Александровск-Сахалинский. "Каторжные мы..."
Из крупных (с ночевками) поездок по Сахалину у меня сложилось две. Одна из них была в Александровск-Сахалинский - первую столицу острова и бывшую столицу северного Сахалина. Съездить туда меня надоумила Люба.
В Александровск-Сахалинский предстояло ехать ночь на поезде до Тымовска, а потом еще полтора часа на автобусе. С билетами на поезд проблем не было никаких. Совершенно спокойно я обрела их на южно-сахалинском железнодорожном вокзале. Не знаю, для каких таких целей (для антитеррористических, что ли?), но до самой подачи на пути нашего локомотива, выход пассажиров на вокзальные платформы был кардинально закрыт. А осмотреть я, наконец-то, собралась японскую узкоколейку, ту самую, которая до сих пор была единственной железной дорогой на Сахалине, и по которой мне предстояло отправляться в путь. Впрочем, когда я все-таки ее осмотрела, она на меня, надо сказать, не произвела абсолютно никакого впечатления: ну, да - была чуть уже обычной, и даже если широко расставить ноги, можно было вполне спокойно, без посадки на шпагат своего бренного тела, постоять немного на рельсах! Но на этом все ее отличия от прочих железных дорог заканчивались. Поезд был тоже вполне обычным. Правда, во всех сахалинских поездах почему-то отсутствовали как класс плацкартные вагоны, вместо которых на выбор предлагались купейные или общие.
Ехала я в купейном и в девять часов следующего утра без приключений прибыла в Тымовск, где обнаружила два «ПАЗика» до Александровска-Сахалинского.
Вокзал в Тымовске. 2004 год.
В один "ПАЗик" сажали людей с билетами, а во втором пассажиров обилечивали на месте. В путь автобусы тронулись одновременно. Прибыли тоже одновременно.
Александровск-Сахалинский располагался на берегу Татарского пролива и в пору, когда японцы захватили у нас южный Сахалин, был столицей северного Сахалина, а за одно самым развитым и крупным городом острова.
До этого, в конце 19 века, он тоже скромностью не отличался и именовался Александровским Постом, на который привозили ссыльных каторжников со всей страны и лишь затем распределяли по всему Сахалину. Но теперь Александровск-Сахалинский был весьма провинциальным городком, разбросанным и даже не очень уютным, в основном с каменными двухэтажными домами и частным сектором, а от его былого столичного величия к лету 2004 года остался только потертый стенд на центральной площади рядом с мэрией, гласившей о городской истории.
Я выбралась из автобуса на городской автостанции. В мои планы входило осмотреть местные музеи, а потом добрести до Татарского пролива (Александровск-Сахалинский располагался не на самом берегу) и насладиться прекрасными видами.
2.
Музеев оказалось аж два: краеведческий и литературный. Краеведческий являл собой обыкновенный деревенский дом с двориком, по которому разгуливал толстый дымчатый кот. Парадная дверь была наглухо закрыта, и я пошла к черному ходу. Тут дверь наоборот была распахнута настежь, а проход закрывала штора-тряпочка.
«Ау! Есть кто живой?»- прокричала я.
«Кто здесь?» - высунулась из-за шторы испуганная бабулька.
Сильно подивившись тому, что я пришла осматривать ее музейные владения, бабулька велела мне идти к парадному входу. Сама же скрылась в музейных дебрях. Через минуту на парадном входе щелкнула задвижка, и дверь открылась.
В музее я обозрела много фотографий старого Александровска-Сахалинского, интерьер комнаты военного времени, документы известных местных жителей и чучела разных животных. Бабушка мне поведала, что эти чучела изготовил их местный чучельник, знаменитый даже за границей, а животных на Сахалине живет около половины разновидностей от всех с территории бывшего СССР. В принципе, значит, не всех загубил.
