90 лет со дня рождения Анатолия Солоницына / 30.08.1934. - 11.06.1982./
Анатолий Солоницын на съёмках фильма «Андрей Рублёв» («Страсти по Андрею»).
30 августа исполняется 90 лет со дня рождения замечательного актера театра и кино Анатолия Солоницына. Он вошел в историю мирового кино ролью преподобного Андрея Рублева в великом фильме Андрея Тарковского. Этот фильм, по опросам многих киноакадемий стран Европы, Азии и Америки, входит в число ста лучших фильмов всех времен и народов. О пути Анатолия к вере, о том, как он понимал назначение искусства в нашей жизни, вспоминает родной брат артиста, писатель Алексей Солоницын.
Спасти и сохранить
Мне приходится выступать в вузах, школах, куда меня время от времени приглашают, как писателя и киносценариста, и когда я спрашиваю, видели ли они фильм «Андрей Рублев», знают ли, кто такой Андрей Тарковский, - даже студенты творческих вузов редко поднимают руки. Что уж говорить о школьниках...
На некоторых посещаемых и даже популярных сайтах написано, что Анатолий Солоницын «из поволжских немцев, настоящее его имя Отто». Я не один раз писал и в статьях для Интернета, и для центральных газет и журналов, и в «Повести о старшем брате», которая выдержала уже пять изданий, что да, имя Отто родители дали брату при рождении. Отец наш, в ту пору корреспондент «Известий», был романтик, эпопея челюскинцев его волновала так, что имя своему первенцу он дал в честь Отто Юльевича Шмидта, научного руководителя по спасению полярников. Да, детство наше действительно прошло в Саратове, на родине мамы, но к «поволжским немцам», как пишут некоторые «знатоки», наша семья не имеет никакого отношения. Более того, и в повести, и в фильме «Захарова тропа» о династии Солоницыных, и в ряде эссе я говорил, что наш пращур, Захар Солоницын, - летописец и иконописец второй половины XVIII века, который упоминается в «Истории» Карамзина как «ветлужский летописец». Об этом отцу написали нижегородские краеведы, с которыми я встречался, когда делал фильм и когда устанавливалась мемориальная доска памяти брата в городе Богородске Горьковской (Нижегородской) области, где мы родились. Имя Анатолий брат взял еще в юности, когда пошел работать на вагонзавод в Саратове. И к этому имени мы быстро привыкли.
Алексей Федорович и Нина Кузьминична Солоницыны с сыновьями Анатолием и Алексеем. Толя закончил 10 класс. 1953 г.
Поэтому сегодня, в юбилей брата, хочется рассказать не только о том, чего раньше не писалось и не говорилось, но и избавить читателя от некоторых заблуждений, которые касаются его судьбы и творчества. И пишу эти строки еще потому, что Толя для меня был и остается самым дорогим и любимым человеком. Он платил мне тем же, и были мы вместе «и в беде, и в радости, и в горе», как поется в известной песне. Он был лидер, а я всегда стремился не отставать от него. После седьмого класса он пошел в строительный техникум, но проучился недолго, пошел на завод. Когда отца перевели на работу собкором во Фрунзе (теперь Бишкек), Толя экстерном сдал экзамены за 8 и 9 классы, сразу пошел в десятый - не мог же он идти в девятый, где учился младший брат! Так несколько раз в жизни он «догонял и перегонял» меня. Но всегда оставался для меня примером смелости в принятии резких поворотов в жизни, упорства в достижении цели, таланта, который достигается не только природными данными, но и постоянной, порой истовой работой.
Когда мы подростками однажды взялись переплывать Волгу с Зеленого острова под Саратовом, где у нас был огород, пошла сильная волна, и я стал тонуть, потому что не мог «отдыхать», как выучился - лежа на спине и раскинув руки. И утонул бы, если бы Толя не спас меня. А я спас его от цинги в Свердловске (ныне Екатеринбург), где мы учились: я тогда заканчивал факультет журналистики Уральского университета, он - театральную студию при драмтеатре. Кровь из десен пошла из-за недоеданий, недостатка витаминов. Отца тогда уволили с работы и исключили из партии «за антисоветскую пропаганду» - он слишком сильно переживал «хрущевские съезды» и наговорил лишнего. Поэтому помогать нам родители не могли.
