(no subject)
Окна холла выходят прямо на морг. Угрюмое низкое здание со слепыми маленькими окнами выглядит гнилым зубом на фоне окружающих светлых многоэтажных корпусов клиники. По утрам от дверей морга отъезжают траурные черные и белые микроавтобусы, а под высокими тополями кучкуются курящие родственники. Надо сказать, микроавтобусов уезжает немного для девяти корпусов, и это внушает надежду.
Уже неделю как нас перевели в двухместную палату, тут тесновато и душно, возле окна лежит девятнадцатилетний мальчишка с целым букетом - астма, язва, лейкоз. В принципе, мы его догоняем семимильными шагами: Цитозар дал туеву хучу осложнений, вплоть до грибковой инфекции внутренних органов. Прикроватная тумбочка вся заставлена бутылочками с растворами, коробками таблеток, тюбиками мазей, сверху висят гроздьями капельницы - альбумин, калий, антибиотики, и - самое страшное - в черном пакете противогрибковый препарат, невероятно тяжелый. От него Женьку то колотит в диком ознобе, и взлетает бешеная температура, то неудержимо рвет. По утрам и ближе к вечеру прибегает маленькая и злая как такса врач с труднопроизносимым ИО - Юлия Александровна. За глаза больные зовут ее Юля, она врач от Бога, трудоголик и пахарь, но лишний раз спросить ее о чем-то - это значит получить очередной резкий и быстрый выговор.
Из нашей бывшей палаты выписали мальчишку с ПНГ - пароксизмальной ночной гемоглобинурией. Говоря по-русски, внезапно по ночам человек начинает просыпаться в проливном поту и с тяжелой головой. А потом обнаруживается, что ночные приступы начисто убивают эритроциты в крови. Болеет один на сто тысяч, лечится эта дрянь пересадкой костного мозга, а у Тимура - только 20% положительного исхода по прогнозу. Через суд он добился назначения редчайшего препарата Солирис. Каждые 12 дней вливается доза, каждая доза стоит 2 миллиона 140 тысяч рублей. Хотела я посчитать, сколько стоит год его жизни, но что-то поленилась. Такие цифры я не умею считать в уме.
Лето проходит, а нам только виден кусочек неба сквозь полосы жалюзи.
Впрочем, я отдала бы не одно лето в обмен на Женькину жизнь, лишь бы Господь согласился на такой неравноценный бартер.