Дважды Россия
“Теперь ваши родители - это вожатые. Они главнее ваших мам и пап. Поэтому вы должны их слушаться, подчиняться и выполнять.”
Спустя год после того, как мои младшие дети стали моими и переехали домой из детского дома, мы все ещё не смогли изжить страхи прошлого. После первой серьёзной травмы - изъятие из семьи - они прошли через 5 учреждений, и каждый перевод в новую группу, к новым детям и новой воспитательнице - это серия непрекращающихся и растущих как снежный ком травм.
Мы до сих пор ходим по улице за ручку, звонки мне на работу бывают чуть чаще самых смелых предположений, в командировки ездим вместе, а в магазине мы до сих пор, спустя год, устраиваем истерику, если я теряюсь из вида или прошу постоять с тележкой, пока хожу по рядам.
Это всё последствия объективных и субъективных обстоятельств их прошлой жизни. Эти обстоятельства научили их не доверять миру. Всему. Всегда. И ждать от него подвоха каждый момент, каждую минуту, каждый взмах век. Жить в перманентном стрессе с повышенным адреналином и готовностью махнуть на эту жизнь рукой. И у них есть все основания для этого страха и недоверия. Слишком уж часто этот мир показывал свою хрупкость, ненадежность и непредсказуемость.
И, например, поэтому, я до последнего не сообщал им о том, что долгие месяцы занимаюсь оформлением документов для того, чтобы их забрать. Полгода, так же ожидая подвоха и непредсказуемости системы, я им ничего не говорил. И когда уже все было почти готово и оставался какой-то жалкий месяц - сказал. И до сих пор Антон вспоминает воспитателей, которые весь этот месяц говорили ему, что все его надежды напрасны, никто их ни в какую семью не заберет, один с четырьмя не справится, всё это брехня и враки, иди жуй свою манку. А он в слезах доказывал - заберёт, он заберёт, он обещал. А они над ним посмеивались и отправляли спать.
И вот спустя год мы решились поехать в лагерь. На полную смену. Читали про него отзывы и обсуждали, что конечно же я их не брошу, буду приезжать, а после окончания смены заберу домой.
И конечно же, когда им сообщили, что их новые родители - это воспитатели, они к этой информации применили весь имеющийся у них богатейший опыт. Что совершенно логично для этих детей.
И совершенно нелогичным мне показалось поведение сотрудников лагеря.
И когда я прискакал к ним, вдруг оказалось, что никогда такого не было, и вот опять. Хорошее место лагерем не назовут и далее по списку.
На входе охрана, на территорию не пускают, дозвониться до детей не могу - в этом лесу связь бывает только по праздникам после дождичка в четверг. И это если повезёт. Охранник вызывает по рации вожатую. Она говорит, что занята. А без вожатой детей не отпустят пройти от корпуса до ворот. А меня, соответственно, не пустят в ворота.
Долгие споры, разговоры, шутки-прибаутки с охранниками про концлагерь, нары и особо строгий режим ни к чему не привели. Запрещено и всё тут.
На вопрос почему запрещено - читайте на воротах, там всё написано.
Иду вдоль забора, читаю объявления, вижу это:
Довольный подхожу к охране, докладываю, что объявление нашёл, время сейчас как раз подходящее, документы совершенно случайно с собой, поэтому я готов таки воспользоваться калиткой и пройти к своим детям.
Охранник этой бумажки раньше, видимо, не замечал. Удивился немного, но быстро взял себя в руки: эта бумажка нам не указ. Нам указ вот эта - и показал объявление рядом:
И опять предсказуемый диалог:
Я: но имею же право!
О: но запрещён же!
Я: Но право же имею?
О: Имеете, но запрещено ведь.
Я: Но это же бред! Вы сами не понимаете? Почему я не могу навестить своих детей, посмотреть в каких условиях они живут, где они спят, чем их кормят?
О: Бред конечно, но вы же понимаете, что мы в России.
А Россия - в России, - добавил я.
По счастливому стечению обстоятельств именно так и называется наш лагерь.
Когда повторение пройденного надоело, пошел на таран.
- Кароч, я звоню в полицию и сообщаю, что у меня похитили детей. Я не знаю где они, не могу с ними связаться, убедиться в том, что их жизни и здоровью не угрожает опасность. А вы - пойдете соучастником.
Тут же зашуршала рация в руках одного из них и он закричал:
- Давайте быстрее ведите детей. СРОЧНО! Их тут отец ждёт. СРОЧНО!
Детей привела вожатая, стояла рядом, проверяла что я им передаю и торопила.
- Ну пообщаемся минут двадцать и вернутся, вы то идите, - говорю.
- Нет, одни по территории они передвигаться не могут. Только со мной.
- Только под конвоем, - добавил я.
В итоге договорились, что мне дадут их на 30 минут, а я напишу заявление.
И в заявлении я прошу (!) разрешить (!) забрать моих детей.
Просто сюр какой-то.
В связи с этим у меня обращение к руководству России (к чему бы вы не отнесли это имя собственное).
Вы охуели. Вы решаете что нам есть, запрещая сыры и яблоки, вы решаете, что нам смотреть, вырезая непонравившиеся вам сцены из фильмов, вы решаете, где нам отдыхать, что читать и что слушать. Вы создаёте концлагерь на любом свободном (и не только) клочке земли. Вы создаёте концлагерь в школе, в лагере, в лесу. Вы талантливы до безобразия в этом своём концлагерном искусстве. Но ни я, ни мои дети, не хотим жить за решёткой, встречаться через забор и гулять под конвоем. И отдельный привет вам от Антона.
Да, мои дети любят свободу. И не без гордости вам скажу, что руку к этому я приложил знатно.
Но вот эту песню Антон полюбил без моего значимого участия. Послушайте, может быть хоть что-то поймете.
Click to view