Катманду №4. Пашупатинатх
Но потоки людей на дорогах не истощались; все шли босиком, как того требовал стародавний обычай; здесь среди прочих были люди, пришедшие из отдаленных мест, - особо благочестивые, или же, наоборот, сотворившие большой грех и надеявшиеся вымолить сегодня прощение. Мужья вели сюда бесплодных жен, матери несли больных детей, старики тащились кое-как на кривых костылях, прокаженные собрались поодаль и оттуда с надеждой смотрели на белый купол гробницы.
Л. В. Соловьев, "Возмутитель спокойствия"
Посещение Пашупатинатха вполне можно уподобить путешествию в обозримое будущее. Когда-то в прошлом будущее за горизонтом загадочного двухтысячного года рисовалось советскому человеку прекрасным и чистым. Оно ассоциировалось со щемяще-ностальгической мелодией «Прекрасное далёко», и в то же время с оптимистическим грохотом сопел стартовой ступени марсианской ракеты. Будущее населяли роботы и всякие удивительные машины, не делая притом безработными людей которые занимались творчеством, с увлечением постигали тайны природы, среди них развелось прямо таки небывалое количество талантливых ученых, отважных космонавтов, даровитых скульпторов и прозорливых метеорологов. Для отдельных мечтателей в будущем даже был повержен империализм и построен коммунизм! Или уж как минимум социализм, полностью освободившийся от очевидных пороков позднесоветской действительности, в первую очередь таких, как дефицит и связанных с ним унизительными очередями.
Реальное будущее, наступившее в срок и со всей неизбежностью, не обрело с теми наивными фантазиями ничего общего. Настоящее нулевых годов XXI века не состоит в родстве с позднесоветским будущим. Вместо милого розового и чистого младенца мы получили гнилого и зловонного зомби, не способного вызвать симпатий ни у кого, кроме, может быть, самых маргинальных мазохистов-некрофилов, т.е. у истинно-православных. Тем не менее, будучи современниками и очевидцами наступившего антибудущего, некоторые граждане России все еще смеют надеятся на то, что необудущее где-нибудь за порогом 2015, или 2020 года, будет к ним менее жестоко. Словно специально для таких на Земле существует немало заповедных мест, где давно и успешно моделируются многие приметы быта и жизни, которым предстоит стать типичными на просторах бывшего СССР уже очень и очень скоро. Храмовый комплекс Пашупатинатх - именно такое место.
Первой и главной приметой России необудущего станет повсеместное проникновение Высокой Духовности, которая особенно плотных концентраций достигает в наиболее святых местах. Пример Пашупатинатха весьма нагляден тем, что он расположен на берегах речки Багмати, святость которой прямо-таки чудовищна. Многовековая практика доказывает, что смерть в ее водах гарантирует завидную реинкарнацию в следующей жизни. Поэтому одной из важнейших функций храма является совершение обрядов кремации покойников, а также религиозно-культовая поддержка доходяг, поджидающих своей очереди на перерождение в специально отведенных местах. Эти доходяги, обычно старики или неизлечимо больные, могут провести здесь немало дней. Некоторые прибывают сюда по многу раз, амбулаторно, предпочитая большую часть времени помирать на дому. Неудобство заключается в том, что в зачет идет не общий хронометраж пребывания у святых вод, а именно момент смерти. Поэтому, как только благочестивому старику становится плохо, родственники немедленно вызывают такси с целью как можно скорее доставить его в Пашупатинатх. В больницу везти опасно, поскольку, придя в себя, старец может в гневе лишить родню наследства, да еще подать в суд на лечебное учреждение за сорванное счастье в загробной жизни.
Река Багмати, несмотря на святость, от других речек, что протекают через Катманду, не отличается ничем; такая же омерзительно грязная, обмелевшая, заиленная, местами почти запруженная горами бытового мусора и отходов ритуально-культовой индустрии. По части производства отходов индуизм, похоже, не имеет себе равных среди других разновидностей мракобесия. Любой, даже самый запущенный хлев, после проведения в нем непродолжительного индуистского ритуала, в своем исходном состоянии будет вспоминаться как образец чистоты и порядка. Поэтому неудивительно, что обе набережные Багмати постоянно завалены сеном, объедками, огарками, огрызками и залиты красным тичьим маслом.
