История болезни Ф. М. Достоевского, часть II
"Тяжёлые моральные и физические страдания, перенесённые осуждённым на каторге, усилили частоту больших судорожных приступов (grand mal). Врач Омского госпиталя А. Е. Ризенкампф в письме к брату писателя Андрею Михайловичу сообщил, что известный в стране писатель, автор нашумевшего романа «Бедные люди» подвергся преследованию и унизительному обращению со стороны охраны острога. Плац-майор Кривцов однажды увидел Достоевского, лежавшего днём на нарах после приступа падучей болезни, и велел наказать его розгами. Та экзекуция не состоялась, наказание отменил комендант острога генерал де Граве. Однако после этого случая припадки эпилепсии стали повторяться ежемесячно.
Лечением каторжанина Достоевского занимался старший врач тюремной больницы И. И. Троицкий, который без сомнений поставил ему диагноз «эпилепсия» ещё в 1850 году и относился к нему очень доброжелательно.
Приступы «священной болезни» сохранились у Фёдора Достоевского при его пребывании на поселении в Семипалатинске, где он отбывал солдатчину рядовым в 7-м Сибирском линейном батальоне. «Вне себя от возбуждения почувствовал, что небо сошло на землю и поглотило меня, - рассказывал писатель о первом своём приступе в Семипалатинске. - Я реально постиг Бога и проникся им. “Да есть Бог!” - закричал я и больше ничего не помню».
Став унтер-офицером, в 1856 году в Семипалатинске Достоевский жил на частной квартире. Сын хозяина, П. Л. Пальшин, свидетельствовал, что «припадки падучей болезни у Достоевского бывали часто и почти всегда по ночам, но продолжались недолго».
Вступив в первый раз в брак в феврале 1857 года, Достоевский отметил, что заболевание у него прогрессирует. Брак был неудачным. Мария Дмитриевна Исаева была женщиной экзальтированной и нервной, в семье происходили ссоры. Вскоре после свадьбы, когда молодожёны из Кузнецка отправились в Семипалатинск, на половине пути, в Барнауле, произошёл тяжелейший приступ эпилепсии. «Тут меня посетило несчастье, совсем неожиданно со мной случился припадок эпилепсии, перепугавший до смерти жену, а меня наполнивший грустью и унынием, - вспоминал Достоевский. - Доктор сказал мне… что у меня настоящая падучая и что я в один из этих припадков должен ожидать, что задохнусь от горловой спазмы и умру».
Мария Дмитриевна заочно знала о его болезни, но впервые наяву увидела его приступ, впервые услышала этот страшный крик, стон. С ужасом и без всякого сочувствия она смотрела, как содрогается тело мужа в ужасных корчах, как омрачается сознание, на губах выступает пена, мертвенно синеет лицо. Первая жена Достоевского, в отличие от второй, Анны Григорьевны Сниткиной, панически боялась приступов эпилепсии мужа, мало оберегала его, недостаточно заботилась о нём после приступа.
После начала семейной жизни припадки Достоевского участились. В сентябре 1857 года он пишет сестре Варваре Михайловне: «Болезнь моя нисколько не проходит. Напротив, припадки случаются чаще. Уже три раза с апреля месяца были они со мной, когда я стоял в карауле, и, кроме того, раза четыре во сне. Тяжело мне переносить это». В августе 1858 года прапорщик Достоевский за один месяц перенёс сразу четыре приступа.
Эпилепсия является противопоказанием для воинской службы. Утверждение, что Достоевский был «прощён» высшими должностными лицами и освобождён от солдатчины, - миф, ничего общего не имеющий с действительностью. В архивах мной найдено три основных документа на увольнение Ф. М. Достоевского (рапорт, медицинское свидетельство № 3029 и приказ на увольнение № 46 от апреля 1859 года). Все они свидетельствуют, что он уволен по болезни на основании статьи 469 Свода военных постановлений, как страдающий эпилепсией.
После переезда в Санкт-Петербург, с 1860 года начался последний, четвёртый, этап развития «священной болезни». Большие судорожные припадки участились и вытеснили или отодвинули на задний план все другие проявления эпилепсии.
Как же протекает большой судорожный припадок (grand mal) и какие особенности он имел у Достоевского?
Припадку предшествуют предвестники, которые больной чувствует за несколько часов, а иногда и суток до наступления grand mal. У Достоевского были различные по характеру предвестники: чувства тревоги и страха, раздражения и возбуждения, эмоционального подъёма и эйфории. Достоевский при появлении предвестников предупреждал жену, Анну Григорьевну Сниткину (Достоевскую), или других близких людей, что скоро у него может случиться припадок.
Непосредственно перед большим судорожным припадком возникает особое состояние, которое в медицине обозначается как аура. Этот термин ввёл знаменитый врач древности Гален; у его первых наблюдаемых больных вначале припадка было ощущение дуновения на коже. Аура (лат. aura - дуновение ветерка) - симптом начала большого судорожного припадка. Достоевский, изучивший литературу по психиатрии, в 1840-х годах с иронией называл свои припадки «кондрашкой с ветерком». Больной всегда сохраняет воспоминание об ауре, а судорожную часть припадка никогда не помнит (амнезия). Известно 150 видов аур; аура у Достоевского была достаточно редкая. Вот как он рассказывал о ней своему приятелю Н. Н. Страхову: «Перед началом припадка на несколько мгновений я испытываю такое счастье, которое невозможно в обыкновенном состоянии и о котором не имеют понятия другие люди. Я чувствую полную гармонию в себе и во всём мире, и это чувство так сильно и сладко, что за несколько секунд такого блаженства можно отдать 10 лет жизни, всю жизнь».