После Краеведческого я отправилась в музей Литературный. Располагался он в другой части города, неподалеку от берегов Татарского пролива среди домов частного сектора. Музей был посвящен Чехову. Дело в том, что Антон Павлович, решив спутешествовать на Сахалин, оказался нашим человеком. Причину своего желания, похоже, не знал и он сам, но в путь отправился.
В музее я сошла за студентку и за 20 рублей получила предложение послушать экскурсию. Моим экскурсоводом была приятная дама - настоящая энтузиастка, которой, похоже, просто нравилось рассказывать непосвященным о любимом Антоне Павловиче.
В общем, как я уже говорила, что конкретно потянуло Чехова на Сахалин, осталось за кадром, но к путешествию он стал готовиться основательно. Изучил «Фрегат Палладу» Гончарова, «Соколинца» Короленко, накупил всяких полезных вещей и двинулся в дорогу. До острова Чехов добирался по-разному - скакал на лошадях, плыл по рекам на кораблях, даже иногда пешком шел и добрался, наконец. Когда он подошел на корабле к берегам Александровска-Сахалинского, кругом горел лес, и Чехов, будучи человеком трепетным, впал в печаль. Но потом, когда он вышел на пристань, его вдруг окружили каторжники, которые разом поснимали шляпы и поклонились ему в пояс. Тут уж Антон Павлович чуть было не загордился, но вскоре все объяснилось очень просто. По местным законам, каторжники должны были кланяться всем свободным людям, что и делали, а писателя-то они в нем абсолютно не признали.
Устроился Антон Павлович в небольшом домике одного из поселенцев, как раз в том, где сейчас был музей. Поселенцами на Сахалине считались отнюдь не абсолютно свободные люди, прибывшие сюда в меру своих всяческих побуждений. Ими были бывшие каторжники. Когда заканчивался их каторжный срок, они оставались здесь на поселение, чтобы заработать на обратный билет до родимых краев, а за одно вернуть себе все свои звания и регалии, кои теряли, как только попадали на каторгу. В результате поселенцы дома свои обустраивали очень редко, надеясь в глубине души (где-то очень глубоко) поскорее накопить денег и убыть на материк. Поэтому в их домах не складывалось никаких традиций и обычаев, а быт заключался в соблюдении элементарных норм и порядков. Впрочем, кое-какие приспособления для облегчения быта у них все же имелись.
Например, экскурсовод неожиданно вручила мне странную доску, вырезанную с одной стороны волной, и что-то вроде скалки и изрекла: «Это утюг. А теперь догадайтесь, как им пользоваться?». Фантазия моя, надо сказать, тут явно подкачала, и через пять минут умственных усилий я сдалась. Оказалось, на «скалку» предполагалось наматывать требовавший глаженья аксессуар, вместе с ним она клалась на стол, а волнистой доской ее с нажимом катали. Аксессуар действительно успешно гладился. А приспособление называлось рубель.
Что же касается каторжников, то жилось им, в принципе, на мой взгляд, неплохо. Вкалывали они в основном на лесозаготовках, строительстве и в сельском хозяйстве. Зато и получали за это нехилую денежку - аж по 25 копеек в день (это в те времена, когда теленок три рубля стоил). К тому же им полагался месячный паек, состоявший из пяти килограммов мяса, муки на 15 буханок хлеба, крупы и прочих харчей. И это несмотря на ежедневный казенный корм! Ну, плохо ли? Преступлениями, совершенными на каторге, считались только убийства и побеги. За это отличившимся брили по пол-головы, освобождали от всех работ и, наряду с особо опасными преступниками, приковывали к тачкам. С этими тачками они должны были жить всю оставшуюся жизнь - спать, есть, ходить по делам и т.д. Считалось, что от такого бытия они страдали психологически. Ну-ну!