Мусор этот, безусловно, священный и даже богоугодный. Смести его в воду не считается грехом. В результате и без того полудохлая речка вынуждена сочиться через острова и плотины, образованные скоплениями разлагающейся ритуальной ботвы и непрогоревших остатков кремационных костров.
Таким образом, истовая религиозность весьма толерантно сосуществует с антисанитарией и самым возмутительным бытовым свинством. Так что нет ничего удивительного в том, что, скажем, города России становяться тем грязнее и гаже, чем больше их облик обезображивается растущими как мухоморы после дождя фаллоимитаторами куполов церквей и мечетей.
***
В Непале преобладает индуизм шиваитского толка и Пашупатинатх является одним из его важнейших рассадников. Как божество, Шива не имеет себе равных среди коллег по пантеону ни по числу превратностей в биографии, ни по причудливости анатомии и физиологии, ни по эксцентричности характера, ни по кипучести личной жизни. Поэтому и многие из его почитателей отличаются весьма девиантным поведением и крайне маргинальным (с точки зрения здравого смысла) образом жизни. Речь идет в первую очередь о всевозможных йогах, и в особенности, о садху - юродивых искателях духовного просветления, чьи поиски в былые времена оплачивались не столь рьяными в вере, но сочувствующими мирянами, а нынче все чаще спонсируются еще более блаженными на голову иностранными туристами.
Должностная инструкция требует от садху отшельничать на отшибе и усмирять плоть всяческими воздержаниями. Садху должны есть низкокалорийную, лишенную животных белков пищу, пить пустую воду, носить яркие засаленные лохмотья, мазать рожу разнообразными отвратительными субстанциями и иметь вечно немытую и нестриженную гриву, напоминающую унитазный ёрш из привокзального сортира. В таком виде садху, очевидно, наиболее угоден Богу, и, следовательно, свят. Деньгоносным побочным эффектом от подобной трэш-клоунады является изрядный интерес, проявляемый жадной до лицезрения всяческих уродств публикой. И казалось бы, зачем аскетствующим психам деньги, если Устав категорически требует от них жить на рубль в неделю в беспорочной святости и молитвах? Но нет, никакой садху никогда не откажется от денег. Создается впечатление, что они больше думают о том, как бы не упустить прибыль, нежели о тождестве Атмана и Брахмана и путях скорейшего достижения мокши. Всякий раз, доставая фотоаппарат, я был начеку и зорко следил, чтобы ни один йог не подумал, будто я сознательно хочу его запечатлеть. Более того, я старался выглядеть так, чтобы у йогов не возникло и тени подозрения, что их страшные физиономии попадут в поле зрения моего объектива. Ибо в противном случае они тут же были готовы бросить все свои духовные практики ради того, чтобы вступить со мной в коммерческие переговоры относительно текущей суммы моей задолженности. Своим поведением они всячески утверждали меня в давно усвоенной истине - нет сущности более жадной и стяжательствующей, чем бескорыстная Духовность.
Тут меня вдруг потянуло на клюкву, и я решил во что бы то ни стало сфотографировать шиволюба крупняком. Для этого пришлось податься в самый их питомник, что на левом берегу ниже моста. Здесь в ожидании клиентуры просветляются наиболее гламурные и заслуженные йоги, многие из которых настолько близки к выходу из сансары, что даже не торгуются.
Я застал на месте всего нескольких садху в компании одного иностранного укурка. Отрешенно-восторженный вид последнего не оставлял сомнений в том, что он только что постиг смысл жизни. То был толстомордый, прыщеватый тип лет двадцати пяти - тридцати, напоминающий Весельчака У из мультфильма «Тайна Третьей планеты». Мое появление садху в особый восторг не привело. Похоже, в лице Весельчака они уже нашли богатого спонсора на сегодня. Однако денег не может быть слишком много, поэтому один из старцев тут же вызвался дополнительно подхалтурить. Меня не обрадовал озвученный им прайс - один доллар за снимок. Я предложил ему сфотографироваться за одну рупию, но понимания не встретил. Мало того, этот стяжатель поначалу вовсе не хотел принимать оплату за труды рупиями!
