Охота к перемене мест. Масштаб и время.
Санкт-Петербург и Москва - два необыкновенных города, две точки притяжения всех ресурсов и сил в России. Изменение исторической роли отразилось на облике этих двух городов. Москва непрерывно и агрессивно растет, рвется вверх и вширь, Петербург кажется застывшим в своем величии, его центр выглядит как декорация исторического фильма. Декорация, куда в перерыве между съемками забежали современные люди по своим делам. Вот сейчас они скроются из глаз, раздастся команда: "Мотор!", и начнется новое действие исторической драмы. Которая будет повторятся снова и снова.
Мы с сыном шли по Санкт-Петербургу. Проспект Римского-Корсакова, Вознесенский проспект, цель - Исаакиевский собор. Я с восторгом оглядывалась по сторонам, сын угрюмо и сосредоточено переживал разлуку с ай-падом. «Как тебе Питер, - не выдержав, спросила я. - Красиво?». «Угу. Красиво. А новые дома тут вообще есть?». Я была несколько обескуражена. Правда, тут же вспомнила, как Ваня был потрясен Москвой, ее масштабом и «новизной», которую он отметил с непонятной мне радостью. Вроде как надежда, сила и благополучие виделись в этом обилии недавно отстроенных жилых и офисных зданий, в широченных проспектах, во всей огромности Москвы, всегда меня подавлявшей. В Москве я кажусь себе даже не муравьем в супермаркете, в Москве я вообще кажусь себе…никем. Мы с ней явно в разных весовых категориях. Город я могу переносить только определенного размера, и уж точно никогда не похвалю его за то, что он большой. А сын произносил про Москву «огромная!» и улыбался. А его улыбка дорого стоит, он ею не разбрасывается, переходный возраст, носим маску угрюмости. А в Москве оживился. Теперь лучше города нет. Рассказывает однокласснику: «Огромный город, туча высоченных домов, очень больших! Все новое, кроме некоторых зданий (ох, думаю с ужасом, это он не про Кремль ли?) Красотища!» Неужели, думаю, подрастает новое поколение, которому старина совсем не нужна, подавай им урбанистическое безумство? Мне в Москве как раз всегда не хватало именно старины, я всегда с удовольствием разглядывала старинные дома и кварталы. Их в Москве все же немало, но они не создают массы, целостное впечатление выжившей и живой истории, как в центре Питера. В Москве старина подавлена всепобеждающим стремлением к новизне, неудержимым стремлением ввысь и вширь. Ваню это и восхитило, и как раз Петербург удручил его своей историчностью.
А ведь он любит музеи. Но, оказывается, он принципиально считает, что старине место в только там. Жить нужно в новом, и точка. Ему, конечно, только тринадцать, но все равно меня это тревожит. А с другой стороны, проблема исторических центров городов есть, и далеко не тринадцатилетние отроки строят здания из стекла и бетона рядом со старинными соборами, сносят «старое», расчищая, часто бездумно, дорогу «новому». Понимать «новое» как безусловно и однозначно лучшее, считать прежнее безнадежно отжившим и ненужным можно не только в тринадцать лет.
Удивительное дело, но только свозив сына в Москву и Петербург, я отчетливо поняла, что новизна и масштаб для него безусловно притягательны и интересны, а старина и ее всевозможные памятники - часть обязательной программы просвещения, придуманной для него взрослыми. Эта программа может быть увлекательной, а может и не быть. Но ему интересна музейная или книжная история, он с удовольствием все слушает и осматривает. «Настоящая» же жизнь для него - непрерывное обновление. «Жить в истории нельзя!» - говорит он убежденно во время прогулки по Питеру. Можно было бы улыбнуться или даже пожурить за такие незрелые воззрения, но разве не решаем мы постоянно в своей личной и общественной жизни, в благоустройстве наших городов, в организации своей деятельности вопрос: что есть история и традиции, а что просто - старье? Что и как из прошлого можно взять в будущее?
Отношение к истории - это не только оценка событий и дат, это и отношение к материальным свидетельствам и памятникам истории. Вроде все понятно и ясно, но что, если эти памятники «мешают прогрессу»? Новой трассе, новым, комфортабельным домам, супер-парку, торговому центру или мосту? Как понять ценность для нас былого, не в абстрактном, а в самом что ни на есть конкретном воплощении? Где грань между позициями «цепляться за старое» или «опираться на опыт и традиции»; «крушить все основы» или « не бояться нового». А, действительно, где? Можем ли мы приносить свою историю в жертву прогрессу, и как это вообще выглядит? Чувствую, набирается мыслей на статью. Вопросов, по крайней мере. Теперь найти хотя бы часть ответов, и нормально. Итак, пишу статью о практическом значении исторической памяти.