Особенно же недурно жилось каторжным женщинам. Им полагался такой же паек, как и мужчинам, но к работе они не привлекались, жили не в тюрьме, а в обычных домах и свободно перемещались по поселению. Кроме того, их было гораздо меньше мужчин, а именно в 20 раз, поэтому дам там ценили на вес золота! Вот жизнь-то! Замуж, правда, их никто не приглашал, но гражданские браки на каторге были очень распространены, причем из-за своего меньшинства женщины сами выбирали, с кем им жить, потом подписывали бумагу о согласии и дальше занимались только домашним хозяйством. Впрочем, когда «муж» им до смерти надоедал, они были вправе сменить его на другого.
Кстати, в Александровске-Сахалинском отбывала каторгу Сонька Золотая Ручка. Но она и тут отличилась, и была единственной дамой, которую заставили носить кандалы. Когда каторгу на Сахалине закрыли, Сонька уехала во Владивосток, где ее следы полностью утерялись. А в музее в Александровске осталась ее фотография, и, когда разные криминальные авторитеты случайно сюда попадают, то вытягиваются перед ней по стойке «смирно» и отдают честь. О, как!
Впрочем, не всем женщинам на каторге жилось вольготно. Страдали тут, так сказать, честные жены, прибывшие вслед за осужденными мужьями. Паек они не получали и жили на один с мужем. В результате муж постепенно зверел, в конце концов, изрекал: «Иди-ка ты работай!» - и переставал кормить законную супругу. А супруга из-за того, что особой работы для нее на каторге не было, шла… на панель. Вот вам и проза жизни!..
Чехов пробыл на Сахалине несколько месяцев. За это время он осмотрел местные школы и больницы и пришел в ужас. Больницы, по его мнению, в то время отставали на двести лет, школы же, вообще, были в полном упадке. Учебники в них отсутствовали, как вид, а детей учили политзаключенные, потому что только они тут были грамотными. Антон Павлович проявил милосердие - он попросил своего брата прислать на Сахалин школьные учебники, а сам вовсю давал здешним бедным людям в долг, прекрасно понимая, что никогда его не получит обратно. Уже потом, по возвращении домой, вместо денег он получал от благодарных сахалинских бедняков письма: «На Ваши деньги я купил корову, и мои дети теперь сыты!..».
Экскурсия по музею у меня закончилась обменом любезностями с экскурсоводом. Ее рассказ, надо сказать, на меня произвел сильное впечатление - редко, когда встречаются люди, умеющие повествовать так живо. Молодцом! В знак признания я вручила ей очередную фирменную ручку, а она спросила, где, собственно, я собираюсь ночевать? Ночевка в Александровске-Сахалинском в мои планы не входила, и экскурсовод по этому поводу впала в небольшую печаль - по ее мнению, на осмотр города не хватило бы и двух дней, а я, такая-сякая, решила осмотреть его за один!
Расставшись с милой женщиной, я отправилась на берег Татарского пролива. Воплощение этого действа оказалось непростым. Несмотря на то, что Литературный музей находился практически на оном, мне пришлось возвращаться в центр и ехать аж на автобусе, а все из-за того, что дорогу в нужном месте перегородили. На берегу же имелось целых три достопримечательности. Во-первых, в море, у самого берега, стояла природная скальная композиция «Три брата», представлявшая собой рядок из трех похожих друг на друга живописных скал и считавшаяся, ни много, ни мало, визитной карточкой острова, кою я успешно осмотрела.
3.
Во-вторых, чуть поодаль находился мыс Жонкиер с прорубленным сквозь него каторжниками туннелем и древним маяком на вершине. Туннель каторжники прорубали, чтобы сократить путь до какой-то там деревни, вели его навстречу друг другу, но просчитались, и он получился кривым, зато до сих пор сохранял дух того времени. А в-третьих, за Жонкиером в полутора часах ходьбы был 70-метровых водопад, отличавшийся невообразимой красотой.