Самой дорогой вещью у меня были старинные «Четьи-минеи» - книга чтений житий святых на каждый день. Книга была в кожаном переплете с медными застежками, доставшемся маме по наследству от нашего деда Кузьмы. Я отважился и пошел в церковь, и с замиранием сердца вошел в кабинет батюшки - невысокого, рыжебородого, худенького. Он спросил, откуда у меня такая ценная книга. Я рассказал все как есть - не убавляя, не прибавляя. Батюшка вынул из ящика стола довольно солидную пачку денег мелкими купюрами и дал мне, наказав купить трехлитровые банки томатного и яблочного соков, а также чеснока и репчатого лука.
Я все выполнил, как он велел, купив еще и бутылку болгарской «Гамзы» - это вино пользовались популярностью у студентов. Так мы с Толей встретили в пустом общежитии «Старый Новый год», не зная еще, что встречали Рождество Христово. Через неделю кровь из десен у Толи перестала идти, он на отлично сдал экзамены, и его, как лучшего выпускника, оставили работать в театре.
Путь
Еще в школе учитель русского языка и литературы Тина Григорьевна Пивоварова заставила Толю выучить отрывок из «Войны и мира» для литературного вечера, который она организовала. Это был тот эпизод из романа, когда Наполеон на Поклонной горе тщетно ждет депутации из Москвы с ключами от столицы. Толя так хорошо читал, что все мы увидели в нем артиста - Тина Григорьевна, которую мы всегда помнили и любили, первая разглядела в нем талант. Для вечера мама перешила для Толи отцовский выходной костюм, в нем он и поехал в столицу поступать в театральный вуз. Выбрал ГИТИС - и ни в какие другие театральные вузы документы не подавал, хотя мог параллельно пробовать «прорваться», как это делали другие. Его не приняли и в первый раз, и во второй, и в третий - он настойчиво поступал именно в ГИТИС. После провалов - каждый раз он доходил до третьего тура - он пошел работать на завод, продолжая заниматься чтением стихов с эстрады. После второго провала поехал корчевать пни в Ивановскую область. Там пришлось мыться болотной водой, отчего он рано облысел. Вербовался и в геологическую экспедицию в Киргизии, там его обобрали, так что пешком пришлось идти по горной дороге домой. Пришел еле живой, отдышался - и опять поехал в Москву.
Не принимали его потому, что он не подходил под принятые в ту пору актерские стандарты. На героя, как, к примеру, Василий Лановой, явно не подходит. И на хорошего парня из рабочего класса не годится - например, как Николай Рыбников. И в «простаки», «комики» тоже не годится. Вот Пуговкин, например, - ему и учиться не надо, сразу взяли сниматься.
Не принимали его потому, что он не подходил под принятые в ту пору актерские стандарты
Во ВГИК Толя никогда не поступал - все время почему-то упорно шел в ГИТИС. Время «неврастеников», актеров, способных на сложный психологический рисунок, с «неактерской» внешностью, как у Смоктуновского, еще не пришло. В приемной комиссии видели, что юноша способный, но куда его деть с такой внешностью? Сутуловат, лысоват - нет, не возьмем…
Я в то время закончил уже третий курс в университете. Узнал, что при драмтеатре открывается театральная студия. Дал телеграмму брату, чтобы он срочно выезжал из Москвы.
И вот он в Свердловске. Опять доходит до третьего тура. Надо ли говорить, как я волновался. Ведь он актер, да еще какой! Почему же они его не берут?
