Срез лета. Из читательского дневника
С полгода назад мне пришла посылка. Пёстрая подборка книжек от издательства «СТиХИ», которое меня давно интересует. Поэтическую серию «Срез» затеяли люди, близкие мне по духу, и то, как они выстраивают внутренний серийный сюжет, как пекутся о своих книгах, продвигают и лелеют их - всё это наводило на мысль о том, что в их случае мы имеем дело с если не абсолютно новым, то уж точно живым и свежим явлением в нашем литературном социуме. Прочесть эти книги подряд и вразнобой - это был один из тех читательских квестов, что мне особенно по душе.
В чтении я остаюсь самим собой - неспешным вологжанином, который к любым явлениям бытия готовится загодя, испытанным дедовским способом: посидим, поживём да всё само и наступит. Вот и пёстрые серийные корешки ждали своего часа. Наконец, я слез с печи, протёр очи и придумал им назначение. «Будьте моим летним чтением!» - воскликнул вологжанин, и корешки даже вроде бы заёрзали на полке в радостном предвкушении.
Так и вышло. Серию «Срез» я сделал своим спутником в отпуске, в часы досуга, в пути и на работе. Я к ним за лето так привык, что когда книжки кончились, и, в очередной раз нырнув в рюкзак, я не обнаружил там яркого корешка, это меня даже немного расстроило. Их путешествие со мной и моё путешествие в них оказалось затягивающим. В моём чтении, конечно, не было системы, и в записках моих её нет. Это читательские впечатления, намеренная некритика, мой любимый жанр «вижу лес, пою про лес». Написал я не обо всём, и об этом тоже ещё скажу.
Эстетическая максима открывает книгу Арсения Ли «Сад земных наслаждений» (2016): «Невыразимое прекрасное // Уже стучится у ворот». Она задаёт угол восприятия того, что ждёт читателя на последующих страницах: принципиальный поиск прекрасного в непрекрасном, лирического в обыденном. В общем-то, это обычные, как говорится, «проблемы лирики» - высечение искры из несовместного матерьяла. То, чем все мы, помятые жизнью авторы хорошо за тридцать, грешим в меру сил и фантазии. И синусоида творческих удач и неудач в книге Арсения Ли, как мне кажется, колеблется именно вокруг удаления и приближения к этой «поэтике узнавания», о которой критики много пишут в последние годы. Автору не идут и не даются красивости, штатные Психеи, Терпсихоры и Эвтерпы, чей треножник в детской резвости обязан поколебать в свое время всякий уважающий себя стихотворец (я в их числе). Гораздо достовернее (и оттого трогательнее) мелкие штрихи повседневных бытовых и трамвайных впечатлений, которые действительно стучатся в сердце читающего. Они рассчитаны на отклик: расставание и одиночество вещей в «Разлуке», «Конопляный угар девяностых», попытка портрета времени в стихотворении «1994». Есть любопытные опыты миниатюр с восточным оттенком, когда череда наблюдений предшествует короткому «бонмо» (С. 29-30). Вообще, в книге много дорожных впечатлений и посвящений, что должно бы наводить на мысль, что автор делает несерьёзную мину при серьёзной игре. В этом «Саду земных наслаждений» не так уж много отрады, возделан он нарочито неряшливо, но вот в близости к земному веществу существования этой книге никак не откажешь. Как пишет автор, «это большое тело, много в нём всяких штук…».
Следом мне выпал сборник армянского лингвиста, юриста и начинающего дипломата Рафаэля Мовсесяна «По праву зрения» (2017) - с комплиментарным предисловием Алексея Алёхина, которое мне, например, не то чтобы сказало многое об ожидающем меня по ту сторону титульного листа, но выдало некий заряд предвкушения, которое, нужно признаться, не было обмануто. Мовсесян прилежно отдаёт дань длинно- и гладкописи (всё-таки Высшие литературные курсы), и старушка Эвтерпа тоже не забыта, но его сильные стороны не в этом, а в том, что свойственно, между прочим, и стихотворным опытам почтенного автора предисловия: формульная афористичность, монтаж мелких чёрточек реальности, лёгкое остранение и добрая ирония зрителя по отношению к зримому: «а в детстве мы были индейцами // и только репейные пули // могли нас убить»; «чтобы читать книгу // мы склоняем голову»; «граффити на здании консерватории // а оттуда // всё равно звучит музыка». Это я только что процитировал три стихотворения целиком. Плотность и выверенность этих двух-, трёхстиший заставляет меня возвращаться к ним как к неким обретённым ценностям: слюда ли это блестит или что-то более ценное? Впрочем, не только к ним. Книга Рафаэля Мовсесяна тонка, но чем-то заставляет читать себя не по разу: вразбивку и подряд.
