют привычки
Жить
поэзии изменя.
Не делай, Лиличка,
удивленного личика,
он - это лучшее
из меня!
Допустим, мне плохо -
я стану охать.
В душе грязища
и грязь на роже...
А он не слыхал,
что такое похоть,
И грязи нет на нем -
он без кожи!
Вот ты говоришь,
у меня талант.
Если и есть,
то чуть-чуть,
не более...
А он взвалил на себя -
Атлант -
Миллионы тонн
человеческой боли.
Это
не словесный тонкий ход,
не метафора,
не шарада.
Он, как Гамлет,
или Дон Кихот -
Дон Кихоту
помочь надо?
Пойми,
он же не вымогает.
Просить не будет
хлеба и денег.
Ты только скажи ему,
дорогая,
как мне когда-то:
“Волосик, Щеник”.
Она
Володя!
У тебя в голове туман.
В Одессе был пожар сердца,
теперь пожар ума.
Ты впал в детство.
Поэт
Он хотел быть понят
большой страной,
Я согласен был
баш на баш.
Я хотел быть понят тобой одной -
Оказалось, и это блажь!
Она
Знаешь,
это все слова, слова, слова...
Поэт
Вначале было слово.