После ауры, которая длилась несколько секунд, следовал громкий крик. Достоевский внезапно падал, потеряв сознание, и начинал биться в судорогах. Анну Григорьевну необыкновенно поразил первый припадок, который она наблюдала у Фёдора Михайловича в «медовый» месяц. Больше всего её напугал нечеловеческий крик, даже не крик, а вопль. Он всегда и в будущем, при последующих припадках Достоевского, «потрясал и пугал её», и она никак не могла к нему привыкнуть. Этот специфический эпилептический крик объясняется резким выхождением воздуха из лёгких через сократившуюся в размерах голосовую щель.
Вначале возникают тонические судороги (продолжительностью в 20-40 секунд) - резкое длительное сокращение всех групп мышц: туловища, рук, ног. Голова Достоевского запрокидывалась назад, тело вытягивалось и застывало в длительной судороге. Зрачки были расширены. Затем возникали клонические судороги (1-1,5 минуты) - ритмичные толчкообразные подёргивания мышц лица, шеи, рук, ног, туловища. Сознание во время припадка отсутствовало, дыхание затаивалось. Лицо было синюшно и одутловато. Бывали такие явления, как прикус языка и слизистой щеки, выделение слюны в виде пены у рта.
Средняя продолжительность припадка у Достоевского составляла 2-3 минуты, что является типичным для эпилепсии. После grand mal, приходя в сознание, Фёдор Михайлович помнил только ауру, ощущал слабость, разбитость и сонливость. Нередко после припадка он погружался в многочасовой сон.
Большие судорожные припадки Достоевского, свидетелями которых были многие лица, всегда проходили по такому классическому типу, описанному в медицине Э. Крепелином, В. Пенфилдом и В. А. Карловым, и ничего общего не имели с истерией, которую ему приписывают отдельные недобросовестные или заблуждающиеся литературоведы.
Достоевский изучал медицинские научные книги по неврологии и психиатрии, чтобы лучше знать свою болезнь. С 1860 года он начал вести подробные записи о своей болезни, отмечая дату припадка, погоду,фазу луны. По степени выраженности различал припадки слабые, средние и сильные. Достоевский отмечал влияние метеорологических факторов на возникновение приступов: припадки провоцировались в холодную и дождливую погоду и в сильный ветер. Особенно дурно влияли ветреные дни. Например, в Женеве в 1867-1868 годах у Достоевского часто бывали припадки «священной болезни» в дни, когда в город приходили так называемые bises - резкие вихри.
Вот как описывала припадки мужа Анна Григорьевна Достоевская: «Начиналось это обычно страшным нечеловеческим криком, какого нарочно никогда не произнести. Очень часто я ещё успевала перебежать из своей комнаты через промежуточную, заваленную книгами, к нему и застать его, стоявшего с искажённым лицом и шатающегося. Я успевала обнять его сзади и потом опустить его на пол… Он и спал не на постели, а на низеньком широком диване на случай падения. Он ничего не помнил, приходя в себя. Потом жалко и вопросительно произносил: “Припадок?” - “Да, - отвечаю я, - маленький!” После припадка он впадал в сон, но от этого сна его мог пробудить листок бумаги, упавший со стола. Тогда он вскакивал и начинал говорить слова, смысл которых постигнуть невозможно. Ни предотвратить, ни вылечить этой болезни нельзя. Всё, что я могла сделать, это - расстегнуть ему ворот, взять его голову в руки. Но видеть любимое лицо, синеющее, искажённое, с налившимися жилами, осознавать, что он мучается и ты ничем не можешь ему помочь, - это было таким страданием».
Чаще всего падучая приключалась ночью. Хуже, когда приступ настигал больного посреди дня, в отсутствие жены или где-нибудь на улице. Вот что отметил писатель в своей записной книжке 8 апреля 1875 года, в тот день, когда жены не было дома: «Предчувствовал [припадок. - Прим. М. Д.] сильно с вечера. Только что сделал папиросы и хотел сесть, чтобы хоть 2 страницы написать романа, как помню полетел, ходя среди комнаты. Пролежал 40 минут [припадок и последующий сон. - Прим. М. Д.].Очнулся, сидя за папиросами, но не сделал их. Не помню, как очутилось у меня перо, а пером я разодрал портсигар. Мог заколоться… Теперь почти час после припадка. Страх смерти начинает проходить, но есть всё ещё чрезвычайный».
