Подробности одних телесных повреждений
Как это часто бывает, одно воспоминание тянет за собой другое. Заговорил о переломах в общих чертах и вспомнил забавную подробность одного из случаев. Как раз первое смещение, когда пьяные дураки зачем-то нагрубили нам. Странно еще потому, что нас было человек 6 мужского пола плюс 2 женского. Думаю, общались они с бесами, а смотрели почему-то на меня. Ну да ладно.
До района меня подбросили на машине. Оказавшись в родных дворах, я начал делать звонки. Задачи было две: медицинская помощь и анестезия - начинало болеть. Сестренка не брала трубку, анестезии, несмотря на вечер пятницы, дозвониться смог только одной, а мне больше и не нужно.
Сидел в гостях у Андрея, у которого в гостях был также Сергей - Андрей в целом любил ламповые посиделки. Да что лукавить, он вообще любил посиделки, возможно, поэтому занимался компьютерными играми и даже с пьянок уходил на рейд. Золотой человек с золотыми руками. Повезло парню, что родился именно в конце 20-го, потому что в конце 20-х трудно представить его хобби, возможно, создание кошельков из человеческой кожи? Да нет, он не такой.
Короче, я принял пару-тройку сорокаградусных компрессов, когда перезвонила Кирюха. Кирюха, а если быть точным, Кира Анатольевна - это моя сестра, кровинушка моя родная и так далее. Она, как всегда, запереживала, я как всегда смеялся. В общем, повез кто-то из трезвенников (на такси, извините, в те времена средств не водилось) до Боткинской.
Там золотой человек, травматолог с именем, которого не помню, отправил на рентген, оценил масштабы смещения и предложил "спичку". Я сказал, что вот ну не хочу. Еще чего: из-за такого пустякового шлепка по твердому провинциальному лбу мне железки какие-то вставлять. Обойдется! Тогда врач, назовем его Иван Васильевич, взялся вправить мне смещение. И ведь вправил же! Кстати, было совсем не больно. Наверное, потому что за пять минут до процедуры мне всадили здоровенный шприц лидокаина прямо в ладонь. Вот, когда по-настоящему хотелось плакать.
Наложил мне Иван Василич гипс и отправил снимать стресс, потребовав через три дня повторно заглянуть и посмотреть, хорошо ли ей, косточке моей в белом заточении лежится. Обычно я на такие требования непременно кивал и, по выходу из заведения, все, кроме рентгеновского снимка, выбрасывал. Много их у меня скопилось, я из них даже абажур себе на кухне сделал однажды. Кривой, убогонькый, как мои ручонки во всех теперь смыслах, но от того еще более готичный. Ну вот. А в этот раз клятвенно пообещал вернуться, хотя бы потому что как человек он мне и как специалист изрядно понравился.
Смещение кости ни на грамм не сместило моего отношения к такому обыденному делу, как перелом руки. Я смело хватал в загипсованную клешню пакет, завязывал ей шнурки - в общем, как истый гуманист, считал руку не уебищной, а с особенностями. Короче говоря, забыл главное требование Иван Василича: не тревожить, а то смещение усилится и придется-таки добавить металла в эту дыру.
Пришел, поздоровался - и сразу на рентген. К рентгену он и сам подошел, посмотрел и, не став ахать, строго сказал: все, втыкаем. Вдвигаем, внедряем, заводим и оставляем на месяц.
- Нее, - говорю, - идея мне ваша не по нраву приходится.
- Иначе, - говорит, - кривая будет.
- Сильно, - говорю, - кривая-то?
- Ну, - говорит, - не очень, но кривая.
- Не очень, - говорю, - это ерунда. Оставляем, - говорю.
- Нет, - говорит, - надо вставлять. вдвигать, внедрять. Там делов-то, - говорит, - на пять минут: воткнул, прикрепил и побежал. Зато ручонка потом как новенькая.
- Да что мне, - говорю, - новенькая твоя, мне и старенькая моя нормально.
А градус уже не то что бы накалялся, но, сами понимаете, долгие уговоры к объятиям людей малознакомых едва ли приближают. И делает Иван Василич ход конем:
- Пойдем, - говорит, - на восьмой.
- Что, - говорю, - силой будете? Так я так просто не дамся, у меня вон еще сколько конечностей.
- Пойдем, - говорит, - не бойся.
- Вот еще, - говорю, - было б кого бояться (он-то парень здоровый, но явно больше лечить настроен, а я тогда как раз наоборот). Пойдем, пойдем.
