Ключевский о Церкви
http://www.rus-sky.com/gosudarstvo/kluchvsk.htm
...Исполняя поручение государства, церковь своим законодательством преимущественно пополняла пробелы государственного закона. Но в русском праве были установления чрезвычайно прочные, тщательно разработанные если не законодательством, то практикой житейских отношений, чрезвычайно противные церкви. Не имея законодательного оружия против этих признанных законом установлений, легко превращающихся в злоупотребления и разрушающих гражданское общежитие, церковь направила против них косвенные средства, находившиеся в ее распоряжении, проповедь и исповедь.
Трудно найти древнерусское церковное поучение, в котором не было бы резкого порицания ростовщика и рабовладельца. Ростовщик - кровопийца, рабовладелец - жестокий разбойник, недостойны святого причастия ни тот ни другой - вот к чему сводилась церковная проповедь, боровшаяся с этими недугами русского общества. Наперекор гражданскому закону, который предоставлял господину полную власть над холопом, дозволял даже убить его, церковь карала строгими духовными наказаниями за жестокое обращение с челядью и даже нарушала в ее пользу равенство нравственной ответственности за грех, уменьшая для рабов церковные наказания или даже прощая им их духовные вины. Церковная проповедь гласная, как и тайная, оставила заметные следы в древнерусском праве, в законодательстве о росте и холопстве. Отмечу немногие из них.
В Русской Правде есть статья, которая устанавливает законный размер годового роста - на два третий, то есть 50 %. При Владимире Мономахе действие этой статьи было ограничено: постановлено было допускать взимание такого роста только дважды, то есть в течение двух лет, пока взятый рост не сравнится с долгом, после чего заимодавец сохранял право только на занятый капитал; если он брал такой рост в третий раз, он терял право требовать уплаты самого долга. Чем и откуда было внушено такое постановление? Я думаю, что его прямым или косвенным источником служили статьи Прохирона, который, с отвращением отвергая рост как установление, противное божественному праву, узаконивает, что плоды, полученные заимодавцем от заложенного ему должником имущества, зачитываются в уплату долга, и когда возрастут до размера последнего, обязательство должника уничтожается и заимодавец обязан возвратить ему залог. Отношение древнерусской церкви к холопству - одна из наиболее светлых черт ее деятельности.
Явившись на Русь с греко-римским законодательством, в котором рабство отлилось в тяжелый и жесткий институт, она безустанным действием на нравы и понятия, а через них и на местное законодательство, разрушила самое юридическое начало, на котором оно там было построено. По греко-римскому праву рабство неделимо, однообразно, не допускает никаких степеней и различий. Древнерусское рабовладельческое право отличалось особенностью, какой, если не ошибаюсь, не было заметно в других рабовладельческих обществах Европы: древнерусское холопство, первоначально также однообразное и безусловное, постепенно разложилось на многообразные виды ограниченной неволи, и каждый дальнейший вид был юридическим смягчением предыдущего. Главной виновницей этого разложения, облегчившего уничтожение холопства, я признаю церковь: холопская неволя таяла под действием церковной исповеди и духовного завещания. Рабовладелец добровольно ради спасения души смягчал свои права или даже поступался ими в пользу холопа, личные проявления человеколюбия входили в привычки и нравы, которые потом облекались в юридические нормы. Здесь воля частных лиц под действием церкви становилась орудием исправления закона, побуждая его отказываться от поддержки людских прав, которыми добровольно жертвовали или гнушались сами люди.
Так сделать гражданский закон проводником нравственного начала, построить гражданский союз, в котором закон опирался бы на нравственное чувство и даже им заменялся, наконец, настроить личную волю к отречению от своих законных прав во имя нравственного чувства - вот три дела. которые прежде всего вспоминались мне при воспоминании о деятельности церкви в устроении русского гражданского права и порядка! Эти три дела по существу своему были работой над правом, однако недостаточно назвать эту работу юридической. Церковь не школа правоведения и не кодификационная или законодательная палата. Задачи церкви и права соприкасаются, но не совпадают. Право охраняет правду в обществе, в отношениях между людьми; церковь насаждает ее в личной совести, воспитывая в людях чувство долга, превращая право в нравственную привычку. Ее цель - заменить принудительные требования права свободной потребностью в правде, и когда эта цель будет достигнута, когда эта потребность станет достаточно сильной и общей, тогда исчезнет и нужда в самом праве.