Когда я прибыла к берегам Татарского пролива, на нем неожиданно оказались шторм и прилив одновременно. Мутные бурные волны накатывались на берег, но ни чуть не мешали немногим отдыхавшим сахалинцам в них радостно плескаться. Зато помешали мне. Берег был крутым и травянистым и отделялся от моря лишь узкой щебенистой полоской, заливаемой волнами. Ближе к Жонкиеру эта полоска вообще пропадала, а скалы грозно спускались в море. В прилив пройти к мысу было невозможно, и я, поняв, что водопада мне уже не увидать при любом раскладе, решила дождаться отлива, попробовать пройти к мысу во время оного и осмотреть туннель, а пока позагорать. Позагорала я, надо сказать, эффективно, а достичь Жонкиера мне так и не удалось - отлив хоть и начался, но шторм при этом не унялся…
4.
Я решила возвращаться в Тымовск. До автобуса оставалось около часа, и я подумала, что вполне успею перекусить. И вот тут-то я вплотную познакомилась с местным «обычаем». Кафе было вполне культурным, в евроремонте, еду готовили долго, но не убийственно, а за обед потребовали всего 90 рублей. Я дала пятьсот и стала ждать сдачу, решив по ее приносу десятку оставить на чаевые. Как бы не так! Вернули ровно 400!..
Деревянная церковь рядом с той кафешкой.
5.
На автостанцию я пришла за десять минут до отправления автобуса. Касса была закрыта, а возле автобуса собралась толпа, как на митинг. Я спросила у бабушек, один ли он пойдет? «Не знаем, - ответили они. - Но все, у кого есть билеты, уедут!». Ага, а те, у кого нет? Подошел второй автобус. Водитель, поняв, что билета у меня нет, а касса все так же закрыта, посоветовал поискать кассиршу среди толпы. Потом, очень удивившись, что я не знаю ее в лицо, он сказал, что «посадит меня сам». Вскоре в первый автобус загрузили часть пассажиров и отправили в путь, а потом очередь дошла и до нашего.
По дороге в Тымовск я убедилась окончательно, что здешние места отличаются особенной оригинальностью поведения некоторых местных жителей. Как-то наш автобус остановился на какой-то остановке и уже собрался отправиться дальше, как вдруг салон огласился воплями всех пассажиров: «Подождите! Подождите! Женщина бежит!». К автобусу действительно на всех парах мчалась женщина. Впрыгнув на последнюю ступеньку, она, едва переведя дыхание, спросила: «А куда этот автобус едет?». «В Тымовск», - ответили ей. «Ох!» - тяжело вздохнула женщина и стала колотить в закрывшуюся дверь только что тронувшегося автобуса. «А вам-то куда?» - спросили у нее ошарашенные пассажиры. «Мне-то? Мне домой!..» - ответила она… :))
Южно-сахалинский поезд прибыл в Тымовск за час до положенного времени. В течение этого самого часа к нему цепляли три дополнительных вагона и внутрь никого не пускали. Пришлось наблюдать чудесную картину под крышей какого-то недостроенного здания из-за начавшего накрапывать дождика. А на следующее утро от Поронайска до Макарова наш поезд долго шел вдоль берега Охотского моря, точнее, той его части, что романтически зовется заливом Терпения. Как раз из-за залива вставало солнце, и его волны были как будто серебряными!..
В одиннадцать часов меня встретил вокзал Южно-Сахалинска.
