Печальные истории послевоенных лет
Написала я не так давно пост о моей бабушке Соне, вернее, о моих воспоминаниях о ней. Вспомнились веселые или интересные случаи, потому что всякие неприятные моменты я стараюсь не держать в голове. Но есть несколько печальных, можно даже сказать, трагических историй, которые я не могу выбросить из памяти. О них рассказывала мама, а действие происходило в военные и послевоенные годы. Истории эти очень тяжелые, предупреждаю заранее. У меня самой слезы наворачиваются, когда вспоминаю какую-то из них. И длинные - я старалась записать всё, что мама могла вспомнить.
Я долго думала - выкладывать ли эти записи, или, может, сделать закрытый пост… Но решила написать в открытом доступе: секретов я особых не открываю, имен не называю, да и почти всех участников этих историй уже нет в живых. Ну а что читать это все будет тяжело - я предупредила.
О местном полицае
Когда началась война, дедушку призвали на фронт, и в деревне осталась бабушка Соня, которой тогда было лет 26, а на руках у нее были две маленькие дочери (моя мама и ее младшая сестра Аня) и больная свекровь. Как только объявили о войне, свекровь позвала свою невестку Соню и показала ей свой тайник с деньгами. Это была крышка сундука, изнутри оклеенная яркими фантиками от конфет. Мама рассказывала, что они с сестрой очень любили рассматривать эти фантики, но строгая бабушка позволяла это очень редко и не разрешала трогать картинки руками - только смотреть. Оказалось, что под одним фантиком был как бы кармашек, и в него самая старшая в доме женщина складывала все невеликие накопления. Она вынула их и велела невестке быстро бежать в сельпо и купить на все деньги то, что там было - мыло, муку, спички… Невестка так и сделала. Потом принесенные ценности тщательно завернули в клеенку и спрятали. А куда можно было спрятать довольно большой сверток в деревенской избе, при том, что хранить все это надо было в сухом месте? Конечно, на чердаке, под стрехой - там, где крыша почти касалась перекрытия, в самом дальнем углу.
Хутор Красновка, где жила семья моей мамы, в войну оказался на оккупированной территории. Хутор был удаленным, можно сказать, глухим, поэтому немцы его практически не посещали. А вот местные полицаи вскоре после установления «нового порядка» пришли с проверкой, точнее сказать, для конфискации в свою пользу всего, чем могли поживиться. Мама, которой тогда было лет 6, запомнила, как в хату зашли трое незнакомых мужиков, грубо разговаривали с ее матерью, потом один из них полез на чердак. Как и следовало ожидать, место схрона было совсем не оригинальным, и полицай легко нашел припрятанный сверток. В ответ на умоляющие слова: «Оставьте хоть один коробок спичек, как же мы печь топить будем!» грубо оттолкнул молодую хозяйку, потом огляделся еще раз и заметил на вешалке детское пальтишко, купленное перед самой войной для младшей - Ани. Прихватил и его - пригодится.
Так и осталась женская часть семьи моей мамы без всех своих запасов. Самым страшным было отсутствие спичек. На ночь печь с огнем не оставляли - просто нечем было ее топить, ведь топлива было мало, да и было оно никакое - кизяк да солома. Чтобы разжечь утром огонь, надо было принести угольков от соседей. Поэтому Соня (тогда еще совсем не бабушка) с утра внимательно посматривала на крышу старосты их хутора, дальнего родственника того полицая, что все у них забрал. Как только из трубы начинал виться дымок, посылала старшую, Марусю (мою маму), за угольками. У старосты спички, конечно, были, но делиться он ни с кем не собирался. Угольков отсыпали в горшок, и на том спасибо. И вот шестилетняя Маруся в любую погоду бежала ранним утром через 2-3 двора с глиняным горшком, потом осторожно, чтобы не погасли, несла обратно тлеющие угли.
Когда Красная армия освободила Ростовскую область, тот полицай не уехал с немцами. То ли не успел, то ли не взяли, кто его знает. После окончания боев, когда потихоньку стали наводить порядок, он обошел все дома окрестных хуторов. В каждом становился на колени и просил у хозяев прощения. Люди вздыхали и прощали. Никто, ни один человек, не выдал его органам как пособника оккупантов. Но после окончания войны он все же уехал из родных краев, и след его затерялся, больше никто о нем ничего не слышал.