Припадки падучей возникали в разное время суток: ночью, рано утром, иногда во время бодрствования, днём. По предвестникам Достоевский предчувствовал приближение припадка, принимал меры против падения и возможности получения травм и ушибов, нередко успевая сесть. Но часто припадок возникал так внезапно, что писатель падал, получал ушибы лица, ранения лба, носа, глаз, волосистой части головы, шеи, рук, грудной клетки. В 1850 году, как уже сказано выше, в тюремной карточке арестанта Омского острога Достоевского был отмечен рубец на лбу после ранения при падении во время припадка. В 1866 году Достоевский получил ранение правого глаза, но зрение удалось сохранить. Упал во время приступа и сильно разбил себе лоб 10 февраля 1870 года. В мае того же года в Гомбурге днём упал и получил ушиб затылочной области, после чего с неделю не проходила огромная «шишка». В октябре того же года «упал у шкапчика» и сильно ушиб голову. В декабре 1874-го разбил лоб и теменную область. В мае 1876-го при падении ушиб голову, спину и ноги, через неделю - повредил поясницу, в августе - «сильно разбил члены». В сентябре 1880 года при падении «вывихнул в спине косточку». Возможно, это не полный перечень ушибов и ранений, которые получил Достоевский при падении во время приступов «священной болезни». (Отмечу в скобках, что приступ истерии, которую упорно навязывают Достоевскому некоторые авторы, никогда не сопровождается травмами, больной падает аккуратно и мягко, припадок истерии происходит днём, в присутствии других лиц, и состоит не из однотипных тонических и клонических судорог, а из беспорядочных движений руками и ногами, длится более трёх минут, часто с сохранением сознания и репликами больного.)
После припадка у Достоевского всегда сильно болела голова - была «несвежей», что мешало работе; нарушалось душевное равновесие. После судорожного приступа «дурное расположение духа [так называемая дисфория. - Прим. М. Д.] продолжалось несколько дней - до недели и больше; ипохондрия, грусть, тоска… мучили ужасно головные боли, угрызения совести, чувство виновности и всегда страх смерти», - писал Фёдор Михайлович. Страх смерти во многом был связан с боязнью асфиксии (удушения) во время припадка эпилепсии, так как дыхание в тоническую фазу приступа задерживается.
Достоевский периодически наблюдал у себя нервный смех. Например, при посещении в 1877 году больного Н. А. Некрасова Фёдор Михайлович объяснил поэту и его сестре свой нервный смех: «Нехорошо, припадки падучей всё усиливаются, в нынешнем месяце уже 5 раз повторялись, последний был 5 дней тому назад, а голова ещё не свежа; не удивляйтесь, что я сегодня всё смеюсь - это нервный смех… бывает после приступа». Гелолепсия - навязчивое побуждение к смеху, так именуется этот симптом эпилепсии.
В течение долгих лет я проводил подсчёт больших судорожных припадков Ф. М. Достоевского и анализировал их особенности. Достоевский вёл подробные записи о своей болезни в записных книжках с 1860 по 1881 год, с которыми я, не доверяя другим исследователям, внимательно ознакомился в архивах. Писатель отмечал даты припадков, а многие из них подробно описывал.
Приведу для примера его запись от 10 февраля 1870 года: «В 3 часа пополуночи припадок чрезвычайной силы, в сенях, наяву. Я упал и разбил себе лоб. Ничего не помня и не сознавая, в совершенной целости принёс, однако же, в комнату зажжённую свечу и запер окно, и потом уже догадался, что у меня был припадок. Разбудил Аню, она очень плакала, увидав моё разбитое лицо. Я стал её уговаривать и вдруг со мной опять сделался припадок, наяву, в комнате у Ани - четверть часа спустя после первого припадка. Когда очнулся, ужасно болела голова, долго не мог правильно говорить. Мистический страх в сильнейшей степени. Вот уже 4 суток припадку, и голова моя ещё очень не свежа; нервы расстроены. О работе и думать нечего; по ночам сильная ипохондрия».
В определённые периоды Достоевский не указывал даты и не вёл записи припадков, но вносил данные об их частоте. Так, он записал, что во Флоренции за 8 месяцев проживания в 1869 году припадки у него случались в среднем 1 раз в 3 недели.
Много припадков, в том числе не отмеченных мужем, описала Анна Григорьевна Достоевская в своих воспоминаниях и дневнике. Помимо этого, мной изучено 923 письма Достоевского, в которых он нередко описывал свои припадки и их частоту, 866 писем окружения Фёдора Михайловича и воспоминания 108 лиц о писателе.
В результате проведённой работы мной установлено, что в течение жизни больной Ф. М. Достоевский перенёс 388 больших судорожных припадков (grand mal). Наибольшее количество судорожных приступов отмечено при переходе с тёплых летних месяцев на холодные осенние, включая август. Суммарно за 4 месяца (август, сентябрь, октябрь, ноябрь) у Достоевского произошло 42,9% всех его судорожных приступов.
Приступы эпилепсии возникали у писателя наиболее часто в ночные и утренние часы, с наибольшим максимумом в 4 часа ночи. Во время сна началось 61,6% всех припадков, после пробуждения - 19,8%, а в состоянии бодрствования - только 18,6%. (В скобках отмечу, что «ночная» или «сонная» форма эпилепсии имеет более благоприятное течение для больных, в сравнении с теми, у кого преобладают дневные припадки.)
Число припадков по стадиям болезни: начальная - 0, манифестная - 10, прогрессирующая - 98, полного развития заболевания - 280. Средняя частота припадков составила 7,84 в год, что в эпилептологии классифицируется как «редкие припадки» и является благоприятным прогностическим признаком.
Профессор А. Е. Горбулин ещё в 1986 году утверждал, что в последние три года жизни припадки эпилепсии уже не мучили Достоевского. Профессор объясняет это улучшением условий жизни и изменением нервной системы возрастного характера. Мол, с возрастом судорожный порог становится выше, поэтому в пожилом возрасте у пациента наступает спонтанное улучшение в течении заболевания (урежение и лёгкий характер припадков), вплоть до полного спонтанного выздоровления. В отношении писателя А. Е. Горбулин явно лукавит, вводя в заблуждение литературоведов.