---------------------------------------------------------------------------------
Мои другие рассказы из путешествия по Дальнему Востоку, Сахалину и Японии:
Невельск. Город-ленинец
Суровое озеро Буссе
Сахалинские деликатесы
Про Сахалин и сахалинцев
День сурка или "Горный воздух"
Водопады Быкова
Озерный край. Тунайча, Изменчивое и другие
Южно-Сахалинск. Столица рыбки-острова
Сахалин с первого взгляда: по пути от Холмска до Южно-Сахалинска
Тот самый Ванинский порт
Комсомольск-на-Амуре. Молодость, поросшая травой, а также о том, как я на бичевозе через Сихотэ-Алинь ехала
Хабаровск. Брат московского брата
Владивосток. Порт интернациональной дружбы
Фотообзор: Рыбка-остров, островитяне и их соседи
В Александровск-Сахалинский предстояло ехать ночь на поезде до Тымовска, а потом еще полтора часа на автобусе. С билетами на поезд проблем не было никаких. Совершенно спокойно я обрела их на южно-сахалинском железнодорожном вокзале. Не знаю, для каких таких целей (для антитеррористических, что ли?), но до самой подачи на пути нашего локомотива, выход пассажиров на вокзальные платформы был кардинально закрыт. А осмотреть я, наконец-то, собралась японскую узкоколейку, ту самую, которая до сих пор была единственной железной дорогой на Сахалине, и по которой мне предстояло отправляться в путь. Впрочем, когда я все-таки ее осмотрела, она на меня, надо сказать, не произвела абсолютно никакого впечатления: ну, да - была чуть уже обычной, и даже если широко расставить ноги, можно было вполне спокойно, без посадки на шпагат своего бренного тела, постоять немного на рельсах! Но на этом все ее отличия от прочих железных дорог заканчивались. Поезд был тоже вполне обычным. Правда, во всех сахалинских поездах почему-то отсутствовали как класс плацкартные вагоны, вместо которых на выбор предлагались купейные или общие.
Ехала я в купейном и в девять часов следующего утра без приключений прибыла в Тымовск, где обнаружила два «ПАЗика» до Александровска-Сахалинского.
Вокзал в Тымовске. 2004 год.
В один "ПАЗик" сажали людей с билетами, а во втором пассажиров обилечивали на месте. В путь автобусы тронулись одновременно. Прибыли тоже одновременно.
Александровск-Сахалинский располагался на берегу Татарского пролива и в пору, когда японцы захватили у нас южный Сахалин, был столицей северного Сахалина, а за одно самым развитым и крупным городом острова.
До этого, в конце 19 века, он тоже скромностью не отличался и именовался Александровским Постом, на который привозили ссыльных каторжников со всей страны и лишь затем распределяли по всему Сахалину. Но теперь Александровск-Сахалинский был весьма провинциальным городком, разбросанным и даже не очень уютным, в основном с каменными двухэтажными домами и частным сектором, а от его былого столичного величия к лету 2004 года остался только потертый стенд на центральной площади рядом с мэрией, гласившей о городской истории.
Я выбралась из автобуса на городской автостанции. В мои планы входило осмотреть местные музеи, а потом добрести до Татарского пролива (Александровск-Сахалинский располагался не на самом берегу) и насладиться прекрасными видами.
2.
Музеев оказалось аж два: краеведческий и литературный. Краеведческий являл собой обыкновенный деревенский дом с двориком, по которому разгуливал толстый дымчатый кот. Парадная дверь была наглухо закрыта, и я пошла к черному ходу. Тут дверь наоборот была распахнута настежь, а проход закрывала штора-тряпочка.
«Ау! Есть кто живой?»- прокричала я.
«Кто здесь?» - высунулась из-за шторы испуганная бабулька.
Сильно подивившись тому, что я пришла осматривать ее музейные владения, бабулька велела мне идти к парадному входу. Сама же скрылась в музейных дебрях. Через минуту на парадном входе щелкнула задвижка, и дверь открылась.
В музее я обозрела много фотографий старого Александровска-Сахалинского, интерьер комнаты военного времени, документы известных местных жителей и чучела разных животных. Бабушка мне поведала, что эти чучела изготовил их местный чучельник, знаменитый даже за границей, а животных на Сахалине живет около половины разновидностей от всех с территории бывшего СССР. В принципе, значит, не всех загубил.
После Краеведческого я отправилась в музей Литературный. Располагался он в другой части города, неподалеку от берегов Татарского пролива среди домов частного сектора. Музей был посвящен Чехову. Дело в том, что Антон Павлович, решив спутешествовать на Сахалин, оказался нашим человеком. Причину своего желания, похоже, не знал и он сам, но в путь отправился.