В маленькой комнатке, которую я снимал, ждал Толю. Вот он пришел, поставил на стол бутылку какой-то «бормотухи». Вид печальный. «Не приняли. Давай выпьем»… Выпили. У меня слезы на глазах.
Налил еще. Вдруг преображается, как это он отлично умел делать, и смеется: «Да приняли! Чего ревешь!»
Я бросился на него с кулаками, смеясь и плача.
Этот эпизод я привел потому, что игра с детства была его стихией. Во все он вносил элемент игры, стараясь преобразить скучные и серые будни. И мнение о том, что он «слишком серьезный», неверно. Однажды, застольничая с Алексеем Ваниным, любимым актером Шукшина, Толя спросил: «Что же Макарыч меня ни разу не пригласил?» «Слишком умный, - ответил Шукшин. - Я его боюсь». А Лидия Федосеева-Шукшина, с которой Анатолий познакомился уже после ухода Василия Макаровича из жизни, однажды сказала: «У них много общего. Странно, внешне они такие разные, а по душе очень похожи».
«Томление духа». Андрей Тарковский
В Свердловском театре драмы, одним из лучших периферийных театров страны в ту пору, солидном, академическом, шла благополучно-однообразная жизнь с «масштабными» постановками вроде «Антония и Клеопатры», «Приваловскими миллионами» и современными пьесами о «рабочем классе». Толя выходил в массовках, играл эпизоды, и лишь роль писателя Вани в «Униженных и оскорбленных» была по его духовным и творческим запросам. А в остальном - тоска по настоящей драматургии, по ролям, которые удовлетворяли бы духовный голод. Шли 1960-е, время «оттепели», мы жадно читали все, что тогда стало появляться в печати. И вот журнал «Искусство кино» публикует сценарий «Андрей Рублев» двух молодых авторов - Андрея Тарковского и Андрона Кончаловского. Сценарий произвел на нас оглушительное впечатление. Это была, по сути дела, прекрасная литература, открывающая новый мир. «Томление духа», которое Толя испытывал в театре, надо было прервать чем-то таким, что удовлетворяло бы потребность души. И вот тогда, день за днем думая о великолепном сценарии, который запал в сердце, Анатолий решается на отчаянный шаг - на свой страх и риск едет в Москву, в группу «Андрей Рублев». Глеб Панфилов, снявший Толю в короткометражке Свердловского телевидения, учившийся на Высших режиссерских курсах, говорит, что пробы уже закончены, что на главную роль пробовалась чуть ли не вся театральная Москва, что Тарковский думает пригласить даже Алена Делона. Но Толя все-таки едет в Москву, находит Тарковского.
Странное он произвел впечатление. В черном пальто, немногословен, держится скромно, но говорит твердо - сценарий его так потряс, что он не мог успокоиться, и вот поэтому приехал. Тарковский пожимает плечами, говорит, что пусть сделают фотопробу, раз человек приехал аж с Урала.
Потом разглядывает фотопробу, задумывается. Решает пригласить Анатолия на кинопробы. Раз, второй, третий…
Именно монашескую погруженность в себя увидел режиссер в этом новом для кино лице
Думаю спустя годы, что именно монашескую погруженность в себя увидел режиссер в этом новом для кино лице. Он показывает все фотопробы консультанту фильма Савелию Ямщикову, уже тогда известному знатоку иконописи, талантливому реставратору, который через годы станет известнейшим защитником и спасателем русского искусства - в особенности зодчества, иконописи.
«Кто из них Рублев?» - спрашивает режиссер. «Вот этот», - отвечает Савелий и показывает на фотопробу Солоницына.
Я думаю, что в лице брата они увидели еще и одухотворенность, и раннее предощущение смерти. Может, и не сформулировали это словами, но почувствовали сердцем. И уже нельзя было изменить их решение. Ничем - ни тем, что весь худсовет, по разным причинам, был против утверждения Солоницына, ни даже тем, что Михаил Ромм, руководитель объединения, учитель Тарковского, уговаривал ученика отказаться от Солоницына. По его мнению, актер провинциален, зажат, слишком театрален. Завалит фильм!