Беспутная соседка
После войны домой вернулись далеко не все мужчины. Мало их было и в городах, и в деревнях. Вот некоторые женщины и устраивали свое женское счастье как могли - хоть с кем, хоть ненадолго.
Дальними соседями у бабушки Сони были две сестры, жившие в небольшом старом доме. Их огород начинался за дальним концом бабушкиного огорода, поэтому общалась она с этими соседками редко. Те были разбитными девицами, и одна из них где-то успела сойтись с мужчиной. Роман оказался недолгим, но остались последствия в виде беременности. С абортами тогда боролись традиционным для нашей страны методом - полным запретом. Вот и родила соседка в положенный срок, а вскоре надо было ей выходить на работу.
В те годы с ребенком можно было сидеть только до трех месяцев, а потом мать должна была приступать к работе. И если в городах были ясли, в крайнем случае можно было найти няньку, то в деревнях ничего этого не было. Выкручивались кто как - за ребенком присматривали бабушки, соседки, старшие дети. Когда бабушка Соня в 1945 г. родила своего младшего, Николая, то через три месяца пришел председатель колхоза и сказал: «Хватит дома сидеть, пора на ферму, работать. А за дитем найдется кому присмотреть, вон какая нянька здоровая уже у тебя». И показал на 9-летнюю Марусю (мою маму). Так она и стала старшей - няней, отвечающей за младших брата и сестру. Брат всю жизнь, даже в зрелом возрасте, называл мою маму «няня».
Ну а соседке оставлять ребенка было не с кем, сестра тоже работала. Да и не нужен ей был этот ребенок - непонятно от кого, непонятно зачем. Наступили холода, старая хата выстывала очень быстро. Молодая мать ребенка почти не кормила, оставляла там, где было холоднее - в сенях на лавке. Примерно через неделю ребенок умер. Соседки осуждающе говорили между собой, что, мол, грех-то какой, но в лицо ничего не высказывали. Однако отношение к этой женщине, конечно, изменилось.
Через некоторое время сестры перебрались в освободившийся дом, который был побольше и покрепче их развалюшки, да и располагался поближе к соседям. Бывшая мать куда-то уехала и тоже затерялась на просторах страны, как и бывший полицай. К оставшейся на хуторе сестре прибился цыган, осел в ее теперь уже большом доме, начал работать в колхозе. Детей у них было то ли 8, то ли 9, жили очень бедно. Мать, не особо скрываясь, таскала для детей молоко с фермы, соседи отдавали ношеную одежду и обувь, иногда подкармливали ребят, так они и выживали.
Возникает вопрос - почему таскала, разве не было своей коровы. Была, конечно, тогда двор без коровы был большой редкостью. Но с каждой коровы надо было сдать определенное (и очень даже большое) количество молока в год, и на личные нужды оставалось совсем немного. Мама рассказывала, что когда они были маленькими, им на троих раз в день мать давала небольшую кружечку молока. А если не выполнишь норму, корову отбирали, и не оставалось вообще ничего.
Потом стало полегче, сборы уменьшили, где-то совсем отменили. Когда бабушка Соня из-за возраста уже не могла держать живность, эта соседка снабжала ее молоком от своей коровы. Дети к тому времени выросли, молока уже хватало всем.
Мать и мачеха
Еще в одном соседском дворе жила семья с четырьмя детьми. Муж вернулся с войны, но все равно житье было тяжелое, бедное, и когда обнаружилось, что ожидается пятый, мать решила, что им не потянуть столько детей, и сделала аборт. Эта операция тогда была под запретом, поэтому она что-то сделала сама, но все получилось очень неудачно - открылось кровотечение. Муж утром пошел к председателю колхоза, чтобы тот помог переправить жену в больницу, в райцентр за 18 км. Все конные упряжки были заняты на важных работах, поэтому выделили ему повозку, запряженную волами. Дело было летом, в жару, неторопливые волы еле шли… В итоге муж так и не довез жену до больницы, она скончалась по дороге.
Остался он с четырьмя детьми на руках, да и работу никто не отменял. Вскоре понял, что ему не потянуть все это, и начал искать себе жену, а в дом хозяйку. После войны одиноких женщин было много, поэтому найти желающих выйти замуж ему труда не составило. Но справляться с четырьмя чужими детьми мало кому под силу, поэтому в доме сменились трое хозяек, каждая из которых быстро исчезала, не выдерживая нагрузки. Потом отец семейства сошелся с вдовой, у которой было двое своих детей. Звали ее тетка Фонка (наверное, от Евфросинии), и она смогла и детей обиходить, и хозяйство содержать. Все дети называли ее мамой, и свои, и приемные. И так же, не перекладывая друг на друга, все шестеро помогали ей в старости, когда их отец уже умер.
