Умер Игорь Алексеев
7 апреля, в понедельник, на 50-м году жизни скончался известный саратовский поэт Игорь Алексеев. Последние несколько лет Игорь боролся со страшной болезнью - раком кишечника, который прогрессировал быстрыми темпами. Насколько я знаю, у него была достаточно удачная первая операция по удалению опухоли, но буквально через год с небольшим случился рецидив, сопровождавшийся многочисленными метастазами.
Я не могу сказать, что знал Игоря лично, и тем более, что знал хорошо. Гораздо лучше с ним была знакома моя мама, раньше часто посещавшая вечера, где Алексеев читал свои стихи. Благодаря их знакомству у нас дома всегда появлялись его новые книги с дарственными автографами. Признаюсь, при первой встрече, случившейся в тренажерке World Class'a чуть меньше 5 лет назад, Игорь произвел на меня негативное впечатление. Забавно было наблюдать, как взрослый, сорокалетний, мужик старается постоянно оказаться в центре внимания. Он стоял на голове, раскачивался на турниках, пел и громко разговаривал. Мне, 22-летнему пацану, такое поведение казалось нелепым и неуместным. Раздражающим. Сложно было понять, что творческие люди, они все со своими странностями.
Потом, по прошествии двух лет, я узнал о его болезни. И тогда же начал читать его стихи. Первую книгу - "Командир Пентагона", которая перекочевала летом к нам на дачу, я заглотил просто в момент. Забыв про все и всех. Потом была "Желтая тетрадь" и "Трамвай живых". Потом я нашел его страничку в сети, на "Литсовете". Стихи Игоря засасывали. Жесткие, мощные, умелые и безумно харизматичные, они легко и с удовольствием читались. Их хотелось читать. Ими хотелось делиться. Хотя, почему "хотелось", хочется и сейчас. Они рождают смех и пиетет перед умелой строфой одновременно. В них часто проскальзывает ненорматив, но он совершенно не коробит. Он там к месту и в тему. А еще в его стихах много Саратова, особенно в "Командире Пентагона", и, когда ты их читаешь, ты узнаешь себя, друзей, подруг и свой каждый день. Сочно, в рифму, обо всем знакомом, да родном...
Я не боюсь смерти в части ее соидентификации со мной, но мне становится страшно, когда умирают близкие, и еще страшнее, когда умирают близкие моих близких. Ибо чужое горе пережить подчас тяжелее собственного. Я очень боялся, зная о болезни Игоря, что в его стихах будет рефлексия и страх перед смертью. Но вместо этого я обнаружил другое - спокойствие и силу. Спокойствие и силу обреченного по сути человека. Человека знавшего и понимавшего, что его ждет. Но не устававшего отвечать на сотни пожеланий здоровья и "держаться", на каждое из этих пожеланий.
С течением времени в его стихах все чаще стали появляться болезнь и смерть. Невозможно абстрогироваться от того, что занимает всю твою жизнь, все твое существование. И Игорь не мог. Но он терял присутствия духа, хотя и понимал, насколько ничтожна надежда. Игорь переживал больше не за себя, а за близких - он видел как им тяжело наблюдать за угасанием сына, мужа, отца. Это постоянно "сквозило" в его стихах:
Ты смотришь на меня со стороны.
Я это замечаю краем глаза.
Прости, я повернусь к тебе не сразу.
Мои глаза такой тоской полны…
Я сделаю улыбку на лице.
Но этот фокус для тебя - пустышка.
Меня сейчас легко читать, как книжку
с развязкой предугаданной в конце.
Друг друга изучили мы навек.
У нас невольно совпадают жесты.
И тварь с косою, мертвая, как снег,
пока меж нами не находит места.
Потом он начал писать прозу. И проза его, страшная, пропитанная болью, не уступала при этом в таланте стихам. Несколько месяцев я начинал каждый свой день с его "литсоветской" странички, но потом мне стало тяжело. Сердце обливалось кровью и замирало. Однажды я не выдержал и разрыдался. Потому что те муки, которые испытывал Игорь, были несправедливыми по отношению к нему. Нечестными. Он был убежденным христианином, и чурался обращений ко всяким "магам", "бабкам" и тому подобному сброду. Он верил в Бога, в его помощь. Но помощь не приходила.
Он несколько раз приглашал меня через маму на свои литвечера, но я боялся идти. Я боялся того страшного и неминуемого несоответствия его полных силы стихов и внешнего облика. Я видел Игоря, когда он был здоровым, и мне страшно было увидеть его умирающим. Малодушно страшно. А когда в среду, на это неделе, позвонила мама, и сказала, что Алексеев умер, мне вдруг стало стыдно, что я так и не смог сказать ему вживую те слова поддержки и преклонения, которые писал в интернете. Я знал, что они были ценны для него, он говорил об этом маме. Для него были ценны любые слова.
Умер блестящий поэт и просто хороший человек. Игорь, Вы оставили о себе добрую память, которая еще долго будет жить в Ваших стихах. Покойтесь с миром. R.I.P.
P.S. А вот это мое любимое, настоящее "алексеевское":
"Не становишься моложе..."
Не становишься моложе.
Спорт, диета - все слова.
Постепенно вянет кожа
И седеет голова.
А еще она лысеет,
Тоже, видно, неспроста.
И печаль морщины сеет
Возле глаз и возле рта.
Блудоокие девицы
Сразу видят, что за кекс.
Остается только злиться,
Переплачивать за секс
И плести такие сети,
Чтобы цены обломить.
А еще взрослеют дети,
Их приходится кормить,
Пролезать везде без мыла,
Как последний прохиндей,
Чтобы все, как надо, было,
Чтобы все, как у людей.
И нельзя остановиться,
Как-то время подобрать,
Чтобы Богу помолиться,
Чтобы службу отстоять.
От неправедных занятий
Ходишь в страхе и тоске:
Вдруг заявится кондратий,
Хватит палкой по башке!
Как в бегущую водицу
Канут зренье, слух и речь.
Перестанут дни искриться,
Перестанут крылья сниться,
Перестанет сердце биться,
Только слезы будут течь.