На злобу дня. О партизанах 1905 года.
По книге "Царствование Николая II" Сергея Сергеевича Ольденбурга:
5 декабря в Москву прибыл новый генерал-губернатор, адмирал Ф. В. Дубасов. Принимая представителей администрации он произнес знаменательную речь: «В этой самой Москве, где билось сердце России горячей любовью к родине, свила себе гнездо преступная пропаганда. Москва стала сборищем и рассадником людей, дерзко восстающих для разрушения основ порядка... При таких условиях, мое назначение на пост московского генерал-губернатора приобретает особый характер. Это - назначение на боевой пост... Я убежден в победе над крамолой, которую можно победить не только залпами и штыками, но нравственным воздействием лучших общественных сил. . . Теперь крамола обращается к законной власти с дерзкими требованиями, бросает дерзкий вызов с поднятым оружием. Вот почему я не поколеблюсь ни на одну минуту и употреблю самые крайние меры; я буду действовать, как повелевает мне долг».
В тот же день закончились беспорядки в Ростовском полку: солдаты «качали» своего командира и кричали ему «ура».
6 декабря был издан «приказ о революции», как выразилось «Новое Время»: на 12 ч. дня, 8 декабря, объявлена была всеобщая забастовка. «Пролетариат не удовлетворится никакими частичными перемещениями политических фигур правительственного персонала. Он не прекращает стачки до тех пор, пока все местные власти не сдадут своих полномочий выбранному от местного населения органу временного революционного управления», говорилось в воззвании, подписанном: партией с.-д., партией с.-р., союзом железнодорожников, почтово-телеграфным союзом и московским и петербургским Советами Рабочих Депутатов. Тщетно П. Н. Милюков в своей газете предостерегал крайние партии от такого рискованного шага.
<...>
Третья всеобщая забастовка началась в назначенный срок 8-го декабря, но сразу же обозначился ее неуспех. Многие железные дороги прямо отказались к ней примкнуть. В Петербурге бастовала только незначительная часть рабочих. «Приказали начать забастовку, а не слушаются!» - иронически замечало «Новое Время» 9 декабря, и уже на следующий день сообщало: «Всероссийская забастовка провалилась самым плачевным образом».
Все же, дороги московского узла забастовали, (кроме Николаевской, которая усиленно охранялась войсками), и революционные партии, собравшие в Москве около двух тысяч вооруженных дружинников. решили продолжать выступление по намеченному плану.
Задачей было добиться перехода войск на сторону революции. Но выступление начиналось в атмосфере народного равнодушия: не чувствовалось ни малейшей «психологической заразы». Штаб боевых дружин поэтому решил повести партизанскую войну на территории старой столицы. Дружинникам были даны следующие «технические указания» [Л. Троцкий. «1905-й год»]: «Действуйте небольшими отрядами. Против сотни казаков ставьте одного-двух стрелков. Попасть в сотню легче, чем в одного, особенно если этот один неожиданно стреляет и неизвестно куда исчезает... Пусть нашими крепостями будут проходные дворы и все места, из которых легко стрелять и легко уйти».
Расчет был таков: солдаты будут стрелять, попадая не в скрывшихся дружинников, a в мирное население; это озлобит его, и побудит примкнуть к восстанию.
По всему городу строили баррикады - по большей части из опрокинутых саней или телег, и выломанных ворот, с фундаментом из снега. Баррикад было много, но их вообще не защищали; они должны были только задерживать движение войск, и облегчать возможность обстрела из окон.
Такая тактика позволяла вести борьбу, почти не неся потерь: дружинники стреляли в войска и тотчас скрывались в лабиринте внутренних дворов. Они подстреливали отдельных городовых, стоявших на посту. Власти не сразу справились с этой формой борьбы. Зато драгуны и казаки, которые сначала действовали неохотно, озлобились и с подлинным азартом гонялись по городу за неуловимым противником. «Можно ли считать мужеством стрельбу из-за угла, из подворотни, из форточки?» - писал в «Новом Времени» (23 дек.) «Москвич»: «Выстрелить... a затем удирать через заборы и проходные дворы, заставляя за свою храбрость рассчитываться мирных граждан жизнью и кровью - куда какое мужество и героизм, не поддающийся описанию».
