"Маленькие трагедии" по-французски. Небольшой видеоотчёт
Этот пост - для тех, кто не читает меня в фейсбуке. Ну и для меня самого. Я тут собрал воедино несколько фейсбучных постов, посвящённых нашему спектаклю «Маленькие трагедии», прошедшему в Лионе в марте - апреле сего года.
* * *
"Маленькие трагедии" Пушкина считаются несценичными. Русская википедия даже называет их "пьесами для чтения" - безо всяких, впрочем, на то оснований. Как бы то ни было, сценическая история этих четырёх жемчужин российской словесности довольно трудна. Ставят их, действительно, редко - совсем не пропорционально их славе. И ещё реже удачно. Скажем, постановка А. Н. Бенуа стала одним из самых болезненных провалов в истории дореволюционного МХТ. (Это чтобы не ходить за более близкими примерами).
Мне это всегда казалось довольно странным. Ну не мог я поверить, что Пушкин, так любивший театр и так хорошо в нём разбиравшийся (см., например, его блистательную статью "О народной драме и драме "Марфа посадница" М. П. Погодина", написанную в том же году, что и "Маленькие трагедии"), мог взять и написать пьесы просто "для чтения". Да и герои этих трагедий всегда казались мне такими живыми, правдивыми, прямо просящимися на сцену. Косвенным подтверждением своей правоты я считал и то, что трагедии эти были использованы выдающимися композиторами в качестве материала для опер - и порой неплохих.
И когда мне предложили вести занятия в Ecole de Théâtre de Lyon, я решил рискнуть и поставить с ребятами "Маленькие трагедии". Риск был тем интереснее, что здесь этот цикл не известен, можно сказать, вообще никому. Соответственно, никакого давления традиций, никакого пиетета и придыхания перед "нашим всем". Редкая, даже уникальная, возможность прочесть этот текст в буквальном смысле с чистого листа. В России, разумеется, совершенно немыслимая.
А чтобы облегчить восприятие неподготовленного французского зрителя, мы объединили (и в то же время разделили) эти четыре истории коротенькими интермедиями с участием милого и нелепого Пушкина, как бы сочиняющего эти трагедии прямо перед нами и разыгрывающего их в своём воображении.
Разумеется, студенческий спектакль - он всегда малобюджетный. Но всё же наши возможности были не настолько малы, чтобы мы при желании не могли себе позволить кое-какие декорации. Так что их отсутствие - это намеренная задумка. Понятно, что с Бенуа нам всё равно не потягаться. А главное, что это, как известно из истории, и не нужно. Поэтому мой подход был противоположный: голая сцена, голый пушкинский текст, обнажённые пушкинские страсти и актёры (нет, не голые), живущие в предполагаемых* обстоятельствах, как рыба в воде.
Такой подход я считаю тем более оправданным, что "Маленькие трагедии" в значительной мере абстрактны. Какую-либо историческую достоверность в них искать бессмысленно. Это притчи.
К сожалению, качество видео получилось неудовлетворительным. Так часто бывает, когда пускаешь дело на самотёк. Тем не менее, я решил выложить несколько отрывков. Начну с начала: с первой сцены "Скупого рыцаря". Конечно, это совсем не то, что смотреть спектакль в зале, но всё же.
Click to view* * *
Большой монолог - это всегда испытание для актёра. Особенно когда актёр на сцене один. В этом смысле знаменитый монолог Барона из "Скупого рыцаря" - настоящая профессиональная проверка на умение в одиночку "держать" зал на протяжении нескольких страниц весьма непростого текста. И что же? По-моему, наш Жорж справляется с этой задачей не хуже иных народных артистов.
* * *
Драматургическая структура "Скупого рыцаря" проста и эффектна. В первых двух сценах Пушкин по отдельности представляет нам противоположные стороны конфликта, а в третьей сталкивает их лбами. Разумеется, это только на первый взгляд и в первом приближении. На самом-то деле там масса вторых и третьих планов. И если приглядеться повнимательнее, то всё будет не так уж просто. Но по-прежнему эффектно!
* * *
А теперь мой самый, пожалуй, любимый фрагмент нашего спектакля - а именно, первая сцена "Моцарта и Сальери".
Сразу хочу оговориться - обоих главных героев у меня играют девушки, и это не вынужденная мера, как могут подумать, а осознанное решение, причин которому две.
Во-первых, пушкинские персонажи ничего общего с реальными историческими Моцартом и Сальери не имеют. И чем абстрактнее будут они воплощены на сцене - тем лучше и честнее по отношению ко всем.
Вторая же причина более личная. Читая и перечитывая первый - очень актёрски опасный - монолог Сальери, я вдруг против воли представил себе, как могла бы его произнести одна знакомая дама-искусствовед, которая за Великое Искусство - точнее, за своё понимание искусства - не только Моцарта прикончит, но и Бетховена с Чайковским укокошит, не поморщившись. (Сразу оговорюсь, что ни среди моих френдов, ни среди подписчиц она не числится - мои френдессы-искусствоведы все сплошь прекрасные, милые люди, ни к какой уголовщине не склонные).