Тщетно. Тарковский уже тогда показал, что он тверд в своих решениях и не отказывается от них даже при самых тяжких обстоятельствах.
С актером договариваются так: если первая сцена получится неудачной, с роли его снимают. Первая съемка - финал картины, самая сложная. Пожилой Рублев поднимает из грязи уже никому не нужного, рыдающего Бориску, колокольных дел мастера, и говорит:
«Ну, все, все. Такой праздник для людей устроил, а еще плачет. Вот и пойдем с тобой по Руси, ты колокола лить, а я иконы писать».
Кадр из «Андрея Рублева». Андрей - Анатолий Солоницын, Бориска - Николай Бурляев
Эпизод получился потрясающий. Анатолий был на роль окончательно утвержден. И завоевал глубокое уважение со стороны Тарковского: ведь голос у Рублева после обета молчания должен стать хриплым, старческим. И актер, чтобы добиться этого, перетянул горло шарфом, не снимая его почти неделю. Тарковский, когда узнал об этом, пришел в ужас - ведь Анатолий мог навсегда потерять свой голос.
Но в то же время режиссер осознал, что роль актер из провинции понял как дело жизни, ради которого можно пойти и на жертву.
«Не читки требует с актера, а полной гибели всерьез», - как сказано у Бориса Пастернака, которого знали и любили Тарковский и Солоницын.
И этот пример его самоотверженности не единичен. Когда, например, Тарковский подал заявку на экранизацию «Идиота» по Достоевскому, Толя, который, как предполагалось, должен был сыграть сразу две роли - автора и некоего Лебедева, проныру и лицемера «по вдохновению», - Толя хотел сделать пластическую операцию, чтобы походить на Достоевского.
- Но ведь тогда ты не сможешь никого больше сыграть! - воскликнул Тарковский.
- А зачем мне другие роли, если я сыграю Достоевского?
И режиссер не нашелся, что ответить.
Правда, Анатолию удалось сыграть любимого писателя в фильме А. Зархи «26 дней из жизни Достоевского». За эту работу он получил «Серебряного медведя» на Берлинском фестивале как лучший исполнитель мужской роли.
Но все же это было не то. Ведь Тарковский создал бы совсем другой образ Достоевского, если бы ему дали осуществить свою мечту! Какой бы это был телесериал! Настасья Филипповна - Маргарита Терехова. Князь Мышкин - Александр Кайдановский. Увы, такого шедевра мы получить не смогли.
Как и многих других, о которых говорил и которые предполагал осуществить Андрей Арсеньевич. Но чиновники боялись Тарковского. Чуяли в нем «не нашего» режиссера. Часто они спрашивали: «А что ты хотел сказать этим кадром?» - «Все видно на экране», - был ответ. Не мог же он открыться чиновникам, сказать об истинной философской и нравственной свей позиции. Даже своему любимому актеру он редко открывался.
Кадр из фильма «26 дней из жизни Достоевского». Достоевский - Анатолий Солоницын, Анна Сниткина - Евгения Симонова.
- Вы с ним говорили о Боге? - спрашивал я у брата.
- Да, и не один раз.
- Он верующий? - допытывался я. - Крест твой видел?
Толя носил нательный крестик, и я очень боялся, что, увидев его, брату могут перекрыть дорогу в кино.
- Не знаю, как он верит, но ко Христу относится серьезно. Иначе зачем бы в «Рублеве», в эпизоде «Русской Голгофы», шествовали бы вместе с русским Христом ангелы? Ты их видел?
Признаться, я их сразу и не разглядел. Увидел после «наводки» брата.
Отношения Анатолия и Тарковского были дружеские. Тарковский неоднократно говорил, что Солоницын для него «идеальный актер» - впитывает, как губка, все, что от него требует режиссер. Никогда не выпячивает себя, не спорит попусту. Толя же относился к нему как к другу и как к учителю. Даже называл его по имени-отчеству. Тарковский протестовал, Толя кивал, обещал называть его по имени, а спустя какое-то время опять говорил: «Андрей Арсеньевич».