В архивах, в записных книжках и письмах Достоевского, мною обнаружено 5 типичных grand mal писателя в 1880 году, которые случились 9 февраля, 14 марта, 2 и 7 сентября и 6 ноября. Вот что написал сам Фёдор Михайлович о припадке, произошедшем 7 сентября: «Из довольно сильных, утром, без четверти 9 часов. Порванность мыслей [после припадка. - Прим. М. Д.], переселение в другие годы, мечтательность, задумчивость, виновность, вывихнул в спине косточку».
Самый последний припадок в жизни Фёдор Михайлович перенёс 6 ноября 1880 года, то есть за 2 месяца и 3 недели до смерти. Припадок случился во сне, в 7 часов утра. Фёдор Михайлович охарактеризовал его так: «Из средних, но болезненное состояние очень трудно переносилось и продолжалось после припадка почти неделю». «Чем дальше - тем слабее становится организм к перенесению припадков, и тем сильнее их действие», - сделал вывод писатель после описания этого припадка. В данной краткой статье проанализированы лишь научно-медицинские аспекты «священной болезни» Ф. М. Достоевского. Влияние эпилепсии на его литературное творчество настолько сильно и многогранно, что это требует отдельного и гораздо более подробного изложения.
Скажу лишь, что припадки, не ослабляя в целом творческих способностей писателя, значительно задерживали процесс написания литературных произведений. После припадка в течение 3-7 дней голова у писателя была, как он выражался, «не свежей», сочинять было трудно, работа над очередным романом приостанавливалась.
В последние годы жизни, вследствие эпилепсии, в течение нескольких дней после припадка ослаблялась память, особенно на лица, фамилии, имена. Иногда до такой степени, что Достоевский какое-то время не узнавал людей, не помнил самых простых вещей и надеялся только на записную книжку. Сам Фёдор Михайлович жаловался писателю А. М. Сливицкому: «Я забываю после припадка, что уже написано на листах, отосланных в редакцию. Надо продолжать, а я не помню».
Но важно знать следующее: по прошествии нескольких дней память полностью возвращалась к писателю, мозговая деятельность не только восстанавливалась, но и значительно усиливалась.
В мозгу Достоевского с колоссальной быстротой и силой создавались образы, события, сюжеты его романов. Работоспособность его была потрясающей. Достаточно напомнить, что очень большой по объёму роман «Игрок» был написан за 25 дней. Фёдор Михайлович Достоевский до последнего дня жизни сохранил острый ум и феноменальный интеллект.
«Он приезжал ко мне почти всегда после своих мучительных припадков падучей болезни, - свидетельствовал Всеволод Соловьёв. - Он был иногда совершенно невозможен после припадка: его нервы оказывались до того потрясёнными, что он делался совсем невменяемым в своей раздражительности и странностях. Придёт он, бывало, ко мне, войдёт, как чёрная туча… и изыскивает всякие предлоги, чтобы побраниться, чтобы обидеть… Всё-то у меня ему кажется не на месте и совсем не так, как нужно… Впрочем, мне почти всегда скоро удавалось его успокоить. Нужно было исподволь навести его на какую-нибудь из любимых его тем».
Эпилептической дисфорией, характерной для четвёртой стадии болезни, а не «плохим» характером следует объяснить некоторые эпизоды, о которых писали, например, И. Янжул и Л. Оболенский (спор о преимуществе садоводства над огородничеством и разговор о М. Е. Салтыкове-Щедрине, который и сам нелестно отзывался о Ф. М. Достоевском). А профессор-генетик В. П. Эфроимсон даёт такую бесчеловечную характеристику Ф. М. Достоевскому: «Это был деспот, взрывчатый, неудержимый в своих страстях (картёжных и аномально-сексуальных), беспредельно тщеславный, со стремлением к унижению окружающих и эксгибиционизмом, сочетавший всё это со слезливой сентиментальностью и необычайной обидчивостью».
Но так ли это на самом деле?
С использованием научных методик я проанализирован характер Достоевского на основе изучения 108 воспоминаний современников о нём.
В результате исследования установлено, что у эпилептика Ф. М. Достоевского из 17 рассмотренных основных эпилептоидных черт характера полностью отсутствовали 4 (23,5%), причём такие негативные черты, как эгоцентризм, замедленность речи и действий, скупость и мелочность. Объективно установлено наличие 13 (76,5%) эпилептоидных черт характера, из которых 4 были с явно положительным полюсом (педантичность, аккуратность, настойчивость, правдолюбие), помогая в литературном труде и жизни в обществе, 7 эпилептоидных черт, выраженные в лёгкой степени, имели негативный полюс, вызывая отрицательную реакцию окружающих. Это - мнительность, вспыльчивость, злопамятность, слащавость, необузданность к влечениям (игра в рулетку), амбивалентность и эмоциональная ригидность. Чрезмерная требовательность к окружающим имела больше негативного, чем положительного, а обстоятельность, выраженная в литературных сочинениях, на мой взгляд, украшала его сочинения.
Несмотря на возникновение в результате длительной болезни у Достоевского некоторых эпилептоидных черт характера, они не оказали существенного влияния на ядро его личности. Многие, общавшиеся с писателем, видели в нём идеал правды, честности и любви к ближнему. Люди понимали, что Фёдор Достоевский имел доброе сердце и чистую душу.