В музее я сошла за студентку и за 20 рублей получила предложение послушать экскурсию. Моим экскурсоводом была приятная дама - настоящая энтузиастка, которой, похоже, просто нравилось рассказывать непосвященным о любимом Антоне Павловиче.
В общем, как я уже говорила, что конкретно потянуло Чехова на Сахалин, осталось за кадром, но к путешествию он стал готовиться основательно. Изучил «Фрегат Палладу» Гончарова, «Соколинца» Короленко, накупил всяких полезных вещей и двинулся в дорогу. До острова Чехов добирался по-разному - скакал на лошадях, плыл по рекам на кораблях, даже иногда пешком шел и добрался, наконец. Когда он подошел на корабле к берегам Александровска-Сахалинского, кругом горел лес, и Чехов, будучи человеком трепетным, впал в печаль. Но потом, когда он вышел на пристань, его вдруг окружили каторжники, которые разом поснимали шляпы и поклонились ему в пояс. Тут уж Антон Павлович чуть было не загордился, но вскоре все объяснилось очень просто. По местным законам, каторжники должны были кланяться всем свободным людям, что и делали, а писателя-то они в нем абсолютно не признали.
Устроился Антон Павлович в небольшом домике одного из поселенцев, как раз в том, где сейчас был музей. Поселенцами на Сахалине считались отнюдь не абсолютно свободные люди, прибывшие сюда в меру своих всяческих побуждений. Ими были бывшие каторжники. Когда заканчивался их каторжный срок, они оставались здесь на поселение, чтобы заработать на обратный билет до родимых краев, а за одно вернуть себе все свои звания и регалии, кои теряли, как только попадали на каторгу. В результате поселенцы дома свои обустраивали очень редко, надеясь в глубине души (где-то очень глубоко) поскорее накопить денег и убыть на материк. Поэтому в их домах не складывалось никаких традиций и обычаев, а быт заключался в соблюдении элементарных норм и порядков. Впрочем, кое-какие приспособления для облегчения быта у них все же имелись.
Например, экскурсовод неожиданно вручила мне странную доску, вырезанную с одной стороны волной, и что-то вроде скалки и изрекла: «Это утюг. А теперь догадайтесь, как им пользоваться?». Фантазия моя, надо сказать, тут явно подкачала, и через пять минут умственных усилий я сдалась. Оказалось, на «скалку» предполагалось наматывать требовавший глаженья аксессуар, вместе с ним она клалась на стол, а волнистой доской ее с нажимом катали. Аксессуар действительно успешно гладился. А приспособление называлось рубель.
Что же касается каторжников, то жилось им, в принципе, на мой взгляд, неплохо. Вкалывали они в основном на лесозаготовках, строительстве и в сельском хозяйстве. Зато и получали за это нехилую денежку - аж по 25 копеек в день (это в те времена, когда теленок три рубля стоил). К тому же им полагался месячный паек, состоявший из пяти килограммов мяса, муки на 15 буханок хлеба, крупы и прочих харчей. И это несмотря на ежедневный казенный корм! Ну, плохо ли? Преступлениями, совершенными на каторге, считались только убийства и побеги. За это отличившимся брили по пол-головы, освобождали от всех работ и, наряду с особо опасными преступниками, приковывали к тачкам. С этими тачками они должны были жить всю оставшуюся жизнь - спать, есть, ходить по делам и т.д. Считалось, что от такого бытия они страдали психологически. Ну-ну!
Особенно же недурно жилось каторжным женщинам. Им полагался такой же паек, как и мужчинам, но к работе они не привлекались, жили не в тюрьме, а в обычных домах и свободно перемещались по поселению. Кроме того, их было гораздо меньше мужчин, а именно в 20 раз, поэтому дам там ценили на вес золота! Вот жизнь-то! Замуж, правда, их никто не приглашал, но гражданские браки на каторге были очень распространены, причем из-за своего меньшинства женщины сами выбирали, с кем им жить, потом подписывали бумагу о согласии и дальше занимались только домашним хозяйством. Впрочем, когда «муж» им до смерти надоедал, они были вправе сменить его на другого.