Фильмы Тарковского - свидетельство его неустанного поиска Бога, стремления к высшему, горнему
В разговорах со мной он говорил просто: «Пойми, Лешенька, он гений». Мне казалось, что он преувеличивает. Но со временем, размышляя обо всем творчестве Андрея Арсеньевича Тарковского, я пришел к выводу, что брат прав. Фильмы Тарковского - свидетельство его неустанного поиска Бога, стремления к высшему, горнему - куда показывает перст Иоанна Крестителя на полотне Леонардо да Винчи. Совсем не случайно в его фильмах звучит музыка Баха, возникают картины то Леонардо, то Питера Брейгеля - высшие достижения человеческого гения, явленные в искусстве. Встать вровень с ними и стремился Тарковский. Поэтому и нашел свой киноязык, которым смог выразить дыхание надмирного, вечного: порыв ветра в эпизоде с Прохожим в «Зеркале»; движение водорослей под водой в «Рублеве» и «Солярисе»; медленные, удивительные по пластике панорамы; дождь, идущий во всех его фильмах; вообще, образ воды, как очистительной Божьей стихии. Подражание других режиссеров его пластике оказалось беспомощным эпигонством, потому что у них не было и нет того глубинного пласта, который остается у Тарковского за кадром и несет в себе Божественную силу.
Это чувствовал сердцем Анатолий, но не мог сформулировать словами.
«Храните ваши души»
Анатолий понимал работу свою как служение. Он считал, что актер обязан воплотить замысел режиссера - в этом его главная задача. Он даже называл работу актера функцией. Но функцией творческой. Поэтому даже эпизодические роли, от которых он не отказывался, если видел в них возможность создать образ, считал своими любимыми. Например, предателя Портнова в фильме Ларисы Шепитько «Восхождение». Или роль прохиндея Костика в фильме Абдрашитова «Поворот». А какой у него замечательный получился спившийся художник в мелодраме Искры Бабич «Мужики!»
Но, конечно, любимеейшей была роль Андрея Рублева. И еще писателя в «Сталкере» - на мой взгляд, тоже великом фильме Андрея Арсеньевича. А нелюбимых ролей у него не было.
«Слушайся своего сердца», - написал он в своей «Зеленой тетради», куда заносил полюбившиеся ему афоризмы и свои мысли:
«Я - романтик. Худой Дон Кихот, который верит в дружбу, в любовь, в честность и верность. Взамен я редко что-нибудь получаю».
Это действительно был девиз и содержание его «внутреннего человека».
И еще он записал:
До сих пор, написав рассказ, повесть, роман, думаю: «А что сказал бы, прочитав мои писания, старший брат?»
«‟Храните деньги в сберегательной кассе!” - громадными неоновыми буквами светится реклама. А я бы написал: ‟Храните ваши души!”»
Меня он научил многому. Прежде всего, любить и верить. Именно с фильма «Андрей Рублев», когда он вызывал меня на съемки, и началось движение моей души, которая устремилась к самому высшему, что выражено Рублевым в бессмертной «Троице», в совершенной, идеальной красоте храма Покрова на Нерли.
До сих пор, написав рассказ, повесть, реже роман, думаю: «А что сказал бы, прочитав мои писания, старший брат? Андрей Арсеньевич? Как это соотносится с тем, что создали они?»
И сразу многое становится на свои места.