Был издан приказ, предписывающий дворникам держать ворота на запоре. Дружины ответили контр-приказом: дворников, запирающих ворота, избивать, a при повторении - убивать. Несколько домов, из окон которых стреляли, подверглись артиллерийскому обстрелу.
Восстание не разгоралось, но и партизанская война не прекращалась. Она тянулась с 9-го по 14-ое декабря - среди казаков и драгун начали сказываться физическое утомление - когда адм. Дубасов обратился по прямому проводу в Царское Село к Государю. Он объяснил положение и подчеркнул, какое значение имеет исход борьбы в Москве. Государь отдал приказ отправить на подмогу лейб-гвардии Семеновский полк.
Утомление ощущалось в войсках, но и обывателю надоела стрельба; дружинники все меньше находили доброхотных помощников при постройке баррикад, все чаще наталкивались на определенную враждебность, на добровольную милицию, организованную союзом русских людей. Прибытие 15 декабря Семеновского полка в Москву окончательно решило судьбу революционного выступления. Дружинники стали отходить за город. Перед уходом, они еще явились на квартиру начальника охранного отделения Войлошникова и расстреляли его, несмотря на мольбы его детей.
Главной «коммуникационной линией» революционеров была Московско-Казанская дорога. Отряд Семеновцев, с полк. Риманом во главе, двинулся вдоль этой дороги, занимая станции и расстреливая захваченных с оружием дружинников. В городе стрельба затихла. Только в рабочем квартале Пресня, высоко поднимающемся над извилиной Москвы-реки, революционеры держались на два-три дня дольше. Наконец 18 декабря, после артиллерийского обстрела, и Пресня была занята - без боя - отрядом семеновцев. Энергия адм. Ф. В. Дубасова и ген. Г. А. Мина сломила без больших жертв попытку вооруженного восстания: за десять дней борьбы, общее число убитых и раненых не превысило двух тысяч.
5 декабря в Москву прибыл новый генерал-губернатор, адмирал Ф. В. Дубасов. Принимая представителей администрации он произнес знаменательную речь: «В этой самой Москве, где билось сердце России горячей любовью к родине, свила себе гнездо преступная пропаганда. Москва стала сборищем и рассадником людей, дерзко восстающих для разрушения основ порядка... При таких условиях, мое назначение на пост московского генерал-губернатора приобретает особый характер. Это - назначение на боевой пост... Я убежден в победе над крамолой, которую можно победить не только залпами и штыками, но нравственным воздействием лучших общественных сил. . . Теперь крамола обращается к законной власти с дерзкими требованиями, бросает дерзкий вызов с поднятым оружием. Вот почему я не поколеблюсь ни на одну минуту и употреблю самые крайние меры; я буду действовать, как повелевает мне долг».
В тот же день закончились беспорядки в Ростовском полку: солдаты «качали» своего командира и кричали ему «ура».
6 декабря был издан «приказ о революции», как выразилось «Новое Время»: на 12 ч. дня, 8 декабря, объявлена была всеобщая забастовка. «Пролетариат не удовлетворится никакими частичными перемещениями политических фигур правительственного персонала. Он не прекращает стачки до тех пор, пока все местные власти не сдадут своих полномочий выбранному от местного населения органу временного революционного управления», говорилось в воззвании, подписанном: партией с.-д., партией с.-р., союзом железнодорожников, почтово-телеграфным союзом и московским и петербургским Советами Рабочих Депутатов. Тщетно П. Н. Милюков в своей газете предостерегал крайние партии от такого рискованного шага.
<...>
Третья всеобщая забастовка началась в назначенный срок 8-го декабря, но сразу же обозначился ее неуспех. Многие железные дороги прямо отказались к ней примкнуть. В Петербурге бастовала только незначительная часть рабочих. «Приказали начать забастовку, а не слушаются!» - иронически замечало «Новое Время» 9 декабря, и уже на следующий день сообщало: «Всероссийская забастовка провалилась самым плачевным образом».