Приходим на восьмой, заходим в кабинет, а там профессор. Нет, я конечно не знаю, какая у человека должность, звание и регалии, но внешне - точно он. В возрасте, борода ухоженная, с благородной сединой, халат опять же, ну и глаза умные-умные, ни дать ни взять Преображенский. И начали мы уже на троих.
- Вот, - говорит, - смещение произвел, а спичку не хочет.
- Не хочет? - Спрашивает Профессор.
- Не хочу, - говорю.
- А дай-ка я, Ваня, рентген его посмотрю
- Нате, - говорит, - посмотрите. А сам уже ликует, по глазам вижу.
Смотрит профессор и, как все профессора, под нос себе такой: угу, ага, ого - все это с таким умным видом, что понимаю, что придется отбиваться уже от двоих, а то и от врачебной бригады целой. И Иван Василич этот еще нагружает:
- Он пришел, я поставил, он ушел, потом опять пришел, ну вы видите, оно пошло, я ему спичку, а он ни в какую, я ему и так и эдак, а он ни в какую.
- Прямо так, - говорит профессор, - и ни в какую?
- Ни в какую, - говорит Иван Василич.
- Ни в какую, - киваю.
- Ну что же, - говорит, профессор, - в принципе, внутренние органы не задеты, кровоизлияний в ногти не наблюдаю, можно и так оставить. Ничего страшного, думаю, нет.
Вася, Ваня или как его, Иван Василич, всем сердцем в осадок слышу выпадает, до того жалко его стало, отличный же парень, серьезный специалист, я чуть было не закричал: хрен с вами ставьте давайте свои зажигалки, свечки, пачки. Но сказал другое:
- А палец-то, - говорю, - двигаться будет?
- А чего ж ему, - говорит профессор, - не двигаться-то? Будет, конечно.
- Нормально будет? - Говорю.
- Нормально будет, - говорит.
- А зачем он мне тогда свою спичку навязывает, - говорю, а сам на Иван Василича поглядываю, но ликовать сильно воздерживаюсь - не хочу человека хорошего ранить.
- Так кривая немного будет, - говорит Профессор.
- А сильно кривая-то? - Спрашиваю.
- Да вот примерно так, - говорит профессор и показывает, улыбаясь, свою руку.
Тут-то Иван Василич или Василь Иваныч, упомни его попробуй, поражение-то свое и признал.
- Уходи, - говорит, - нехороший ты бандит, без спички домой.
- Ухожу, - говорю, - спасибо вам, дорогой врач.
- Только дай я тебе прямо через гипс, - говорит, - немного все-таки поправлю. Глядишь, поровней станет.
Золотой человек, говорю я вам.
До района меня подбросили на машине. Оказавшись в родных дворах, я начал делать звонки. Задачи было две: медицинская помощь и анестезия - начинало болеть. Сестренка не брала трубку, анестезии, несмотря на вечер пятницы, дозвониться смог только одной, а мне больше и не нужно.
Сидел в гостях у Андрея, у которого в гостях был также Сергей - Андрей в целом любил ламповые посиделки. Да что лукавить, он вообще любил посиделки, возможно, поэтому занимался компьютерными играми и даже с пьянок уходил на рейд. Золотой человек с золотыми руками. Повезло парню, что родился именно в конце 20-го, потому что в конце 20-х трудно представить его хобби, возможно, создание кошельков из человеческой кожи? Да нет, он не такой.
Короче, я принял пару-тройку сорокаградусных компрессов, когда перезвонила Кирюха. Кирюха, а если быть точным, Кира Анатольевна - это моя сестра, кровинушка моя родная и так далее. Она, как всегда, запереживала, я как всегда смеялся. В общем, повез кто-то из трезвенников (на такси, извините, в те времена средств не водилось) до Боткинской.
Там золотой человек, травматолог с именем, которого не помню, отправил на рентген, оценил масштабы смещения и предложил "спичку". Я сказал, что вот ну не хочу. Еще чего: из-за такого пустякового шлепка по твердому провинциальному лбу мне железки какие-то вставлять. Обойдется! Тогда врач, назовем его Иван Васильевич, взялся вправить мне смещение. И ведь вправил же! Кстати, было совсем не больно. Наверное, потому что за пять минут до процедуры мне всадили здоровенный шприц лидокаина прямо в ладонь. Вот, когда по-настоящему хотелось плакать.
Наложил мне Иван Василич гипс и отправил снимать стресс, потребовав через три дня повторно заглянуть и посмотреть, хорошо ли ей, косточке моей в белом заточении лежится. Обычно я на такие требования непременно кивал и, по выходу из заведения, все, кроме рентгеновского снимка, выбрасывал. Много их у меня скопилось, я из них даже абажур себе на кухне сделал однажды. Кривой, убогонькый, как мои ручонки во всех теперь смыслах, но от того еще более готичный. Ну вот. А в этот раз клятвенно пообещал вернуться, хотя бы потому что как человек он мне и как специалист изрядно понравился.
