Увидела в ленте пост с выдержками из дискуссии о провинциальной науке и поняла, что в нем в относительно сжатом виде перечислены практически все мои претензии к отечественному образованию, о которых я тут пытаюсь рассказывать (наука туда же просто потому, что мое образование было очень научно-ориентированным с первого курса, из нас из всех готовили великих теоретиков). Провинциализм, зацикленность на внутренних процессах, отсутствие интереса к критике и дискуссиям, простой перерссказ (в самом-самом лучшем случае) западных идей, дескриптивность, авторитарность в плане способа оформления, формализм конференций, проблемы (на уровне неприятия) с новыми технологиями. Для описания украинского университета еще следует добавить дикую шароварщину и "трипольские истоки поэтики Т. Шевченко".
Такое ощущение, что участники дискуссий работают в нашем университете :) Конечно, это ощущение обманчиво: в нашем университете не было, кажется, ни единой души, которую бы данная ситуация не устраивала (или не устраивала настолько, чтобы об этом вслух говорить). И это, наверное, самая большая беда: пока это не осознается как проблема никто ничего менять не станет, сколько бы народу ни отучилось за рубежом. И гуманитарии (про остальные сферы говорить не буду, поскольку ничего про них не знаю) еще долго будут штамповать унылое, никому не нужное, говно, годное на публикацию исключительно в ваковских сборниках (я не тешу себя иллюзиями насчет моей собственной работы, она была того же качества, к сожалению; сейчас, когда мне говорят "О! У тебя же статьи, У тебя же столько всего. Переведи на английский, это же так круто было бы тут опубликовать", я вначале теряюсь, потом начинаю что-то лепетать на тему "корни нашей системы образования в советской системе, и поэтому...", а потом просто говорю, я же сменила специальность, так что мне это больше не интересно. Ну, потому что а что тут скажешь?).
Я бы, может, не зацикливалась так на сравнении своего образовательного опыта тут и там. В конце концов, каждому свое, многим и так нравится, а изменить я ничего не смогу. Но я уверена, что то, что сейчас происходит в Украине (я не только про войну - завоевывали и гораздо более образованные нации - а, скорее, про некритичность восприятия, отсутствие вменяемых программ и планов и отсутствие самого запроса на них), в значительной степени обусловлено кризисом образования.
В общем, выдержки из дискуссии о провинциальной науки под катом. А я тут, пожалуй, остановлюсь, а то опять выйдет простыня по поводу альтернативной одаренности ушибленных языковым вопросом граждан, 23 года страдающих от смены вывесок.
Оригинал взят у
la_dy_ashley в
Провинциальная и туземная наукаОчень своевременная
дискуссия в "Антропологическом форуме". То есть, она ни разу не новая, но у меня руки не доходили прочитать, так и лежат призывно файл на рабочем столе. А вот. "Туземная и провинциальная наука" называется, и мнения в основном от людей, позанимавшихся наукой у нас и за рубежом.
Я сюда повешу несколько цитат. Но там все интересные и показательные, где-то себя узнаю. Сначала хотела написать много-много отсебятины (тема-то наболевшая), но не буду. Отрывки разных авторов разделены зездочками.
В качестве введения:
Столичная наука - это наука, сделанная на «внешний» по отношению к потребителю рынок идей, это наука, постоянно «подставляющая себя» под удары чужих оценок и мнений - в виде рецензий, публичных обсуждений. Туземная и провинциальная науки - это науки для внутреннего пользования, выпиленные лобзиком поделки; лобзик может быть отечественный или импортный, но суть по- делки ведь от этого не меняется. Хотел бы подчеркнуть: речь идет не столько о качестве «продукта», сколько о готовности и стремлении к его улучшению в процессе общения с потен- циальным потребителем. Водораздел тут определяется наличием желания искать «внешнюю» аудиторию и работать с ней.
***
Про лингвистику в России:В «туземной» лингвистике принято держаться за окаменевшие авторитеты, и всё, что отклоняется от написанного ими 70- 100 лет назад, считается ересью или недостоверными фактами.
В провинциальной лингвистике относительно новое когнитивное направление так же популярно, как на Западе, но оно принимает причудливые формы. Например, насколько я знаю, множество диссертаций и дипломных работ посвящается рассмотрению когнитивной метафоры через фреймо-слотовый анализ, но это делается настолько наивно, что и третьеклассник бы справился, а главное - непонятно, зачем это нужно.