Но мне действительно хотелось передать здесь трагедию человека, искренне преданного искусству, отдавшего ему всю свою жизнь без остатка, и при этом не способного, условно говоря, срифмовать "поздрaвляeм" и "желаем". При этом кто-то другой, который и трудился меньше, и барокко от рококо отличает с трудом, фонтанирует нестандартными идеями и плодоносит как яблоня в урожайный год.
Несправедливость? Несомненно! Трагедия? Бесспорно! И не все находят в себе силы пережить эту трагедию достойно. Кто-то сохраняет в себе беззаветную преданность искусству и служит ему тем, чем может. А кто-то разрабатывает сложные системы и схемы и развивает в себе, можно сказать, зоологическое неприятие всего подлинно творческого. (Ибо подлинное творчество оно потому и творчество, что никаким схемам не соответствует и ни в какие системы не укладывается). Разумеется, всё это под прикрытием патетической риторики "служения Прекрасному".
В этом смысле очень показателен эпизод со Слепым Скрипачом: там, где один улыбнётся, другой прочёт нравоучение, а потом убьёт Моцарта "ради него же самого".
Что же касается открывающего эту сцену монолога, то дался он нам не сразу. Давила, в том числе, и ответственность: в конце концов, именно этим монологом простился с публикой сам Станиславский! (Большой трудоголик и любитель создавать системы, между прочим, - ох, есть тут над чем подумать).
В конце концов, я попросил Меган (так звали нашу "Сальери") отбросить текст и просто рассказать нам о том, что лично она считает вопиющей несправедливостью, и привести примеры, когда ей пришлось испытывать жгучую зависть. К моему удивлению (и восхищению) Меган, недолго думая, разразилась страстным и очень откровенным монологом, который далеко не каждый решился бы произнести не наедине с собой. Осталось только наложить на пойманное внутреннее самочувствие актрисы пушкинский текст, и дело было в шляпе!
Не могу не удержаться и не добавить, что коллеги, подошедшие ко мне после спектакля, чтобы поделиться впечатлениями (и, в большинстве своём, совершенно не знавшие Пушкина), удивлённо восклицали: «Да это же «Амадей» Шеффера!» А я подумал (хотя и не стал произносить вслух): «Так-то оно так, да вот только Шеффер написал свою пьесу на 150 лет позже, и по сравнению с «Моцартом и Сальери» его «Амадей» - ширпотреб и вампука».
* * *
С этого момента я перестаю выкладывать всё подряд, ибо понимаю, что смотреть Пушкина по-французски - это надо быть фанатом (причём не Пушкина, а лично моим). Тем более, что качество видео оставляет желать. Но всё же не могу не поделиться ещё одной из своих самых любимых сцен - не только в "Маленьких трагедиях", а вообще. Это вторая сцена "Каменного гостя" (сцена у Лауры) - по моему мнению, одна из наивысших "точек кипения" мирового романтического театра. Всё там вроде бы до чрезвычайности просто, и в то же время каждый новый поворот сюжета лих и внезапен.
И, по-моему, мне достались ну просто очень талантливые студенты, которым удалось не только сыграть эту сцену искренне и естественно, без "рванья страстей в клочья", но и, как мне кажется, дать классическим образам свежее прочтение.
* * *
Ну и не могу завершить своего рассказа о "Маленьких трагедиях", не выложив хотя бы одного отрывка с донной Анной. Я - как и все мы, наверное, - очень высоко ценю советскую экранизацию с Натальей Белохвостиковой в этой роли. Но осмелюсь сказать, что наша Марин дала ничуть не менее убедительную (и совершенно другую) трактовку образа.
К репетициям сцен с донной Анной мы приступили относительно поздно, и до этого Марин скромно сидела в уголке, не привлекая к себе особого внимания. И помню, как после первой же репетиции вот этой сцены, которую вы можете здесь увидеть, мой стажёр и ассистент Тимур восхищённо воскликнул: "Какая она, оказывается, красивая!"
Действительно, Марин, как мне кажется, удалось верно схватить самые важные черты персонажа: искренность, порывистость и непосредственность, так не вяжущиеся с тем образом безутешной вдовы, который она сама себе навязала. Также было хорошо видно, как этой милой девочке хочется вырваться из той ситуации, в которую она невольно угодила: из жизни, превратившейся в нескончаемый траур.
Ну а что касается меня, то я искал этот образ, ориентируясь, разумеется, не на Белохвостикову, а на донну Анну из оперы "Каменный гость" "композитора-режиссёра" Даргомыжского. Не со всеми его решениями я безоговорочно согласен, но вот образ донны Анны он, как мне кажется, очень хорошо продумал. Актёрам я этого, правда, говорить не стал.
* * *
Ну и в качестве постскриптума добавлю, что из всех "Маленьких трагедий" наиболее радикально нами был решён "Пир во время чумы", истинным украшением которого стали Песня Мэри и Гимн чуме, написанные композитором Андреем Тихомировым специально для нашей постановки. Кажется, это первый случай в истории, когда музыка этих песен изначально сочинялась на французский текст. Но Андрей попросил меня до поры до времени не обнародовать видео. Уважая его авторские пожелания и будучи безмерно ему благодарным, оставляю "Пир во время чумы" за скобками своего рассказа. До лучших времён.
* Посвящённые поймут, почему я исковеркал общепринятый театральный термин "предлагаемые обстоятельства".