Кстати, в Александровске-Сахалинском отбывала каторгу Сонька Золотая Ручка. Но она и тут отличилась, и была единственной дамой, которую заставили носить кандалы. Когда каторгу на Сахалине закрыли, Сонька уехала во Владивосток, где ее следы полностью утерялись. А в музее в Александровске осталась ее фотография, и, когда разные криминальные авторитеты случайно сюда попадают, то вытягиваются перед ней по стойке «смирно» и отдают честь. О, как!
Впрочем, не всем женщинам на каторге жилось вольготно. Страдали тут, так сказать, честные жены, прибывшие вслед за осужденными мужьями. Паек они не получали и жили на один с мужем. В результате муж постепенно зверел, в конце концов, изрекал: «Иди-ка ты работай!» - и переставал кормить законную супругу. А супруга из-за того, что особой работы для нее на каторге не было, шла… на панель. Вот вам и проза жизни!..
Чехов пробыл на Сахалине несколько месяцев. За это время он осмотрел местные школы и больницы и пришел в ужас. Больницы, по его мнению, в то время отставали на двести лет, школы же, вообще, были в полном упадке. Учебники в них отсутствовали, как вид, а детей учили политзаключенные, потому что только они тут были грамотными. Антон Павлович проявил милосердие - он попросил своего брата прислать на Сахалин школьные учебники, а сам вовсю давал здешним бедным людям в долг, прекрасно понимая, что никогда его не получит обратно. Уже потом, по возвращении домой, вместо денег он получал от благодарных сахалинских бедняков письма: «На Ваши деньги я купил корову, и мои дети теперь сыты!..».
Экскурсия по музею у меня закончилась обменом любезностями с экскурсоводом. Ее рассказ, надо сказать, на меня произвел сильное впечатление - редко, когда встречаются люди, умеющие повествовать так живо. Молодцом! В знак признания я вручила ей очередную фирменную ручку, а она спросила, где, собственно, я собираюсь ночевать? Ночевка в Александровске-Сахалинском в мои планы не входила, и экскурсовод по этому поводу впала в небольшую печаль - по ее мнению, на осмотр города не хватило бы и двух дней, а я, такая-сякая, решила осмотреть его за один!
Расставшись с милой женщиной, я отправилась на берег Татарского пролива. Воплощение этого действа оказалось непростым. Несмотря на то, что Литературный музей находился практически на оном, мне пришлось возвращаться в центр и ехать аж на автобусе, а все из-за того, что дорогу в нужном месте перегородили. На берегу же имелось целых три достопримечательности. Во-первых, в море, у самого берега, стояла природная скальная композиция «Три брата», представлявшая собой рядок из трех похожих друг на друга живописных скал и считавшаяся, ни много, ни мало, визитной карточкой острова, кою я успешно осмотрела.
3.
Во-вторых, чуть поодаль находился мыс Жонкиер с прорубленным сквозь него каторжниками туннелем и древним маяком на вершине. Туннель каторжники прорубали, чтобы сократить путь до какой-то там деревни, вели его навстречу друг другу, но просчитались, и он получился кривым, зато до сих пор сохранял дух того времени. А в-третьих, за Жонкиером в полутора часах ходьбы был 70-метровых водопад, отличавшийся невообразимой красотой.
