Ник шел по осеннему парку. Золотой блеск солнца в синеве неба подсвечивал золотые деревья, которые отражались в синих лужах, в которых плыли золотые листья. Ник тревожно поглядывал на это великолепие. Листья оставались листьями, лужи - лужами, солнце слепило. Ник еще помнил, что когда-то мог присесть на скамейку и надолго упереться взглядом в береговую линию лужи, которая уводила его вглубь и вбок, в таинственные закутки мироздания, где только ему обещают показать что-то такое. Он верил и шел. Видел ли? Удивлялся? Этого Ник уже не помнил, но тогда ожидание чуда жило в нем, и каждый сорванный ветром лист мог оказаться билетом, письмом, зеркалом, нежной инопланетной ладонью, да просто - вот этой шуткой, не пойми чем, воплощенной тайной. Теперь ну да - листья, ну да - небо. Всё стало самим собой. Почему-то это тождество оказалось неустойчивым, и парк съеживался до аляповатых декораций, упрощался до цветовых заливок, он мешал. Зачем Ник сюда пришел? Ему стало страшно. Ник свернул с дорожки, набрел на какое-то безымянное дерево, обнял его руками и прижался щекой к мокрому стволу. Дерево на миг стало непонятно чем, Ник облегченно вздохнул и сжал ствол покрепче.
Шуршали листья под ногами,
им отвечали каблучки,
и клены черными рогами
цепляли алые клочки
когда-то платьев. Все - нагие,
как незнакомые, другие
стоят, не ведая стыда.
И нас зовут с собой, туда,
где снега битые кристаллы
и зеркала застывших луж.
Где каждый слаб и неуклюж,
где каждый станет тупо старый.
Деревья, правда ли, весной
мы оживем листвой иной?