- Ван доляр! - орал он под одобрительные выкрики с места болеющих за собрата других йогов.
- Пятьдесят рупий! - отвечал я, памятуя про себя о том, что в Непале не многие способны уловить разницу между долларом и евро, и потому не стоит даже предлагать оплату альтернативной валютой. В ответ старец сердито мотал гривой, давая понять, что рупии он не примет.
Но уже скоро мы сошлись в цене, после чего йог показал мне всю мощь своего искусства.
За время фотосессии никаких душеспасительных речей от садху не прозвучало. Зато я выяснил, что ему сорок четыре года. Надо признать, помимо пепла на физиономии и подозрительных дредов, йог сумел продемонстрировать действительно впечатляющую подвижность суставов тела, принимая эффектные позы из стандартного по сему случаю физкультурного набора. Сделав несколько фотографий, я отдал ему оговоренные семьдесят рупий (сумму, приблизительно равную одному доллару) и пошел своей дорогой.
***
Главный храм в Пашупатинатхе имеет вид заурядной двухярусной пагоды с позолоченными крышами.
Храм стоит на правом берегу Багмати внутри двора, куда вход для неиндусов запрещен. Об этом уведомляет специальная табличка у ворот, а на помощь неграмотным всегда готова прийти пара любезных полицаев с дубинками. Поэтому все неприкасаемые иностранцы, не имеющие родственных связей с Пурушей, и потому считающиеся людьми лишь условно, вынуждены ограничиваться лицезрением огромных позолоченых тестикул быка Нанди, чья обширная задница гостеприимно встречает пломников по ту сторону священного рубежа.
Над входом во двор внимание привлекает канонический барельеф Шивы, блестящий свежими ядовито-кислотными красками. Шива оборудован всеми положенными ему атрибутами и символами, включая отдельно стоящий лингам (чья подставка, йони, странным образом похожа на наковальню), боевые вилы и большую силлабему, обозначающую священный слог «Ом». Одна деталь, правда, у любого знатока-шиваведа вызовет недоумение. Из биографии Шивы известно, что однажды ему пришлось выпить йаду. По счастью Парвати, жена его, вовремя сплющила супругу горло, предотвратив тем самым проникновение отравы во внутренние полости божественного организма. В результате у Шивы посинело только горло. По мнению же авторов барельефа, яд этот Шива таки проглотил, что привело его к полному оголубению.
***
Мне лично Пашупатинатх дорог тем, что именно в этом месте состоялось мое первое знакомство с араукариями Бидвилла. Среди хвойных им нет равных по красоте и величественности. Это дерево в стиле инопланетянского ампира, конкурировать с которым по силам разве что баобабу Грандидье. Взрослые араукарии Бидвилла - самые высокие растения в Катманду. В левобережной части Пашупатинатха их растет целая роща. По другую сторону Багмати торчит несколько отдельно стоящих араукарий с геометрически совершенными пирамидальными кронами в верхней четверти идеально прямых мачтовых стволов. Каждое такое дерево и оживляет, и украшает, и облагораживает собой окрестности, и мне было чертовски приятно встретить этих старых знакомых спустя три года совсем в другом краю света - в Аргентине.
Пашупатинатхская фауна, помимо йогов, доходяг и туристов, представлена, главным образом, макаками. Шива, дескать, большой зоофил, поэтому на его территории должно быть много зверья. Ведут себя макаки относительно прилично, ничем не досаждая гоминидам. А чтобы огрести приключений от толпы хулиганствующих храмовых обезьян надо, вероятно, отправиться в Индию, которая по масштабам бардака и хаоса намного превосходит ничтожный Непал.
Мне не терпелось увидеть обряд кремации покойника. В прошлый раз волею случая я был вынужден наслаждаться этим зрелищем с противоположного берега, откуда было невозможно разглядеть все подробности. На этот раз я решил начать наблюдения с моста, чтобы в дальнейшем иметь возможность быстро передислоцироваться на более выгодную позицию, если возникнет такая надобность.