Все же, дороги московского узла забастовали, (кроме Николаевской, которая усиленно охранялась войсками), и революционные партии, собравшие в Москве около двух тысяч вооруженных дружинников. решили продолжать выступление по намеченному плану.
Задачей было добиться перехода войск на сторону революции. Но выступление начиналось в атмосфере народного равнодушия: не чувствовалось ни малейшей «психологической заразы». Штаб боевых дружин поэтому решил повести партизанскую войну на территории старой столицы. Дружинникам были даны следующие «технические указания» [Л. Троцкий. «1905-й год»]: «Действуйте небольшими отрядами. Против сотни казаков ставьте одного-двух стрелков. Попасть в сотню легче, чем в одного, особенно если этот один неожиданно стреляет и неизвестно куда исчезает... Пусть нашими крепостями будут проходные дворы и все места, из которых легко стрелять и легко уйти».
Расчет был таков: солдаты будут стрелять, попадая не в скрывшихся дружинников, a в мирное население; это озлобит его, и побудит примкнуть к восстанию.
По всему городу строили баррикады - по большей части из опрокинутых саней или телег, и выломанных ворот, с фундаментом из снега. Баррикад было много, но их вообще не защищали; они должны были только задерживать движение войск, и облегчать возможность обстрела из окон.
Такая тактика позволяла вести борьбу, почти не неся потерь: дружинники стреляли в войска и тотчас скрывались в лабиринте внутренних дворов. Они подстреливали отдельных городовых, стоявших на посту. Власти не сразу справились с этой формой борьбы. Зато драгуны и казаки, которые сначала действовали неохотно, озлобились и с подлинным азартом гонялись по городу за неуловимым противником. «Можно ли считать мужеством стрельбу из-за угла, из подворотни, из форточки?» - писал в «Новом Времени» (23 дек.) «Москвич»: «Выстрелить... a затем удирать через заборы и проходные дворы, заставляя за свою храбрость рассчитываться мирных граждан жизнью и кровью - куда какое мужество и героизм, не поддающийся описанию».
Был издан приказ, предписывающий дворникам держать ворота на запоре. Дружины ответили контр-приказом: дворников, запирающих ворота, избивать, a при повторении - убивать. Несколько домов, из окон которых стреляли, подверглись артиллерийскому обстрелу.
Восстание не разгоралось, но и партизанская война не прекращалась. Она тянулась с 9-го по 14-ое декабря - среди казаков и драгун начали сказываться физическое утомление - когда адм. Дубасов обратился по прямому проводу в Царское Село к Государю. Он объяснил положение и подчеркнул, какое значение имеет исход борьбы в Москве. Государь отдал приказ отправить на подмогу лейб-гвардии Семеновский полк.
Утомление ощущалось в войсках, но и обывателю надоела стрельба; дружинники все меньше находили доброхотных помощников при постройке баррикад, все чаще наталкивались на определенную враждебность, на добровольную милицию, организованную союзом русских людей. Прибытие 15 декабря Семеновского полка в Москву окончательно решило судьбу революционного выступления. Дружинники стали отходить за город. Перед уходом, они еще явились на квартиру начальника охранного отделения Войлошникова и расстреляли его, несмотря на мольбы его детей.
Главной «коммуникационной линией» революционеров была Московско-Казанская дорога. Отряд Семеновцев, с полк. Риманом во главе, двинулся вдоль этой дороги, занимая станции и расстреливая захваченных с оружием дружинников. В городе стрельба затихла. Только в рабочем квартале Пресня, высоко поднимающемся над извилиной Москвы-реки, революционеры держались на два-три дня дольше. Наконец 18 декабря, после артиллерийского обстрела, и Пресня была занята - без боя - отрядом семеновцев. Энергия адм. Ф. В. Дубасова и ген. Г. А. Мина сломила без больших жертв попытку вооруженного восстания: за десять дней борьбы, общее число убитых и раненых не превысило двух тысяч.