Случайным порядком вслед выпадает сборник «жёсткого поэта» и «подпольного интеллигента» Максима Жукова, вышедший в том же году, что и предыдущий. С фиолетовой обложки, словно с привокзального забора, недобро смотрит на читателя название книги - «Как полный ебанько». Да, я напишу его без отточия, но позволю себе больше из этой книги ничего не цитировать. Потому что с тем же успехом я мог бы цитировать сборник куртуазных маньеристов начала девяностых. Всё очень знакомо. Если вы читаете поэзию сколько-нибудь системно и давно, то вы такое уже встречали. Это практическое пособие для районного лито на тему о допустимости мата в поэзии, готовая подборка текстов для полит-шансона за жизнь. Чтобы в наши дни увидеть в этом некую жёсткость или смелость, нужно быть или очень молодым человеком, или уж очень старым. Вопрос, который не покидал меня как читателя во время чтения этой книги был такой: а зачем Жукову эта лексика нужна? Эту соль добавляют, спору нет, но кому нужна солонина? И главное: неужели интересно так писать? Все эти вопросы в пустоту имеет смысл задавать только потому, что автор действительно, скажем так, не чужд поэзии: он удачлив в словесной охоте, ловок в поиске нового, искренен, мелодичен. Зачем исполнитель с таким регистром непрерывно бьёт в оглушительный таз, кого он в 2010-х годах собирается этим поразить? Ведь спор о его поэзии, в чём-то действительно сложной и интересной, теперь неизбежно будет превращаться в скучную нудятину на одну и ту же тему. Тут, должен признать (видимо под влиянием книги), мне пришла в голову метафора о неком незадачливом человеке, получившем в руки стеклянный, скажем так, предмет.
Книга Германа Власова «Мужчина с зеркалом овальным» (2018) показалась мне интересной, о ней стоит поговорить, в том числе потому, что не всё в ней однозначно и равноценно. Образ человека, несущего зеркало, отражающего и удвояющего мир, которым автор пытается с самого начала задать нам ведущую ноту своей работы, конечно, обаятелен. Я бы сказал, что многие стихотворения у Власова можно смело отнести к лучшим образцам того, что теперь известно как современная традиционалистская «поэзия действительности». Здесь читатель найдёт и прилежно выстроенные рифмованные каталоги реалий школьно-пионерского детства («С балкона»), и перечни дворово-районных примет («Москва до запахов подмышек...»), и многое другое, с чем в этом жанре уже давно и успешно справились до Германа Власова лучшие представители этой неореалистической школы: Александр Переверзин, Владимир Иванов и многие другие. Любопытнее те вещи, где чётче проступает индивидуальность автора, то разглядывающего подробности своей комнаты («Лежать в болезни, пыль рассматривая...»), а то внимательно препарирующего жизнь другого, реконструирующего внутренний мир старости («Старики»). Не знаю, часть ли это замысла или недостатки редакторской подготовки, но композиционно книга смотрится неуравновешенной, скорее сборником, а не книгой. Помещённые в ней многословные аллюзии к текстам Лермонтова, Чехова, Щедрина кажутся необязательными добавками, и как знать, может быть, стоило «подсушить» состав на треть или даже больше, и всё в этом бумажном микрокосме встало бы на свои места. Во всяком случае, потенциал для этого в книжке есть.