А. Н. Майков на вечере памяти Ф. М. Достоевского 14 февраля 1881 года сказал: «Достоевский был таким человеком, что если бы все люди были похожи на него, то на Земле наступил бы рай!»
Кандидат медицинских наук Михаил Давидов,
"Наука и жизнь", № 10, 2022
Лечением каторжанина Достоевского занимался старший врач тюремной больницы И. И. Троицкий, который без сомнений поставил ему диагноз «эпилепсия» ещё в 1850 году и относился к нему очень доброжелательно.
Приступы «священной болезни» сохранились у Фёдора Достоевского при его пребывании на поселении в Семипалатинске, где он отбывал солдатчину рядовым в 7-м Сибирском линейном батальоне. «Вне себя от возбуждения почувствовал, что небо сошло на землю и поглотило меня, - рассказывал писатель о первом своём приступе в Семипалатинске. - Я реально постиг Бога и проникся им. “Да есть Бог!” - закричал я и больше ничего не помню».
Став унтер-офицером, в 1856 году в Семипалатинске Достоевский жил на частной квартире. Сын хозяина, П. Л. Пальшин, свидетельствовал, что «припадки падучей болезни у Достоевского бывали часто и почти всегда по ночам, но продолжались недолго».
Вступив в первый раз в брак в феврале 1857 года, Достоевский отметил, что заболевание у него прогрессирует. Брак был неудачным. Мария Дмитриевна Исаева была женщиной экзальтированной и нервной, в семье происходили ссоры. Вскоре после свадьбы, когда молодожёны из Кузнецка отправились в Семипалатинск, на половине пути, в Барнауле, произошёл тяжелейший приступ эпилепсии. «Тут меня посетило несчастье, совсем неожиданно со мной случился припадок эпилепсии, перепугавший до смерти жену, а меня наполнивший грустью и унынием, - вспоминал Достоевский. - Доктор сказал мне… что у меня настоящая падучая и что я в один из этих припадков должен ожидать, что задохнусь от горловой спазмы и умру».
Мария Дмитриевна заочно знала о его болезни, но впервые наяву увидела его приступ, впервые услышала этот страшный крик, стон. С ужасом и без всякого сочувствия она смотрела, как содрогается тело мужа в ужасных корчах, как омрачается сознание, на губах выступает пена, мертвенно синеет лицо. Первая жена Достоевского, в отличие от второй, Анны Григорьевны Сниткиной, панически боялась приступов эпилепсии мужа, мало оберегала его, недостаточно заботилась о нём после приступа.
После начала семейной жизни припадки Достоевского участились. В сентябре 1857 года он пишет сестре Варваре Михайловне: «Болезнь моя нисколько не проходит. Напротив, припадки случаются чаще. Уже три раза с апреля месяца были они со мной, когда я стоял в карауле, и, кроме того, раза четыре во сне. Тяжело мне переносить это». В августе 1858 года прапорщик Достоевский за один месяц перенёс сразу четыре приступа.
Эпилепсия является противопоказанием для воинской службы. Утверждение, что Достоевский был «прощён» высшими должностными лицами и освобождён от солдатчины, - миф, ничего общего не имеющий с действительностью. В архивах мной найдено три основных документа на увольнение Ф. М. Достоевского (рапорт, медицинское свидетельство № 3029 и приказ на увольнение № 46 от апреля 1859 года). Все они свидетельствуют, что он уволен по болезни на основании статьи 469 Свода военных постановлений, как страдающий эпилепсией.
После переезда в Санкт-Петербург, с 1860 года начался последний, четвёртый, этап развития «священной болезни». Большие судорожные припадки участились и вытеснили или отодвинули на задний план все другие проявления эпилепсии.
Как же протекает большой судорожный припадок (grand mal) и какие особенности он имел у Достоевского?
Припадку предшествуют предвестники, которые больной чувствует за несколько часов, а иногда и суток до наступления grand mal. У Достоевского были различные по характеру предвестники: чувства тревоги и страха, раздражения и возбуждения, эмоционального подъёма и эйфории. Достоевский при появлении предвестников предупреждал жену, Анну Григорьевну Сниткину (Достоевскую), или других близких людей, что скоро у него может случиться припадок.
Непосредственно перед большим судорожным припадком возникает особое состояние, которое в медицине обозначается как аура. Этот термин ввёл знаменитый врач древности Гален; у его первых наблюдаемых больных вначале припадка было ощущение дуновения на коже. Аура (лат. aura - дуновение ветерка) - симптом начала большого судорожного припадка. Достоевский, изучивший литературу по психиатрии, в 1840-х годах с иронией называл свои припадки «кондрашкой с ветерком». Больной всегда сохраняет воспоминание об ауре, а судорожную часть припадка никогда не помнит (амнезия). Известно 150 видов аур; аура у Достоевского была достаточно редкая. Вот как он рассказывал о ней своему приятелю Н. Н. Страхову: «Перед началом припадка на несколько мгновений я испытываю такое счастье, которое невозможно в обыкновенном состоянии и о котором не имеют понятия другие люди. Я чувствую полную гармонию в себе и во всём мире, и это чувство так сильно и сладко, что за несколько секунд такого блаженства можно отдать 10 лет жизни, всю жизнь».