«Быть знаменитым некрасиво»
Сцена из спектакля «Гамлет». Гертруда - Маргарита Терехова, Гамлет - Анатолий СолоницынУспех пришел к Анатолию после окончания работы над фильмом «Андрей Рублев». Но ведь фильм мучительно пробивался на экраны. Уже получив оглушительный, невиданный успех в Париже, картина вышла у нас - да и то «третьим экраном». Понадобилось для этого целых пять лет. Анатолия узнала и полюбила кинематографическая среда. Он стал сниматься у самых лучших режиссеров своего времени - Сергея Герасимова, Алова и Наумова, молодых Вадима Абдрашитова, Ларисы Шепитько, Никиты Михалкова. К узнаванию на улице он относился крайне отрицательно - это бывало не так уж часто, в основном после творческих встреч. Квартиру в Ленинграде, где он недолго работал в театре Ленсовета, он получил благодаря ходатайству Григория Козинцева, «мэтра» Ленфильма, к которому, в свою очередь, обратился Андрей Тарковский. Но эту квартиру пришлось оставить - после развода с женой.
Развод он пережил очень тяжело, потому что по натуре был однолюбом, мечтал о семье, в которой было бы много детей. Не получилось. Уехал в Москву, к Тарковскому, который приступал к постановке «Гамлета» на сцене театра «Ленком». Поселили его в общежитии театра, в восьмиметровой комнатке, напротив общей кухни. В этой комнатке он и учил роль Гамлета, сыграл которого, на мой взгляд, замечательно.
Гамлет был тихий, мучительно размышляющий над всем, что происходит вокруг него и с ним. Спектакль Тарковского был уникален уже тем, что был по идее своей христианский. Гамлет страдал оттого, что ему предстояло мстить, убивать, что противно верующей, христианской душе. Вот отчего шла его нерешительность, затягивание расплаты за убийство отца. В этом было подлинное новаторство Тарковского. А не в тех нелепых «находочках», как в современных постановках известных режиссеров, у которых Гамлет играет на саксофоне.
Или еще почище: в «Театре Европы» Петербурга Гамлет, произнося монолог «Быть или не быть?», держит в одной руке книгу, в другой - женские трусики. Закончив читать, Гамлет трусики использует как закладку для книги.
Вот такое «осовременивание» Шекспира, о котором со сладкой улыбкой сообщил ведущий по телеканалу «Культура» в новостях.
Быть знаменитым некрасиво,
Не это поднимает ввысь,
- точно написал в конце жизни Борис Пастернак, который понял, что нет ничего прекраснее любви ко Христу - о чем явственно говорят «Стихи из романа» - высочайший взлет его творчества.
Любовь
Самая большая земная любовь Анатолия - дети. Его собственные - Лариса от первого брака, Алексей - от второго. Лариса сейчас генеральный директор Музея истории кино России, главный редактор газеты «СК новости». Она закончила киноведческий факультет ВГИК, успешно работает.
Алексей работает организатором кино, у них студия авторского фильма «Коктебель». Фильм с таким названием вышел в прокат несколько лет назад, имел успех, поэтому они студию так и назвали.
Но и других детей Толя любил не меньше. Видели бы вы, какие игры разыгрывал он с маленьким Андрюшей Тарковским! Это был спектакль!
Вторая его любовь земная - книги. Он был «книгочей». Всюду, куда бы не приезжал, прежде всего бежал в книжный магазин. Переезжая из города в город - а он всегда ехал за теми режиссёрами, которые предлагали ему интересные роли, - он перевозил, прежде всего, книги, а уж потом и домашний скарб. Поэтому был и Новосибирск, и Минск, и Таллин, и Ленинград, и лишь потом Москва.
Но была и любовь высшая, неземная - ко Христу. Шла ли она по наследству? Не знаю. Возможно, гены здесь сказались.
Прапрадед наш, о котором я уже сказал, - летописец и иконописец Захар Солоницын. А дед по матери Кузьма Ивакин, отец актера Николая Ивакина, погибшего в Великую Отечественную (лучшая его роль - солдат Василий Бурмистров в фильме «Мы из Кронштадта»), служил старостой в Свято-Троицком кафедральном соборе Саратова. Примечателен еще один наш прадед - он служил барабанщиком у прославленного генерала Скобелева. Погиб в боях при Шипке в русско-турецкую войну 1877-88 годов.