Когда я прибыла к берегам Татарского пролива, на нем неожиданно оказались шторм и прилив одновременно. Мутные бурные волны накатывались на берег, но ни чуть не мешали немногим отдыхавшим сахалинцам в них радостно плескаться. Зато помешали мне. Берег был крутым и травянистым и отделялся от моря лишь узкой щебенистой полоской, заливаемой волнами. Ближе к Жонкиеру эта полоска вообще пропадала, а скалы грозно спускались в море. В прилив пройти к мысу было невозможно, и я, поняв, что водопада мне уже не увидать при любом раскладе, решила дождаться отлива, попробовать пройти к мысу во время оного и осмотреть туннель, а пока позагорать. Позагорала я, надо сказать, эффективно, а достичь Жонкиера мне так и не удалось - отлив хоть и начался, но шторм при этом не унялся…
4.
Я решила возвращаться в Тымовск. До автобуса оставалось около часа, и я подумала, что вполне успею перекусить. И вот тут-то я вплотную познакомилась с местным «обычаем». Кафе было вполне культурным, в евроремонте, еду готовили долго, но не убийственно, а за обед потребовали всего 90 рублей. Я дала пятьсот и стала ждать сдачу, решив по ее приносу десятку оставить на чаевые. Как бы не так! Вернули ровно 400!..
Деревянная церковь рядом с той кафешкой.
5.
На автостанцию я пришла за десять минут до отправления автобуса. Касса была закрыта, а возле автобуса собралась толпа, как на митинг. Я спросила у бабушек, один ли он пойдет? «Не знаем, - ответили они. - Но все, у кого есть билеты, уедут!». Ага, а те, у кого нет? Подошел второй автобус. Водитель, поняв, что билета у меня нет, а касса все так же закрыта, посоветовал поискать кассиршу среди толпы. Потом, очень удивившись, что я не знаю ее в лицо, он сказал, что «посадит меня сам». Вскоре в первый автобус загрузили часть пассажиров и отправили в путь, а потом очередь дошла и до нашего.
По дороге в Тымовск я убедилась окончательно, что здешние места отличаются особенной оригинальностью поведения некоторых местных жителей. Как-то наш автобус остановился на какой-то остановке и уже собрался отправиться дальше, как вдруг салон огласился воплями всех пассажиров: «Подождите! Подождите! Женщина бежит!». К автобусу действительно на всех парах мчалась женщина. Впрыгнув на последнюю ступеньку, она, едва переведя дыхание, спросила: «А куда этот автобус едет?». «В Тымовск», - ответили ей. «Ох!» - тяжело вздохнула женщина и стала колотить в закрывшуюся дверь только что тронувшегося автобуса. «А вам-то куда?» - спросили у нее ошарашенные пассажиры. «Мне-то? Мне домой!..» - ответила она… :))
Южно-сахалинский поезд прибыл в Тымовск за час до положенного времени. В течение этого самого часа к нему цепляли три дополнительных вагона и внутрь никого не пускали. Пришлось наблюдать чудесную картину под крышей какого-то недостроенного здания из-за начавшего накрапывать дождика. А на следующее утро от Поронайска до Макарова наш поезд долго шел вдоль берега Охотского моря, точнее, той его части, что романтически зовется заливом Терпения. Как раз из-за залива вставало солнце, и его волны были как будто серебряными!..
В одиннадцать часов меня встретил вокзал Южно-Сахалинска.
---------------------------------------------------------------------------------
Мои другие рассказы из путешествия по Дальнему Востоку, Сахалину и Японии:
Невельск. Город-ленинец
Суровое озеро Буссе
Сахалинские деликатесы
Про Сахалин и сахалинцев
День сурка или "Горный воздух"
Водопады Быкова
Озерный край. Тунайча, Изменчивое и другие
Южно-Сахалинск. Столица рыбки-острова
Сахалин с первого взгляда: по пути от Холмска до Южно-Сахалинска
Тот самый Ванинский порт
Комсомольск-на-Амуре. Молодость, поросшая травой, а также о том, как я на бичевозе через Сихотэ-Алинь ехала
Хабаровск. Брат московского брата
Владивосток. Порт интернациональной дружбы
Фотообзор: Рыбка-остров, островитяне и их соседи