Вскоре подоспел клиент. То была весьма пожилая гражданка, провожаемая в последний путь сплоченной кучкой родственников. Тело ее, завернутое в желтый саван, было вначале доставлено к специальному пандусу выше моста, где старушка была распакована, полита водой и запакована обратно. Процесс омовения совершали стоящие по щиколотку в воде подростки, в то время как родственники о чем-то оживленно спорили над телом, размахивали руками и временами подбрасывали цветочные гирлянды. По окончании омовения мужская часть провожающих взвалила бамбуковые носилки с усопшей на плечи, чтобы перенести их на погребальный костер.
Когда я понял, что сожжение тела состоится на постаменте ниже моста, я поспешил занять более удобное место для наблюдения, у каменного парапета непосредственно над костром. Здесь уже стояло несколько непальцев, которых пришлось немного подвинуть, чтобы они не мешали фотографировать. Теперь я оказался всего в нескольких метрах от эпицентра событий, грозя сорвать всю церемонию адским громыханием фотозатвора.
Тем временем управление процессом кремации перешло в руки специального погребального кочегара, одетого во все белоснежное -майку-алкоголичку и нечто вроде банного полотенца на бедрах. Костер из крупных корявых поленьев кочегар соорудил лично. Он же отогнал большую часть провожающих, оставив для участия в ритуале только самых близких родственников. С их помощью тело было поднято с носилок и трижды обнесено вокруг поленницы.
Когда тело было уложено на дрова, кочегар поджог какую-то тряпицу на корытообразном куске толстой древесной коры, вручил этот факел старшему из двух оставшихся на постаменте родственников. Возможно, то был муж покойной. Старик сгорбился от горя, было видно как подрагивают его плечи. Вдвоем с сыном они три раза обошли костер, после чего кочегар принял из рук старика факел и просунул его куда-то вглубь поленницы.
Не дав огню разгореться, кочегар с помощником быстро завалили тело сухой соломой. Родственники по-прежнему стояли в паре метров от костра и громко разговаривали.
Не демонстрировали особого благоговения и многочисленные зеваки из числа непальцев. Они галдели, широко жестикулировали, протискивались в толпе, стремясь подобраться к зрелищу поближе, а некоторые даже смеялись. В такой компании я совсем перестал стесняться своего фотоаппарата.
***
В 2005 году, пока я пытался достать такую же церемонию своим телеобъективом с противоположного берега речки, одна из участниц нашего тогдашнего коллектива вела съемку с того самого места, которое два гоза спустя занял я. При ней церемония была проведена на гораздо более высоком идейно-художественном уровне. Все то же самое по содержанию, но с существенными различиями в мелочах. И кочегар ей попался несколько более прилично одетый, и поленница оказалась раза в полтора объемней, и цветочных гирлянд для ее украшения не пожалели, и покойницу начали поджигать не откуда-нибудь с периферии, а прямо со рта! Причина этих различий, подозреваю, в том, что мне достались более дешевые похороны.
Кремация в Пашупатинатхе в любой комплектации весьма дорогая по непальским меркам услуга. Для сожжения человека требуется очень много остродефицитных дров. Взять их, похоже, скоро будет неоткуда - в долине Катманду леса сведены полностью, а сохранившиеся чудом немногочисленные крупные деревья давно взяты под государственную охрану. Поэтому в Пашупатинатхе не пропадает ни одна щепка. Остатки погребальных костров вместе с непрогоревшими частями тел сбрасываются в Багмати, где уцелевшие поленья подбирают, сушат и перепродают многочисленные прихрамовые нищие.
Сик транзит глория мунди.
***
Есть в окрестностях Пашупатинатха место, где превосходнейшим образом сымитировано даже не будущее, а подлинное настоящее современной России. Чтобы внезапно почувствовать себя почти как дома, мне понадобилось подняться по тропинке на взгорок севернее храма Шивы. Поначалу я просто хотел приблизиться к росшей на возвышении красивой и стройной араукарии. Добравшись до заветного дерева, я обнаружил обширное, ничем не застроенное поле, оккупированное множеством праздных обывателей. Поле это выглядело в точности как любой пустырь в Питере в середине апреля, когда снег весь уже растаял, а свежая трава еще не наросла.
