Моя Луганда-3. Под огнём
Весенние расстрел жителей Мариуполя, сожжение несогласных в Одессе и даже первый НУРС, выпущенный украинским самолётом по Луганскому ОДА - всё это было довольно стыдливо, ещё с оглядкой на какую-то мораль или вероятность возмездия. Но летом хунта перешла все возможные границы зла, увлекая за собой население Украины, зомбированное пропагандой. Теперь жители Донбасса, даже женщины, старики и дети, были для остальной Украины - недочеловеками, подлежащими уничтожению. Потому что проклятые «сепары», не желающие предавать своих дедов-ветеранов, любить Бандеру, стремиться в ЕС, скакать на Майдане и глядящие в сторону России, были, по их мнению, виновны во всех их бедах. И армия хунты обратилась к полноценному геноциду, верно решив, что с этим лучше всего справятся артиллерия и авиация.
Страшно, когда бьют гаубицы, самоходки или миномёты. Они долбили по Луганску со всех сторон - с аэропорта, Металлиста, со Станицы Луганской. Украинские артиллеристы обычно давали по 2 «концерта» - днём и ночью. А время между «выступлениями солистов» заполняли укровские диверсионные группы (ДГ) с миномётом, которые разъезжали по городу под видом гражданского транспорта.
Если днём ты слышишь свист, потом трясётся земля, потом все, кто в казарме, бегут в бомбоубежище, дежурные на блокпосту прячутся в окоп или за мешки с песком. Если ночью - лучше спать в форме и в обуви, пусть невыносимо жарко... слышишь свист, хватаешь автомат и падаешь за несущую стену в коридоре. Понимаешь, что гипсокартонные стены не спасут, здание дрожит, как при землетрясении, остатки стёкол вылетают, «мама, мамочка, спаси!» И так изо дня в день. Страх, стресс быстро становятся привычны. Со временем те, кто долго бывает на позициях и приезжают на отдых в казарму, так устают под огнём в окопах, что даже не просыпаются под ночными обстрелами. Но некоторые сходят с ума.
«Они разные бывают эти снаряды», - шепчет Виталик, ополченец с мужественным лицом. - «Бывают простые фуг`асные... бывает кассетами ложатся... фосфорные такие красивые, как белые одуванчики...» - его губы трясутся - «... ещё шарики такие бывают - эти самые страшные... не мог`у больше в пехоте, крыша едет... я лучше в танкисты пойду». - «Но разве танкистом не страшно?» - шепчу ему. - «Страшно, но тут хоть ты сам их достать можешь...»
Дежурим ночью на крыше уже другой высотки с двумя снайперами - засекаем ДГ, через нас летят шипящие мины. Ёпт! Ох! Бухаются во дворе, срезая ветви деревьев. Отдыхаем на 9-ом этаже в пустующей квартире с красивым евроремонтом- опять мины, дом содрогается, меня швыряет на стену, у снайпера Риса волосы в штукатурке. Мальчик-сосед прибегает: «А у нас стеклопакеты вышибло!» … в казарме переполох: «.. взводного с замом убило, тока с позиций вернулись, в магазин пошли, неправильно залегли под мину... парни, Бора зови, это его отец погиб... ещё пару человек, машину и ящик, складывать, там ещё раненые гражданские».
Здание онкобольницы, где размещался штаб батальона и наши артиллеристы, массивное, как средневековый замок, - четыре прямых попадания и воронки вокруг. «Морячок, ты чё такой дёрганный?», - выходя из штаба, замечаю своего приятеля, добровольца из Кронштадта. - «Э-э-ээ, пааад миной толькаа что был... паавезло, в «мёртвую зону» попааал, не зацепило, токаа контузия, а девушка рядом шла, паа другую сторону мины легла, разорвало её...».
Но по общему мнению самое страшное - это самолёты. «Через несколько домов от нашег`о, в частном секторе, дом батюшки (он ещё вместе с нами у ОДА стоял «живым щитом»), видим, - с самолёта спустилась бомба на парашюте, зависла, потом рванула и сразу четырёх домов не стало! Большая воронка только. Четыре семьи пог`ибло, в одной - маленькие дети! И батюшка с женой! Он такой хороший был, мы так плакали по нему и по деткам тем!... даже не хоронили, не осталось ничог`о от них», - говорит, шмыгая носом, Лидия Андреевна, пожилая женщина - коммунист, которая здесь занимается гуманитаркой...
Украинские самолёты бомбили и пугали луганчан до августа, пока командование «украрми» не осознало глупость потерь своих стервятников под выстрелами «Игл» ополченцев. Эти портативные трубочки с самонаводящимися ракетами - оружие крайне эффективное. Когда объявлялась воздушная тревога мы поначалу неслись в бомбоубежище, потом, устав бегать туда-сюда, просто усаживались на ящики из-под снарядов у стены казармы наблюдать за разворачивающимся зрелищем.
Это была дуэль человека и самолёта. На плац выходил ополченец с «Иглой», а стервятник нарезал большие круги над казармой. Чтобы точно попасть в цель, самолёту надо спуститься хотя бы на 2 километра, но «Игла» способна поразить его уже на расстоянии 2,5 км. И лётчик это прекрасно знает и, возможно, видит в свой прицел подозрительно одинокую фигуру-точку, и, конечно, догадывается, что в руках у человека отнюдь не пряник. И здесь уже играет роль смелость оператора «Иглы», не подведёт ли снаряд, не задрожат ли руки, выдержат ли нервы страшный, несущийся прямо на тебя штурмовик. Но если лётчик окажется смелее, а оператор дрогнет, побежит прятаться, или ракета «Иглы» не сработает, то шансов выжить у нас мало - кассеты разнесут казарму в пыль. Видно было, как напряжён оператор, как пот крупными каплями стекает по его затылку, как быстро намокает его майка, он справился со своим страхом и теперь только боится потерять силуэт самолёта в перекрестье своей «Иглы». От этого парня зависят несколько десятков наших жизней. Лётчик не выдержал, отвернул. Уф, пронесло! «Отбой «Воздух!»...