После ауры, которая длилась несколько секунд, следовал громкий крик. Достоевский внезапно падал, потеряв сознание, и начинал биться в судорогах. Анну Григорьевну необыкновенно поразил первый припадок, который она наблюдала у Фёдора Михайловича в «медовый» месяц. Больше всего её напугал нечеловеческий крик, даже не крик, а вопль. Он всегда и в будущем, при последующих припадках Достоевского, «потрясал и пугал её», и она никак не могла к нему привыкнуть. Этот специфический эпилептический крик объясняется резким выхождением воздуха из лёгких через сократившуюся в размерах голосовую щель.
Вначале возникают тонические судороги (продолжительностью в 20-40 секунд) - резкое длительное сокращение всех групп мышц: туловища, рук, ног. Голова Достоевского запрокидывалась назад, тело вытягивалось и застывало в длительной судороге. Зрачки были расширены. Затем возникали клонические судороги (1-1,5 минуты) - ритмичные толчкообразные подёргивания мышц лица, шеи, рук, ног, туловища. Сознание во время припадка отсутствовало, дыхание затаивалось. Лицо было синюшно и одутловато. Бывали такие явления, как прикус языка и слизистой щеки, выделение слюны в виде пены у рта.
Средняя продолжительность припадка у Достоевского составляла 2-3 минуты, что является типичным для эпилепсии. После grand mal, приходя в сознание, Фёдор Михайлович помнил только ауру, ощущал слабость, разбитость и сонливость. Нередко после припадка он погружался в многочасовой сон.
Большие судорожные припадки Достоевского, свидетелями которых были многие лица, всегда проходили по такому классическому типу, описанному в медицине Э. Крепелином, В. Пенфилдом и В. А. Карловым, и ничего общего не имели с истерией, которую ему приписывают отдельные недобросовестные или заблуждающиеся литературоведы.
Достоевский изучал медицинские научные книги по неврологии и психиатрии, чтобы лучше знать свою болезнь. С 1860 года он начал вести подробные записи о своей болезни, отмечая дату припадка, погоду,фазу луны. По степени выраженности различал припадки слабые, средние и сильные. Достоевский отмечал влияние метеорологических факторов на возникновение приступов: припадки провоцировались в холодную и дождливую погоду и в сильный ветер. Особенно дурно влияли ветреные дни. Например, в Женеве в 1867-1868 годах у Достоевского часто бывали припадки «священной болезни» в дни, когда в город приходили так называемые bises - резкие вихри.
Вот как описывала припадки мужа Анна Григорьевна Достоевская: «Начиналось это обычно страшным нечеловеческим криком, какого нарочно никогда не произнести. Очень часто я ещё успевала перебежать из своей комнаты через промежуточную, заваленную книгами, к нему и застать его, стоявшего с искажённым лицом и шатающегося. Я успевала обнять его сзади и потом опустить его на пол… Он и спал не на постели, а на низеньком широком диване на случай падения. Он ничего не помнил, приходя в себя. Потом жалко и вопросительно произносил: “Припадок?” - “Да, - отвечаю я, - маленький!” После припадка он впадал в сон, но от этого сна его мог пробудить листок бумаги, упавший со стола. Тогда он вскакивал и начинал говорить слова, смысл которых постигнуть невозможно. Ни предотвратить, ни вылечить этой болезни нельзя. Всё, что я могла сделать, это - расстегнуть ему ворот, взять его голову в руки. Но видеть любимое лицо, синеющее, искажённое, с налившимися жилами, осознавать, что он мучается и ты ничем не можешь ему помочь, - это было таким страданием».
Чаще всего падучая приключалась ночью. Хуже, когда приступ настигал больного посреди дня, в отсутствие жены или где-нибудь на улице. Вот что отметил писатель в своей записной книжке 8 апреля 1875 года, в тот день, когда жены не было дома: «Предчувствовал [припадок. - Прим. М. Д.] сильно с вечера. Только что сделал папиросы и хотел сесть, чтобы хоть 2 страницы написать романа, как помню полетел, ходя среди комнаты. Пролежал 40 минут [припадок и последующий сон. - Прим. М. Д.].Очнулся, сидя за папиросами, но не сделал их. Не помню, как очутилось у меня перо, а пером я разодрал портсигар. Мог заколоться… Теперь почти час после припадка. Страх смерти начинает проходить, но есть всё ещё чрезвычайный».
Припадки падучей возникали в разное время суток: ночью, рано утром, иногда во время бодрствования, днём. По предвестникам Достоевский предчувствовал приближение припадка, принимал меры против падения и возможности получения травм и ушибов, нередко успевая сесть. Но часто припадок возникал так внезапно, что писатель падал, получал ушибы лица, ранения лба, носа, глаз, волосистой части головы, шеи, рук, грудной клетки. В 1850 году, как уже сказано выше, в тюремной карточке арестанта Омского острога Достоевского был отмечен рубец на лбу после ранения при падении во время припадка. В 1866 году Достоевский получил ранение правого глаза, но зрение удалось сохранить. Упал во время приступа и сильно разбил себе лоб 10 февраля 1870 года. В мае того же года в Гомбурге днём упал и получил ушиб затылочной области, после чего с неделю не проходила огромная «шишка». В октябре того же года «упал у шкапчика» и сильно ушиб голову. В декабре 1874-го разбил лоб и теменную область. В мае 1876-го при падении ушиб голову, спину и ноги, через неделю - повредил поясницу, в августе - «сильно разбил члены». В сентябре 1880 года при падении «вывихнул в спине косточку». Возможно, это не полный перечень ушибов и ранений, которые получил Достоевский при падении во время приступов «священной болезни». (Отмечу в скобках, что приступ истерии, которую упорно навязывают Достоевскому некоторые авторы, никогда не сопровождается травмами, больной падает аккуратно и мягко, припадок истерии происходит днём, в присутствии других лиц, и состоит не из однотипных тонических и клонических судорог, а из беспорядочных движений руками и ногами, длится более трёх минут, часто с сохранением сознания и репликами больного.)