Следующей читательская лотерея выдала мне книгу Юрия Казарина «Имя травы» (2018), и, должен признаться, это было столкновение с работой настоящего мастера. В семьдесят с небольшим страниц уложилось плотное, сложно устроенное высказывание о мире - а сверхплотность для меня один из признаков настоящей поэзии. При всём при этом, стихотворения Казарина исполнены с той подкупающей «простотой» и «лёгкостью», которая достигается только долгим опытом речи: наблюдения за ней, любования ею, искривления её. «Имя травы» - цельная вещь, в которой повторяющиеся образы (ресницы, глина, вода, снег, земля) образуют что-то вроде концептуального узора, где мотивы сцепляются один с другим, переплетаются, проникают друг в друга, отчего поверх и помимо речи возникает волшебное приращение смысла, несказанная магия пустот и умолчаний, где потаённое главное проступает сквозь разговор о неглавном:
Кто-то спросил: - Ну как? -
ночью в пустом дому.
Я говорю: - Никак, -
Этому никому.
Поздно. Я спать пошёл.
Просто оставлю свет.
И положу на стол
парочку сигарет.
Позади у Юрия Казарина - целая поэтическая биография, череда книг, долгая осмысленная жизнь. «Имя травы» - классическое «позднее» произведение, и это накладывает на него особый отпечаток. «Кончается время моё», «чтоб, как рюмка, не последний», «я давно похоронен здесь» - подобные просверки осознания встречаются на протяжении всей книги, придавая сказанному и нескáзанному особенную глубину. Время, судьба, слово и бессловесность одинаково значимы в этой тоненькой огромной книге, которая сопровождала меня в автобусе и на прогулках не одну неделю этого лета, и думается, наше общение ещё не закончено. Пожалуй, это лучшее из изданного в серии «Срез» и одна из лучших поэтических книг, читанных мною за последние несколько лет.
*
За пределами моего дневника, конечно, осталось кое-что и даже многое. Среди тех книг, что были у меня в распоряжении, иные оставили меня равнодушным. Возможно, наличие «проходных нумеров» - признак состоявшего дела. Ведь высокой культуре свойственна избыточность, в ней излишнее и необходимое соседствуют естественно, как в жизни. Жаль, что некоторых из вышедших книг у меня нет. Например, «Белые тепловозы» (2018) Андрея Пермякова заслуживают внимания. О книге Игоря Караулова «Конец ночи» (2017) уже писали в периодике и в сети, это поэт, за чьим творчеством наблюдать интересно. Учитывая вышесказанное, я нисколько не удивился, что новая книга Вадима Степанцова «Рокером быть в России» (2019) вышла именно здесь.
Всего в серии 17 выпусков (или уже больше?), и каждый трудами издательства превращается в небольшое событие. Команда, которую возглавляют Арсений Ли, Алла Поспелова и Андрей Пермяков, старается, чтобы книги попадали в фокус читательского и критического внимания, чтобы им была суждена не пыльная складская полка или кладовка в квартире автора, а зрительные залы, прилавки и ярмарки.
Сейчас в России есть несколько серьёзных издательств и серий, представляющих современную поэзию: «Воймега» Александра Переверзина, «Воздух» Дмитрия Кузьмина, «Арт Хаус Медиа» Александра Шишкина, «Русский Гулливер» Вадима Месяца. Это навскидку, кого-то я непременно забыл. Но то, что со временем проект «Срез» будет упоминаться в их числе, мне теперь кажется почти неизбежным.
Конечно, у серии есть свои недостатки. Фокус на маркетинге, как мне кажется, привёл к тому, что в книгах слишком много дизайна. Иллюстрации, назойливые элементы оформления, факсимиле подписей и рукописей, конечно, могут украсить издание, но при таком их количестве порой создаётся впечатление, что они отодвигают сам текст книги на край восприятия. Ну и, конечно: что уместно в случае с панк-поэзией Жукова, не вполне подходит для строгой лиры Казарина.
Итог этого лета - хорошее и крепкое знакомство. Пёстрые книжки послужили мне хорошими попутчиками, а может быть я - им. Вообще, могу только порекомендовать мою практику «серийного чтения». Иметь всегда с собой в рюкзаке что-то тонкое, сложное, правдивое - ей Богу, хорошая привычка.