Развитие синтаксических (грамматических) теорий в наших широтах, по-моему, заморожено. Мы застряли на «древних» учениях о главных и второстепенных членах предложения, а также на актуальном членении предложения, разработанном еще в середине XX в. в Пражском лингвистическом кружке. Какие там move alpha, острова именной группы, эффект крысолова, ограничения на передвижения вершины! Лишь немногочисленные представители генеративного направления, работающие в России, знают, что это такое; подавляющее же большинство наших языковедов знают о хомскианской лингвистике по работам 1957 и 1965 гг. и до сих пор считают, что она сводится к описанию поверхностной и глубинной структур.
Вот это правильно, как ни что другое; все эти написанные по-русски английскими словами учебники приводили меня в ужас:
Госстандарт требует использования морально устаревших учебников по теоретическим дисциплинам, которые с точки зрения современного состояния лингвистики не выдерживают никакой критики. Более того, они написаны русскоязычными авторами на английском языке и нашпигованы несуществующими терминами, зачастую созданными самими авторами и больше нигде и никем не используемыми.
Какой-нибудь крупный ученый придумывает что-нибудь «новое», и все его студенты и аспиранты обязаны исповедовать именно это. Другой крупный ученый будет гордо создавать свое, некритично отмахнувшись от чужого как в корне неверного. А новое в лингвистике создавать - раз плюнуть. Поменял слова местами, составил красивое словосочетание («метафорическая экспансия») - и готово целое направление. Например, один из местных светил считается основоположником новой «науки» - политической лингвистики. Новым в этой науке является то, что рассматриваемые метафоры относятся исключительно к политическому дискурсу.
Конференции чаще всего проводятся «для галочки». Темы всегда достаточно обширны, работает по 15 секций, одинаково заунывных. А потом публикуются сборники с солянкой тезисов. Для публикаций есть журналы с неопределенной тематикой: там о разном - от методологии преподавания английского языка в школе до сравнения картин мира русских и американцев на примере их телодвижений.
Туземность нашей лингвистики способствовала развитию та- кой ее области, как фразеология (в то время как на Западе поч- ти не проводилось исследований на эту тему), поэтому теперь она автоматически находится на мировом уровне. Еще одно направление, скорее провинциальное, которое неплохо вливается в струю мировых исследований, - это переводоведение. Кроме того, есть действительно нетуземные и непровинциальные лингвисты в столицах: уже упомянутые мной генеративисты и небольшое число когнитивистов, широко известных за рубежом.
А пока ситуация такова, что изображать бурную деятельность здесь намного легче, чем делать что-то серьезное где-то еще.
***…замещение реальной научной жизни ритуальными отношениями и обусловленной ими общественной организацией, когда вместо рассказа о научных темах, разрабатываемых человеком, его гипотезах, аргументах и ошибках го- ворят: «Он был моим научным руководителем», «Он был моим оппонентом», «Это - ученик такого-то», «Они копали с тем- то» и т.п.
***
В нашей академической этнографической организации оценивать качество производимого сотрудником или коллективом сотрудников продукта (монографии или сборника статей) предполагается в ходе обсуждения оного на заседании отдела. Как правило, из семи сотрудников внимательно знакомится с текстом в лучшем случае половина, а отзывы о прочитанном ограничиваются общими фразами и положительной оценкой с рекомендацией к публикации. Редкая критика, по крайней мере в нашем отделе, касается таких незначительных вещей, как стиль изложения, языковые неточности, не приведенный сходный материал из знакомой коллегам области.
То же на большинстве отечественных конференций: отчитал доклад - «Есть вопросы?» - «Нет вопросов, спасибо, следующий». На конференциях не разворачивается истинных дискуссий, в процессе которых рождаются новые идеи и попытки поставить под вопрос разные истины, совершенно отсутствует какая-либо рефлексия собственной работы. Меня всегда поражают темы, структура докладов, а затем вопросы к докладам на этнографических мероприятиях. По сути, это дескриптивное повествование о неких особенностях этнических или региональных культур, которое априори не предполагает дискуссии, потому что не ставит вопросов, не выдвигает гипотез, ничего не проблематизирует. Вопросы к такому докладу либо не возникают вовсе, либо являются уточняющими вопросами типа «известен ли у вас такой-то обряд». А потом следует автоматическая публикация материалов конференции - и чем больше объем, тем лучше, ибо можно хорошо отчитаться о проделанной работе.