После припадка у Достоевского всегда сильно болела голова - была «несвежей», что мешало работе; нарушалось душевное равновесие. После судорожного приступа «дурное расположение духа [так называемая дисфория. - Прим. М. Д.] продолжалось несколько дней - до недели и больше; ипохондрия, грусть, тоска… мучили ужасно головные боли, угрызения совести, чувство виновности и всегда страх смерти», - писал Фёдор Михайлович. Страх смерти во многом был связан с боязнью асфиксии (удушения) во время припадка эпилепсии, так как дыхание в тоническую фазу приступа задерживается.
Достоевский периодически наблюдал у себя нервный смех. Например, при посещении в 1877 году больного Н. А. Некрасова Фёдор Михайлович объяснил поэту и его сестре свой нервный смех: «Нехорошо, припадки падучей всё усиливаются, в нынешнем месяце уже 5 раз повторялись, последний был 5 дней тому назад, а голова ещё не свежа; не удивляйтесь, что я сегодня всё смеюсь - это нервный смех… бывает после приступа». Гелолепсия - навязчивое побуждение к смеху, так именуется этот симптом эпилепсии.
В течение долгих лет я проводил подсчёт больших судорожных припадков Ф. М. Достоевского и анализировал их особенности. Достоевский вёл подробные записи о своей болезни в записных книжках с 1860 по 1881 год, с которыми я, не доверяя другим исследователям, внимательно ознакомился в архивах. Писатель отмечал даты припадков, а многие из них подробно описывал.
Приведу для примера его запись от 10 февраля 1870 года: «В 3 часа пополуночи припадок чрезвычайной силы, в сенях, наяву. Я упал и разбил себе лоб. Ничего не помня и не сознавая, в совершенной целости принёс, однако же, в комнату зажжённую свечу и запер окно, и потом уже догадался, что у меня был припадок. Разбудил Аню, она очень плакала, увидав моё разбитое лицо. Я стал её уговаривать и вдруг со мной опять сделался припадок, наяву, в комнате у Ани - четверть часа спустя после первого припадка. Когда очнулся, ужасно болела голова, долго не мог правильно говорить. Мистический страх в сильнейшей степени. Вот уже 4 суток припадку, и голова моя ещё очень не свежа; нервы расстроены. О работе и думать нечего; по ночам сильная ипохондрия».
В определённые периоды Достоевский не указывал даты и не вёл записи припадков, но вносил данные об их частоте. Так, он записал, что во Флоренции за 8 месяцев проживания в 1869 году припадки у него случались в среднем 1 раз в 3 недели.
Много припадков, в том числе не отмеченных мужем, описала Анна Григорьевна Достоевская в своих воспоминаниях и дневнике. Помимо этого, мной изучено 923 письма Достоевского, в которых он нередко описывал свои припадки и их частоту, 866 писем окружения Фёдора Михайловича и воспоминания 108 лиц о писателе.
В результате проведённой работы мной установлено, что в течение жизни больной Ф. М. Достоевский перенёс 388 больших судорожных припадков (grand mal). Наибольшее количество судорожных приступов отмечено при переходе с тёплых летних месяцев на холодные осенние, включая август. Суммарно за 4 месяца (август, сентябрь, октябрь, ноябрь) у Достоевского произошло 42,9% всех его судорожных приступов.
Приступы эпилепсии возникали у писателя наиболее часто в ночные и утренние часы, с наибольшим максимумом в 4 часа ночи. Во время сна началось 61,6% всех припадков, после пробуждения - 19,8%, а в состоянии бодрствования - только 18,6%. (В скобках отмечу, что «ночная» или «сонная» форма эпилепсии имеет более благоприятное течение для больных, в сравнении с теми, у кого преобладают дневные припадки.)
Число припадков по стадиям болезни: начальная - 0, манифестная - 10, прогрессирующая - 98, полного развития заболевания - 280. Средняя частота припадков составила 7,84 в год, что в эпилептологии классифицируется как «редкие припадки» и является благоприятным прогностическим признаком.
Профессор А. Е. Горбулин ещё в 1986 году утверждал, что в последние три года жизни припадки эпилепсии уже не мучили Достоевского. Профессор объясняет это улучшением условий жизни и изменением нервной системы возрастного характера. Мол, с возрастом судорожный порог становится выше, поэтому в пожилом возрасте у пациента наступает спонтанное улучшение в течении заболевания (урежение и лёгкий характер припадков), вплоть до полного спонтанного выздоровления. В отношении писателя А. Е. Горбулин явно лукавит, вводя в заблуждение литературоведов.