Нельзя сказать, что поле походило на мусорный полигон. Отходы тут все же не громоздились терриконами до небес, а были равномерно распределены по всей площади в один просвечивающий слой. И я бы, вероятно, мог испытать потрясение от вида столь обширного и одновременно столь загаженного пространства, используемого местным населением в качестве публичного парка, если бы не наблюдал ранее сходные картины не далее как в непосредственной близости к собственному дому. Разница заключается только в присутствии на горизонте горного массива Ганеш Химал.
С каждым годом растет энтузиазм туземцев и понаехавших бывшего Ленинграда в деле превращения некогда чистого и приличного города в зловонную помойку. Процесс оскотинивания набирает темп и уже, похоже, необратим. Стараниями скотов любой питерский парк, если его перестанут убирать таджики, менее чем за сутки примет вполне непальский вид. Но мало того! Скоты эволюционируют дальше: многие уже открыли для себя прекрасный средневековый, предками завещанный способ утилизации помоев, и теперь выбрасывают свои помойные мешки прямо из окон. Уже недалек день, когда они начнут испражняться непосредственно там, где их застала злая нужда, не снимая для удобства и скорости штанов. Самые продвинутые, думается, уже освоили и эту технологию. Поэтому, если все мои предыдущие прозрения касались в основном отдаленного будущего России, то, оказавшись на данном поле, я с ужасом заглянул в зеркало почти наступившего настоящего.
Стараясь по возможности выбирать место для каждого следующего шага, я брел по полю и дивился кипящей на нем мирной жизни. Был ранний вечер и катмандинцы наслаждались здесь тишиной, покоем и окрестными видами. Отдельные компании устраивали даже пикники, разложив яства прямо на земле среди россыпей пластиковых бутылок и черных полиэтиленовых мешков. Тут же веселились стайки детей и паслись священные коровы, кажущиеся куда более сытыми и жирными, чем их сородичи из других районов города.
***
В половине пятого, примерно за час до заката, я почувствовал пресыщение от Пашупатинатха с окрестностями и принял решение возвращаться в Тамел.
Кратчайший путь к Кольцевой дороге привел меня по пыльному, лишенному травы пустырю к автомобильному мосту через Багмати. Отсюда и река, и весь храмовый комплекс представали в совершенно новом, необычном ракурсе. Между ККАДом и территорией храма реку зачем-то перегораживала уродливая бетонная плотина. И если выше плотины Багмати выглядела захламленной и обмелевшей сточной канавой, то ниже ее она походила на полигон для захоронения трупов сибироязвенного скота, случайно затопленный содержимым прорвавшейся городской канализации. В огороженной каменной кладкой котловине сразу за плотиной образовался омерзительнейший отстойник, где и без того мутные и зловонные святые воды пропитывали многолетние гниющие залежи всех мыслимых сортов отбросов. Возможно, там были и непрогоревшие останки кремированных трупов, однако рассмотреть такие детали было невозможно из-за большого расстояния и дымки от горящих по берегам мусорных куч.
Но удивительнее всего было то, что и в этом болоте водилась жизнь, причем вполне многоклеточная. Прямо посреди богоугодной заводи по щиколотку в гадкой жиже паслись два полностью оголенных подростка возрастом около десяти лет. Оба внимательно пялились себе под ноги, вероятно, в надежде найти и подцепить здесь какую-нибудь особенно престижную форму триппера, чтобы набивать себе цену в глазах сверстников. А может быть, они причащались Духовной Благодати в Святом источнике? Раскапывали гнилые кости в надежде найти золотые зубы и кольца? Следует отметить, что день был действительно жаркий, и они вполне могли весело и беззаботно купаться, как это свойственно счастливой юности.
Отвлекшись от созерцания апокалиптических купальщиков, я перевел взгляд на трассу и тут же засвидетельствовал изрядное религиозное рвение многих водителей. Подавляющее их большинство при въезде на мост теряло всякий интерес к непростой дорожной обстановке, полностью переключаясь на маячащие в дыму крыши храмов Пашупатинатха. Выражение лица при этом у каждого становилось одинаково благочестивым и безгрешным. Наибольшее усердие в богопочитании проявил один усатый боец, пилотировавший армейский грузовик. Выехав на мост, он по плечи высунулся из окна и, удерживая руль левой рукой, учинил десницей возле лба загадочный пасс, похожий на зачаток крестного знамения. Видит Бог, в тот момент индусские бесы замертво попадали с его машины! Я с интересом стал присматриваться к другим автобогомольцам и в ожиданиях своих не обманулся - многие из них воспроизводили этот загадочный жест.