Смещение кости ни на грамм не сместило моего отношения к такому обыденному делу, как перелом руки. Я смело хватал в загипсованную клешню пакет, завязывал ей шнурки - в общем, как истый гуманист, считал руку не уебищной, а с особенностями. Короче говоря, забыл главное требование Иван Василича: не тревожить, а то смещение усилится и придется-таки добавить металла в эту дыру.
Пришел, поздоровался - и сразу на рентген. К рентгену он и сам подошел, посмотрел и, не став ахать, строго сказал: все, втыкаем. Вдвигаем, внедряем, заводим и оставляем на месяц.
- Нее, - говорю, - идея мне ваша не по нраву приходится.
- Иначе, - говорит, - кривая будет.
- Сильно, - говорю, - кривая-то?
- Ну, - говорит, - не очень, но кривая.
- Не очень, - говорю, - это ерунда. Оставляем, - говорю.
- Нет, - говорит, - надо вставлять. вдвигать, внедрять. Там делов-то, - говорит, - на пять минут: воткнул, прикрепил и побежал. Зато ручонка потом как новенькая.
- Да что мне, - говорю, - новенькая твоя, мне и старенькая моя нормально.
А градус уже не то что бы накалялся, но, сами понимаете, долгие уговоры к объятиям людей малознакомых едва ли приближают. И делает Иван Василич ход конем:
- Пойдем, - говорит, - на восьмой.
- Что, - говорю, - силой будете? Так я так просто не дамся, у меня вон еще сколько конечностей.
- Пойдем, - говорит, - не бойся.
- Вот еще, - говорю, - было б кого бояться (он-то парень здоровый, но явно больше лечить настроен, а я тогда как раз наоборот). Пойдем, пойдем.
Приходим на восьмой, заходим в кабинет, а там профессор. Нет, я конечно не знаю, какая у человека должность, звание и регалии, но внешне - точно он. В возрасте, борода ухоженная, с благородной сединой, халат опять же, ну и глаза умные-умные, ни дать ни взять Преображенский. И начали мы уже на троих.
- Вот, - говорит, - смещение произвел, а спичку не хочет.
- Не хочет? - Спрашивает Профессор.
- Не хочу, - говорю.
- А дай-ка я, Ваня, рентген его посмотрю
- Нате, - говорит, - посмотрите. А сам уже ликует, по глазам вижу.
Смотрит профессор и, как все профессора, под нос себе такой: угу, ага, ого - все это с таким умным видом, что понимаю, что придется отбиваться уже от двоих, а то и от врачебной бригады целой. И Иван Василич этот еще нагружает:
- Он пришел, я поставил, он ушел, потом опять пришел, ну вы видите, оно пошло, я ему спичку, а он ни в какую, я ему и так и эдак, а он ни в какую.
- Прямо так, - говорит профессор, - и ни в какую?
- Ни в какую, - говорит Иван Василич.
- Ни в какую, - киваю.
- Ну что же, - говорит, профессор, - в принципе, внутренние органы не задеты, кровоизлияний в ногти не наблюдаю, можно и так оставить. Ничего страшного, думаю, нет.
Вася, Ваня или как его, Иван Василич, всем сердцем в осадок слышу выпадает, до того жалко его стало, отличный же парень, серьезный специалист, я чуть было не закричал: хрен с вами ставьте давайте свои зажигалки, свечки, пачки. Но сказал другое:
- А палец-то, - говорю, - двигаться будет?
- А чего ж ему, - говорит профессор, - не двигаться-то? Будет, конечно.
- Нормально будет? - Говорю.
- Нормально будет, - говорит.
- А зачем он мне тогда свою спичку навязывает, - говорю, а сам на Иван Василича поглядываю, но ликовать сильно воздерживаюсь - не хочу человека хорошего ранить.
- Так кривая немного будет, - говорит Профессор.
- А сильно кривая-то? - Спрашиваю.
- Да вот примерно так, - говорит профессор и показывает, улыбаясь, свою руку.
Тут-то Иван Василич или Василь Иваныч, упомни его попробуй, поражение-то свое и признал.
- Уходи, - говорит, - нехороший ты бандит, без спички домой.
- Ухожу, - говорю, - спасибо вам, дорогой врач.
- Только дай я тебе прямо через гипс, - говорит, - немного все-таки поправлю. Глядишь, поровней станет.
Золотой человек, говорю я вам.