В архивах, в записных книжках и письмах Достоевского, мною обнаружено 5 типичных grand mal писателя в 1880 году, которые случились 9 февраля, 14 марта, 2 и 7 сентября и 6 ноября. Вот что написал сам Фёдор Михайлович о припадке, произошедшем 7 сентября: «Из довольно сильных, утром, без четверти 9 часов. Порванность мыслей [после припадка. - Прим. М. Д.], переселение в другие годы, мечтательность, задумчивость, виновность, вывихнул в спине косточку».
Самый последний припадок в жизни Фёдор Михайлович перенёс 6 ноября 1880 года, то есть за 2 месяца и 3 недели до смерти. Припадок случился во сне, в 7 часов утра. Фёдор Михайлович охарактеризовал его так: «Из средних, но болезненное состояние очень трудно переносилось и продолжалось после припадка почти неделю». «Чем дальше - тем слабее становится организм к перенесению припадков, и тем сильнее их действие», - сделал вывод писатель после описания этого припадка. В данной краткой статье проанализированы лишь научно-медицинские аспекты «священной болезни» Ф. М. Достоевского. Влияние эпилепсии на его литературное творчество настолько сильно и многогранно, что это требует отдельного и гораздо более подробного изложения.
Скажу лишь, что припадки, не ослабляя в целом творческих способностей писателя, значительно задерживали процесс написания литературных произведений. После припадка в течение 3-7 дней голова у писателя была, как он выражался, «не свежей», сочинять было трудно, работа над очередным романом приостанавливалась.
В последние годы жизни, вследствие эпилепсии, в течение нескольких дней после припадка ослаблялась память, особенно на лица, фамилии, имена. Иногда до такой степени, что Достоевский какое-то время не узнавал людей, не помнил самых простых вещей и надеялся только на записную книжку. Сам Фёдор Михайлович жаловался писателю А. М. Сливицкому: «Я забываю после припадка, что уже написано на листах, отосланных в редакцию. Надо продолжать, а я не помню».
Но важно знать следующее: по прошествии нескольких дней память полностью возвращалась к писателю, мозговая деятельность не только восстанавливалась, но и значительно усиливалась.
В мозгу Достоевского с колоссальной быстротой и силой создавались образы, события, сюжеты его романов. Работоспособность его была потрясающей. Достаточно напомнить, что очень большой по объёму роман «Игрок» был написан за 25 дней. Фёдор Михайлович Достоевский до последнего дня жизни сохранил острый ум и феноменальный интеллект.
«Он приезжал ко мне почти всегда после своих мучительных припадков падучей болезни, - свидетельствовал Всеволод Соловьёв. - Он был иногда совершенно невозможен после припадка: его нервы оказывались до того потрясёнными, что он делался совсем невменяемым в своей раздражительности и странностях. Придёт он, бывало, ко мне, войдёт, как чёрная туча… и изыскивает всякие предлоги, чтобы побраниться, чтобы обидеть… Всё-то у меня ему кажется не на месте и совсем не так, как нужно… Впрочем, мне почти всегда скоро удавалось его успокоить. Нужно было исподволь навести его на какую-нибудь из любимых его тем».
Эпилептической дисфорией, характерной для четвёртой стадии болезни, а не «плохим» характером следует объяснить некоторые эпизоды, о которых писали, например, И. Янжул и Л. Оболенский (спор о преимуществе садоводства над огородничеством и разговор о М. Е. Салтыкове-Щедрине, который и сам нелестно отзывался о Ф. М. Достоевском). А профессор-генетик В. П. Эфроимсон даёт такую бесчеловечную характеристику Ф. М. Достоевскому: «Это был деспот, взрывчатый, неудержимый в своих страстях (картёжных и аномально-сексуальных), беспредельно тщеславный, со стремлением к унижению окружающих и эксгибиционизмом, сочетавший всё это со слезливой сентиментальностью и необычайной обидчивостью».
Но так ли это на самом деле?
С использованием научных методик я проанализирован характер Достоевского на основе изучения 108 воспоминаний современников о нём.
В результате исследования установлено, что у эпилептика Ф. М. Достоевского из 17 рассмотренных основных эпилептоидных черт характера полностью отсутствовали 4 (23,5%), причём такие негативные черты, как эгоцентризм, замедленность речи и действий, скупость и мелочность. Объективно установлено наличие 13 (76,5%) эпилептоидных черт характера, из которых 4 были с явно положительным полюсом (педантичность, аккуратность, настойчивость, правдолюбие), помогая в литературном труде и жизни в обществе, 7 эпилептоидных черт, выраженные в лёгкой степени, имели негативный полюс, вызывая отрицательную реакцию окружающих. Это - мнительность, вспыльчивость, злопамятность, слащавость, необузданность к влечениям (игра в рулетку), амбивалентность и эмоциональная ригидность. Чрезмерная требовательность к окружающим имела больше негативного, чем положительного, а обстоятельность, выраженная в литературных сочинениях, на мой взгляд, украшала его сочинения.
Несмотря на возникновение в результате длительной болезни у Достоевского некоторых эпилептоидных черт характера, они не оказали существенного влияния на ядро его личности. Многие, общавшиеся с писателем, видели в нём идеал правды, честности и любви к ближнему. Люди понимали, что Фёдор Достоевский имел доброе сердце и чистую душу.
А. Н. Майков на вечере памяти Ф. М. Достоевского 14 февраля 1881 года сказал: «Достоевский был таким человеком, что если бы все люди были похожи на него, то на Земле наступил бы рай!»
Кандидат медицинских наук Михаил Давидов,
"Наука и жизнь", № 10, 2022