***
Моя проверенная и одобренная карта Катманду в который раз принесла пользу, подсказав удобный путь обратно в Тамел по улице Пашупатинатх Саадак. Улица эта длинная, широкая, не очень кривая, ведет из центра к известной достопримечательности, а поэтому оказалась достойной собственного названия. Другим ее преимуществом можно признать наличие полноразмерных и почти свободных от торговцев тротуаров. Прекрасная и очень благоустроенная городская магистраль.
У меня еще не изгладилось в памяти утреннее форсирование речки Дхоби Кхола в районе проспекта Мадан Бхаранди, и теперь я получил возможность оценить северную часть набережной этой водной артерии. Поистине, реки в городской черте Катманду являют собой зрелище, к которому невозможно привыкнуть!
В Катманду даже на загоризонтном расстоянии от Пашупатинатха можно встретить немало примет необудущего. К примеру, на каком-то перекрестке случилось мне проходить мимо жилища нищей старухи, возведённом прямо на углу тротуара, впритык к проезжим частям обеих пересекающихся улиц. Многие дома в Непале выглядят так, словно они построены из строительного мусора. Но в этом сооружении собственно строительный мусор был использован только в особо ответственных местах: в частности, из старого, крошащегося кирпича были на сухую кладку построены очаг и несколько участков внешней стенки до полуметра высотой. Основным же строительным материалом оказались пропитанные грязью изодранные куски грубой технической ткани - различные мешковины и брезент. Кирпично-брезентовые стены огораживали только три четверти периметра жилого пространства, составляющего на глаз не больше пяти квадратных метров. Со стороны улицы Пашупатинатх Саадак отсутствовала не то что стена - там не было даже тряпичной завесы, скрывающей приватность хозяйки от толп прохожих и плотного транспортного потока. Поскольку тротуар, таким образом, оказался полностью занят, пешеходы огибали постройку прямо по проезжей части. Их жизнь дополнительно осложняла стихийная помойка, раскинувшаяся почти у самого входа в логово несчастной старухи. Куча эта образовалась уже достаточно давно, чтобы ее нижние слои начали разлагаться, истекая в проломы асфальта черными зловонными ручьями.
Но сгорбившаяся над очагом хозяйка совершенно не замечала внешнего мира. Для нее не существовали ни стада людей, топчущие гниющие бананы в метре за ее спиной, ни автомобили, наполняющие ее дом неутихающим грохотом и чадными выхлопами. В свою очередь, катмандинцы не испытывали ни малейшего смущения в связи с неудобством обхода бабкиного дома и прилегающей к нему мусорной кучи. В равной степени не волновало их и жалкое состояние обитательницы столь неудачно построенного жилища. У Тыквы, персонажа сказки про Чиполлино, был примерно такой же домик. С той только разницей, что построен он был в куда более здоровом, чистом и тихом месте. Безвестная непальская старуха оказалась на закате своей жизни обделена даже таким счастьем.
***
К концу дня я чувствовал себя так, словно вывалялся в тальке. Оседавшая весь день на кожу и одежду пыль, копоть и выхлопная сажа глубоко въелась и больше не только не стряхивалась, но даже не оттиралась. Выходя утром из гостиницы, я никак не планировал намотать за день сорок километров, да еще в таких нездоровых условиях. И все ради Высокой Духовности, до которой я исстари падок и невероятно жаден.
Желая как можно более плодотворно завершить этот превосходный день, я еще долго метался по предночному Тамелу, время от времени соря деньгами. Помимо остро необходимых сувениров в одной книжной лавке удалось дешево прикупить очень полезную книжку. Несмотря на крайне бедное издание, низкосортную, шероховатую, серую бумагу и низкокачественную печать, эта небольшая книжица оказалась незаменимым и исчерпывающим справочником по буддистским и индуистским каноническим изображениям божеств, духов, демонов, а также по основным предметам культа. С того момента непальский сувенирно-лубочный мир обрел хоть какой-то смысл.