Я долго думала - выкладывать ли эти записи, или, может, сделать закрытый пост… Но решила написать в открытом доступе: секретов я особых не открываю, имен не называю, да и почти всех участников этих историй уже нет в живых. Ну а что читать это все будет тяжело - я предупредила.
О местном полицае
Когда началась война, дедушку призвали на фронт, и в деревне осталась бабушка Соня, которой тогда было лет 26, а на руках у нее были две маленькие дочери (моя мама и ее младшая сестра Аня) и больная свекровь. Как только объявили о войне, свекровь позвала свою невестку Соню и показала ей свой тайник с деньгами. Это была крышка сундука, изнутри оклеенная яркими фантиками от конфет. Мама рассказывала, что они с сестрой очень любили рассматривать эти фантики, но строгая бабушка позволяла это очень редко и не разрешала трогать картинки руками - только смотреть. Оказалось, что под одним фантиком был как бы кармашек, и в него самая старшая в доме женщина складывала все невеликие накопления. Она вынула их и велела невестке быстро бежать в сельпо и купить на все деньги то, что там было - мыло, муку, спички… Невестка так и сделала. Потом принесенные ценности тщательно завернули в клеенку и спрятали. А куда можно было спрятать довольно большой сверток в деревенской избе, при том, что хранить все это надо было в сухом месте? Конечно, на чердаке, под стрехой - там, где крыша почти касалась перекрытия, в самом дальнем углу.
Хутор Красновка, где жила семья моей мамы, в войну оказался на оккупированной территории. Хутор был удаленным, можно сказать, глухим, поэтому немцы его практически не посещали. А вот местные полицаи вскоре после установления «нового порядка» пришли с проверкой, точнее сказать, для конфискации в свою пользу всего, чем могли поживиться. Мама, которой тогда было лет 6, запомнила, как в хату зашли трое незнакомых мужиков, грубо разговаривали с ее матерью, потом один из них полез на чердак. Как и следовало ожидать, место схрона было совсем не оригинальным, и полицай легко нашел припрятанный сверток. В ответ на умоляющие слова: «Оставьте хоть один коробок спичек, как же мы печь топить будем!» грубо оттолкнул молодую хозяйку, потом огляделся еще раз и заметил на вешалке детское пальтишко, купленное перед самой войной для младшей - Ани. Прихватил и его - пригодится.
Так и осталась женская часть семьи моей мамы без всех своих запасов. Самым страшным было отсутствие спичек. На ночь печь с огнем не оставляли - просто нечем было ее топить, ведь топлива было мало, да и было оно никакое - кизяк да солома. Чтобы разжечь утром огонь, надо было принести угольков от соседей. Поэтому Соня (тогда еще совсем не бабушка) с утра внимательно посматривала на крышу старосты их хутора, дальнего родственника того полицая, что все у них забрал. Как только из трубы начинал виться дымок, посылала старшую, Марусю (мою маму), за угольками. У старосты спички, конечно, были, но делиться он ни с кем не собирался. Угольков отсыпали в горшок, и на том спасибо. И вот шестилетняя Маруся в любую погоду бежала ранним утром через 2-3 двора с глиняным горшком, потом осторожно, чтобы не погасли, несла обратно тлеющие угли.
Когда Красная армия освободила Ростовскую область, тот полицай не уехал с немцами. То ли не успел, то ли не взяли, кто его знает. После окончания боев, когда потихоньку стали наводить порядок, он обошел все дома окрестных хуторов. В каждом становился на колени и просил у хозяев прощения. Люди вздыхали и прощали. Никто, ни один человек, не выдал его органам как пособника оккупантов. Но после окончания войны он все же уехал из родных краев, и след его затерялся, больше никто о нем ничего не слышал.
Беспутная соседка
После войны домой вернулись далеко не все мужчины. Мало их было и в городах, и в деревнях. Вот некоторые женщины и устраивали свое женское счастье как могли - хоть с кем, хоть ненадолго.