Но это ведь далекие предки. А как вера приходит сейчас? В этом есть загадка, тайна. Когда кто-то говорит вслух о своем пути к вере по телевидению или по радио, даже в православных программах, редко услышишь в этих «исповедях» искренность - особенно у артистов. Сейчас ведь многие, как по команде, стали «глубоко верующими». Они напоминают мне футболистов из стран Африки, которые стали красить свои волосы в соломенный цвет, чтобы походить на европейцев. Что лишь сильнее подчеркивает их природное происхождение.
Вера - заповедное, о чем говорит все творчество Андрея Тарковского. Он ведь никогда напоказ не выставлял свою веру, даже за границей. Поэтому тем, кто пытается снимать фильмы «под Тарковского», так и хочется сказать: обретите сначала искреннюю веру, тогда станете подлинными наследниками творчества кинорежиссера, которого сегодня справедливо называют великим.
Уход
В 1981-м году, снимаясь в советско-монгольском фильме «Великая судьба», Анатолий упал с лошади и почувствовал сильную боль. Ушиб спровоцировал боль в легких, в которых уже шел необратимый процесс.
Доставили в Москву самолетом, срочно определили в Первую Московскую клиническую больницу. Оказалось - рак легких. Оперировали очень удачно. После операции он даже снялся в фильме Вадима Абдрашитова с символическим названием «Остановился поезд». Снимался под наблюдением врача, друга юности.
Весь этот печальный год я был рядом с братом. Он угасал, преодолевая мучительные боли
А после съемок уже слег. Болезнь длилась год. Приходил прощаться Андрей Тарковский, который уезжал в Италию снимать «Ностальгию». Главную роль должен был играть Анатолий. Сыграл Олег Янковский. Все единодушно говорили, что с Анатолием был бы совсем другой фильм. Весь этот печальный год я был рядом с братом. Он угасал, преодолевая мучительные боли. Я научился делать обезболивающие уколы - тогда одноразовых шприцев у нас не было, приходилось их кипятить.
Кадр из фильма «Остановился поезд». Следователь - Олег Борисов, журналист Малинин - Анатолий Солоницын
Толя всех приходящих ободрял - мол, сильный радикулит, борется с осложнением. Когда ему становилось легче, мы беседовали. Я записал его голос на магнитофон. Голос ослаб, но это был его голос - человека, не сломленного тяжелейшей болезнью. Он остался верен своим идеалам христианской любви и добра - во имя людей, ближних и дальних. Всех он любил, и простил тех, кто мучил его вольно или невольно.
Последние его слова, которые я записал на магнитофонную пленку, были такими:
- Понимаешь, я хотел сказать о надежности… Это то качество, которое я стал более всего ценить в людях… У человека должна быть вера, определенность, мне важно знать, какой позиции держится человек. И еще… Если все больше людей будут утверждать нравственный идеал, Земля будет все более и более прекрасной… Это так важно…
Памятник на Ваганьковском кладбище. Скульптор А.БыстровПохоронили его на Ваганьковском, очень помогли популярные и узнаваемые Роллан Быков и Владимир Басов. Памятником ему занимался я - выполнил его скульптор Алексей Быстров.
Похожий на свечу, беломраморный, в образе преподобного Андрея Рублева, идет он к нам навстречу. Когда приезжаю в Москву, всегда вижу на его могиле живые цветы. Я разговариваю с ним. Рассказал, что в Париже отошел ко Господу Андрей Арсеньевич Тарковский. В своем дневнике он написал:
«Я умираю от той же болезни, что и Толя Солоницын».
Иногда они мне снятся - вдвоем или по одному. Толя, конечно, чаще.
Однажды он сказал мне: «А почему ты решил, что я умер?»
Действительно, почему?
Фильмы с его участием идут не только по телеканалу «Культура». И передачи идут, хотя редко. Но, может, мне только кажется, что редко.
Ведь всегда так кажется, если сильно кого-то любишь.