***... если мы изучаем Ивана Грозного и опричнину, то для начала мы должны выявить и обобщить свою собственную, «туземную» эмпирику. Круг популярных сюжетов (и подходов к их изучению) отчасти мо- жет быть «мировым» (= западным), например при изучении популярных ныне форм «отклоняющегося поведения» в Нов- городе периода Смутного времени, однако решающее слово все равно здесь, несомненно, принадлежит (должно принадле- жать) отечественным специалистам. Западные работы в таком случае - это компиляция (нередко - тенденциозная или по- верхностная) из отечественных. То же относится к изучению идентичности, проблем нациестроительства и многих других.
Если журнал «Славяноведение» выпускается в Москве, то он якобы «туземный», а если в Сеуле, то он уже универсальный и мировой - так можно понять исходную постановку. На са- мом же деле, в Москве находится мировой центр по изучению проблем славяноведения, а в Сеуле пытаются «обобщить зару- бежный опыт», т.е. занимаются (может быть, довольно успеш- но) «провинциальной» наукой.
***... в большинстве случаев, по моим наблюдениям, с каждым годом все больше и больше ППС никогда не видели и не подозревают, что есть еще «другая» научная и образовательная среда, столкновение с которой иногда представляет хорошо знакомый по учеб- никам «культурный шок». В целом за фразой «делать науку» у большинства коллег стоит правильное оформление «ВАКовских» документов и патентов, поддерживание необходимых связей и знакомств с людьми, обладающими административным опытом и репутацией «того, у которого все защищаются», участие в комплексе лабораторных работ, имеющих, судя по некоторым высказываниям, ритуальное значение. Вообще привычные понятия «концепт», «гипотеза», «данные» имеют меньшее значение, чем стандарт и технология.
... банальное отсутствие устойчивых навыков пользования ПК в своей профессиональной деятельности, как простейших офисных программ, так и глобальной сети (особенно актуально среди поколения деятелей науки и преподавателей вузов старше 40 лет).
***
Стереотип, согласно которому наука продолжает существовать исключительно в государственных вузах, провоцирует на крайне невнимательное отношение к работам коллег из негосударственных образовательных учреждений. Такой стереотип прослеживается в организации стипендиальных программ, грантов.
***
«Провинциальная» наука - это зачастую наука, так сказать, переводчиков с мирового на местный. (…) Провинциализм такой переводной модели научного производства - наука как вещь для себя - во многом связан с тем, что «переводчики» пытаются с помощью этих внешних, заимствованных идей объяснить местный опыт. И иногда получается замечательно. Из разряда «художник Коровин - это наш русский Писсаpро». Поговорите с российскими философами, и они вам скажут, кто сегодня «русский Деррида» или «русский Бадью». Проблема в том, что это движение в одну сторону. Эта валюта, так сказать, неконвертируема. Во Франции уже есть свой Писсарро и свой Деррида. Им русского «один в один» не надо.
***Я несколько лет подряд организую в Принстоне международные и междисциплинарные конференции. (…) Мы всегда стараемся приглашать молодых исследователей из бывшего Советского Союза (часто оплачивая проезд). И из года в год наблюдаем устойчивый культурный, как сказали бы социологи, паттерн. Исследователи из России нередко сводят свое участие в конференции только к своему докладу; обсуждение выступлений коллег в виде вопросов и комментариев с их стороны - крайняя редкость. (…) И дело тут не в знании языка или робости - сходное отношение демонстрируют российские исследователи старших поколений с замечательным английским. Нет культурной и академической потребности участия в циркуляции знания, в привязке своих идей к разным контекстам. Не сложилась. И складывается с трудом.
…ключ к пониманию сути «туземно-провинциальной науки». Она мотивируется иными потребностями и желаниями. Она не про стремление к научному разговору, она - про другое. Тут важно не участие в научной деятельности, а близость к ней. Это, конечно, форма научной самоориентализации: «туземно-провинциальный» статус позволяет претендовать на ресурсы без предъявления результатов.
***
Забавно, как некоторые авторы тут же оправдываются:
Поэтому я совершенно открыто занимаюсь такой же «графоманией», ибо это прямым образом отражается на зарплате. А кто же хочет ее себе уменьшить в наше время, даже из идейных соображений?
Чтобы не казалось, что я слишком высокомерно сужу о других, должна сказать, что я сама, вернувшись со своим PhD из-за границы уже шесть лет назад, очень быстро превращаюсь в представителя «провинциальной» науки. То, что я делаю, преподавая в нестоличном частном вузе, требует от меня процентов 20 от того напряжения мозга, которое необходимо для занятия настоящей наукой мирового уровня.