Дальними соседями у бабушки Сони были две сестры, жившие в небольшом старом доме. Их огород начинался за дальним концом бабушкиного огорода, поэтому общалась она с этими соседками редко. Те были разбитными девицами, и одна из них где-то успела сойтись с мужчиной. Роман оказался недолгим, но остались последствия в виде беременности. С абортами тогда боролись традиционным для нашей страны методом - полным запретом. Вот и родила соседка в положенный срок, а вскоре надо было ей выходить на работу.
В те годы с ребенком можно было сидеть только до трех месяцев, а потом мать должна была приступать к работе. И если в городах были ясли, в крайнем случае можно было найти няньку, то в деревнях ничего этого не было. Выкручивались кто как - за ребенком присматривали бабушки, соседки, старшие дети. Когда бабушка Соня в 1945 г. родила своего младшего, Николая, то через три месяца пришел председатель колхоза и сказал: «Хватит дома сидеть, пора на ферму, работать. А за дитем найдется кому присмотреть, вон какая нянька здоровая уже у тебя». И показал на 9-летнюю Марусю (мою маму). Так она и стала старшей - няней, отвечающей за младших брата и сестру. Брат всю жизнь, даже в зрелом возрасте, называл мою маму «няня».
Ну а соседке оставлять ребенка было не с кем, сестра тоже работала. Да и не нужен ей был этот ребенок - непонятно от кого, непонятно зачем. Наступили холода, старая хата выстывала очень быстро. Молодая мать ребенка почти не кормила, оставляла там, где было холоднее - в сенях на лавке. Примерно через неделю ребенок умер. Соседки осуждающе говорили между собой, что, мол, грех-то какой, но в лицо ничего не высказывали. Однако отношение к этой женщине, конечно, изменилось.
Через некоторое время сестры перебрались в освободившийся дом, который был побольше и покрепче их развалюшки, да и располагался поближе к соседям. Бывшая мать куда-то уехала и тоже затерялась на просторах страны, как и бывший полицай. К оставшейся на хуторе сестре прибился цыган, осел в ее теперь уже большом доме, начал работать в колхозе. Детей у них было то ли 8, то ли 9, жили очень бедно. Мать, не особо скрываясь, таскала для детей молоко с фермы, соседи отдавали ношеную одежду и обувь, иногда подкармливали ребят, так они и выживали.
Возникает вопрос - почему таскала, разве не было своей коровы. Была, конечно, тогда двор без коровы был большой редкостью. Но с каждой коровы надо было сдать определенное (и очень даже большое) количество молока в год, и на личные нужды оставалось совсем немного. Мама рассказывала, что когда они были маленькими, им на троих раз в день мать давала небольшую кружечку молока. А если не выполнишь норму, корову отбирали, и не оставалось вообще ничего.
Потом стало полегче, сборы уменьшили, где-то совсем отменили. Когда бабушка Соня из-за возраста уже не могла держать живность, эта соседка снабжала ее молоком от своей коровы. Дети к тому времени выросли, молока уже хватало всем.
Мать и мачеха
Еще в одном соседском дворе жила семья с четырьмя детьми. Муж вернулся с войны, но все равно житье было тяжелое, бедное, и когда обнаружилось, что ожидается пятый, мать решила, что им не потянуть столько детей, и сделала аборт. Эта операция тогда была под запретом, поэтому она что-то сделала сама, но все получилось очень неудачно - открылось кровотечение. Муж утром пошел к председателю колхоза, чтобы тот помог переправить жену в больницу, в райцентр за 18 км. Все конные упряжки были заняты на важных работах, поэтому выделили ему повозку, запряженную волами. Дело было летом, в жару, неторопливые волы еле шли… В итоге муж так и не довез жену до больницы, она скончалась по дороге.
Остался он с четырьмя детьми на руках, да и работу никто не отменял. Вскоре понял, что ему не потянуть все это, и начал искать себе жену, а в дом хозяйку. После войны одиноких женщин было много, поэтому найти желающих выйти замуж ему труда не составило. Но справляться с четырьмя чужими детьми мало кому под силу, поэтому в доме сменились трое хозяек, каждая из которых быстро исчезала, не выдерживая нагрузки. Потом отец семейства сошелся с вдовой, у которой было двое своих детей. Звали ее тетка Фонка (наверное, от Евфросинии), и она смогла и детей обиходить, и хозяйство содержать. Все дети называли ее мамой, и свои, и приемные. И так же, не перекладывая друг на друга, все шестеро помогали ей в старости, когда их отец уже умер.