...Исполняя поручение государства, церковь своим законодательством преимущественно пополняла пробелы государственного закона. Но в русском праве были установления чрезвычайно прочные, тщательно разработанные если не законодательством, то практикой житейских отношений, чрезвычайно противные церкви. Не имея законодательного оружия против этих признанных законом установлений, легко превращающихся в злоупотребления и разрушающих гражданское общежитие, церковь направила против них косвенные средства, находившиеся в ее распоряжении, проповедь и исповедь.
Трудно найти древнерусское церковное поучение, в котором не было бы резкого порицания ростовщика и рабовладельца. Ростовщик - кровопийца, рабовладелец - жестокий разбойник, недостойны святого причастия ни тот ни другой - вот к чему сводилась церковная проповедь, боровшаяся с этими недугами русского общества. Наперекор гражданскому закону, который предоставлял господину полную власть над холопом, дозволял даже убить его, церковь карала строгими духовными наказаниями за жестокое обращение с челядью и даже нарушала в ее пользу равенство нравственной ответственности за грех, уменьшая для рабов церковные наказания или даже прощая им их духовные вины. Церковная проповедь гласная, как и тайная, оставила заметные следы в древнерусском праве, в законодательстве о росте и холопстве. Отмечу немногие из них.
В Русской Правде есть статья, которая устанавливает законный размер годового роста - на два третий, то есть 50 %. При Владимире Мономахе действие этой статьи было ограничено: постановлено было допускать взимание такого роста только дважды, то есть в течение двух лет, пока взятый рост не сравнится с долгом, после чего заимодавец сохранял право только на занятый капитал; если он брал такой рост в третий раз, он терял право требовать уплаты самого долга. Чем и откуда было внушено такое постановление? Я думаю, что его прямым или косвенным источником служили статьи Прохирона, который, с отвращением отвергая рост как установление, противное божественному праву, узаконивает, что плоды, полученные заимодавцем от заложенного ему должником имущества, зачитываются в уплату долга, и когда возрастут до размера последнего, обязательство должника уничтожается и заимодавец обязан возвратить ему залог. Отношение древнерусской церкви к холопству - одна из наиболее светлых черт ее деятельности.
Явившись на Русь с греко-римским законодательством, в котором рабство отлилось в тяжелый и жесткий институт, она безустанным действием на нравы и понятия, а через них и на местное законодательство, разрушила самое юридическое начало, на котором оно там было построено. По греко-римскому праву рабство неделимо, однообразно, не допускает никаких степеней и различий. Древнерусское рабовладельческое право отличалось особенностью, какой, если не ошибаюсь, не было заметно в других рабовладельческих обществах Европы: древнерусское холопство, первоначально также однообразное и безусловное, постепенно разложилось на многообразные виды ограниченной неволи, и каждый дальнейший вид был юридическим смягчением предыдущего. Главной виновницей этого разложения, облегчившего уничтожение холопства, я признаю церковь: холопская неволя таяла под действием церковной исповеди и духовного завещания. Рабовладелец добровольно ради спасения души смягчал свои права или даже поступался ими в пользу холопа, личные проявления человеколюбия входили в привычки и нравы, которые потом облекались в юридические нормы. Здесь воля частных лиц под действием церкви становилась орудием исправления закона, побуждая его отказываться от поддержки людских прав, которыми добровольно жертвовали или гнушались сами люди.
Так сделать гражданский закон проводником нравственного начала, построить гражданский союз, в котором закон опирался бы на нравственное чувство и даже им заменялся, наконец, настроить личную волю к отречению от своих законных прав во имя нравственного чувства - вот три дела. которые прежде всего вспоминались мне при воспоминании о деятельности церкви в устроении русского гражданского права и порядка! Эти три дела по существу своему были работой над правом, однако недостаточно назвать эту работу юридической. Церковь не школа правоведения и не кодификационная или законодательная палата. Задачи церкви и права соприкасаются, но не совпадают. Право охраняет правду в обществе, в отношениях между людьми; церковь насаждает ее в личной совести, воспитывая в людях чувство долга, превращая право в нравственную привычку. Ее цель - заменить принудительные требования права свободной потребностью в правде, и когда эта цель будет достигнута, когда эта потребность станет достаточно сильной и общей, тогда исчезнет и нужда в самом праве.